На подступах к театру–обозрению

I

…Футуристический уклон театральный не нашел себе яркого выражения, разве только в мюзик–холлах. Эта форма театра, которая стала рядом с застывшими формами театра, склоняется к дадаизму * самым естественным образом. Вся эта эскапада, перемежающиеся блестки, сейчас фокусник, потом скетч, потом певица, потом оратор, который говорит речь в пользу определенного кандидата в парламент, и все в чрезвычайно быстрометном виде, все это естественно отвечало на потребности.

<…> Если есть театр внешнего действия и внешнего мастерства, то в мюзик–холлах он выразился в высочайшей степени, так как там выступают настоящие акробаты, там все рассчитано на полное торжество неореализма, потому что он не представляет, что на голове стоит, а стоит на голове положительным образом…

* Дадаизм (от франц. «dada», в переносном смысле — бессвязный детский лепет) — модернистское направление западноевропейского искусства, возникшее в годы первой мировой войны и утверждавшее алогизм как основу творчества (ред.).

1921 г.

II

…Спектакль Мейерхольда «Мистерия–буфф» Маяковского, конечно, шаг вперед. Я продолжаю утверждать и уверен, что это в конце концов будет всеми признано, что «Мистерия–буфф» Маяковского прекрасная буффонада — первый опыт и прообраз настоящей театральной революционной сатиры. И Мейерхольд во многом превосходно уловил и выразил ее дух ¹

<…> В чем заключается устремление Мейерхольда в настоящее время? В приближении театра к цирку, к мюзик–холлу.² Пусть, говорит он, театр будет веселым зрелищем, пусть наполнится гаерами, гимнастами, красками, звоном, весельем, мастерством, непринужденностью и т. д. и т. п. Конечно, этот мейерхольдовский театр, который я от всей души приветствую, не надо будет называть театром, его можно звать как угодно. Я предполагаю, когда мы осуществим его, первое подобное учреждение назвать «мейерхольдией». Это будет нечто замечательно веселое, милое, куда можно будет пойти отдохнуть душой, это будет выражение американизма, от которого мы вовсе не думаем чураться, как от дьявола, которому мы охотно отдадим свое (как не будем, несомненно, прогонять и милого чертенка оперетку), но театра, конечно, заменить все это нам не в состоянии.

1922 г.

III

…[Одна из возможностей для театра] пойти по пути кино и мюзик–холла, которые ведь тоже могут быть содержательны, но которым чужд сколько–нибудь углубленный психологизм, сколько–нибудь стройное выражение мысли как таковой. Здесь на первом плане остается зрелище, трюк, но то и другое легко может приобрести характер плаката карикатурного или рекламного.

В таком виде, как я уже много раз говорил, театр этот может оказаться полезным: будучи крайне общедоступным (к сожалению, иногда до вульгарности), он легко захватывает толпу, притом в толпе этой смешиваются жаждущие легкого развлечения порождения нэпа и превосходный, жизнерадостный, полупролетарский и пролетарский молодняк, пока еще во многих своих элементах малокультурный.

Все это может доставить американизированному театру даже весьма шумный успех, обеспечив за ним не только его законное место, которого я отнюдь не оспариваю, но чуть ли не место руководящего театра.

Но это не может продлиться очень долго. Революция создает столько глубочайших проблем, столько захватывающих ситуаций, она так властно требует раскрытия новой психологии и глубокой художественно–философски–комментирующей мысли, что умный театр, театр горячего чувства и тонкой остро разящей иронии, должен обязательно в самом близком будущем найти свое законное место.

1924 г.

IV

…Там, где театр является попросту зрелищем или развлечением, он, несомненно, должен быть признан устарелым. Здесь спектакль опереточного, мюзик–холльного, циркового порядка попросту убьет его. Конечно, и в этой сфере (экран, эстрада, арена) возможны величайшие достижения в смысле революционного искусства…

1924 г.

V

…Повеселить — это хорошо, но ведь не только веселые дома могут быть допущены в Республике. Ясно, что театр не может быть постоянно таким веселым домом. Хорошо еще, если такой веселый дом в руках коммуниста Мейерхольда — он это прекрасно понял и поставил себе целью сделать из своего театра коммунистическое учреждение. Мейерхольд мог бы это делать, только насытив отдельные моменты эмоциональным содержанием, используя пьесу только как нить, на которую нанизаны отдельные трюки, трюки пропагандистские, то есть не просто какой–нибудь трагический или комический момент, а врезающий свою стрелу в нашего врага. Достиг ли уже тов. Мейерхольд в этом отношении того, что он наметил? К сожалению, я не видал «Д. Е.».³ Можно ли достичь на этом пути больших результатов? Можно. Заслуживает ли Мейерхольд в этом своем искании, с тех пор как он стал говорить, что содержание должно быть поставлено на высокое место, должного внимания? О «Д. Е.» говорят: все то, что от Мейерхольда, — превосходно, то, что от автора, слабовато. Пьеса не получила настоящей революционной заостренности. Это не вина Мейерхольда. Тут нужно, чтоб он нашел себе драматурга, который, не заботясь о пьесе, смог бы давать обозрение–ревю, которое бесконечно превосходило бы то, что делается в этом отношении в Европе. Тов. Мейерхольд упирается неизбежно не в театр сатиры даже, а именно в театр–обозрение. Аристофановскую комедию, где важен не сюжет, а отдельные блестящие плакаты, слова, пение, всевозможного рода трюки, где суть во всем том, чем театр может быть богат и чем еще может обогатиться. Вот то направление, которым идет этот театр. Я очень часто протестовал против этого театра, поскольку он старался противопоставить себя старому театру, ибо он, по существу, есть, конечно, порождение буржуазного города и в Европе им пользуются для отравления масс. Но из этого не следует, что мы не можем им пользоваться для наших целей. Напротив, нам такое оружие в высокой степени нужно. Уже имеются и другие эскизы такого рода театра — это нарождающийся Театр сатиры. Но Мейерхольд может добиться гораздо большего. И надо от души пожелать ему, чтобы он поскорее нашел соответствующего драматурга или целую группу поэтов и музыкантов. Такая группа поэтов и музыкантов может работать над таким обозрением, выбрасывающим козырные, бьющие в голову номера, которые переходили бы из глубоко комических в глубоко драматические. Для этого, конечно, нужна большая виртуозность. И я скажу, что нам нужен театр умный; и те формы виртуозные, которые нашел Мейерхольд и которые он постепенно находит, приобретут настоящую силу только тогда, когда будет на сцене умное содержание <…>

1924 г.

VI

…Когда Всеволод Эмильевич Мейерхольд в своих блужданиях в начале революции заявил, что сила театра в приближении к кино, к мюзик–холлу, цирку, что это есть место чистого развлечения, что такова пролетарская точка зрения, что самое большее, чего можно требовать от театра, — чтобы он вложил в эти развлекательные формы плакатно–лозунговый элемент, — он вступил на почву, где цирк, мюзик–холл и кино, нисколько не меньше способные на плакатно–лозунговые элементы, неминуемо должны были разбить театр и не оставить на нем камня на камне. Но поскольку мы теперь все как будто знаем, что сила театра в единственно только ему присущем объединении эмоциональной выразительности коллективного искусства и интеллектуального начала, поскольку мы теперь знаем, что театр есть великий объединитель зрелища и слова и что в этом его мощь и очарование, постольку мы говорим: нашему театру не опасна конкуренция кино, мюзик–холла и цирка. Да здравствует расцвет у нас и кино, и мюзик–холла, и цирка, и пусть они смело вступают на путь включения лозунгового начала в свои пределы, пусть кино идет дальше так славно начатым путем своих великих завоеваний. Театру это будет не страшно, никто (в том числе и говорящее кино, если оно утвердится) не сможет конкурировать с театром в этой исключительной области зрелища, пронизанной словом и обнимающей слово.

1927 г.