Государственное кинематографическое дело в России имеет перед собой совершенно особые задачи. Дело идет не просто о национализации производства, распределении фильм и непосредственном заведовании кинотеатрами. Дело идет о создании совершенно нового духа в этой отрасли искусства и просвещения.
При нынешнем оскудении российского хозяйства мы не можем рассчитывать на возможность, конкурируя с заграничными фирмами или заменяя русские частные фильмы, давать ленты чисто художественного, литературного и даже объективно–научного характера. Подобный материал мы, может быть, в конце концов и заимствуем из уже сделанного и из вновь производимого в других местах; если сейчас торговля является в значительной степени стесненной, то стеснение это, конечно, не вечно.
Мы должны делать то, чего никто другой сделать не сможет и не захочет. Мы должны помнить, что социалистическое государство должно придать социалистический дух и кинозрелищам.
Совершенно бесспорным является здесь возможно более богатая съемка хроники, и я не стану тратить об этом слов.
Далее, главная задача кинематографа в его научной и в его художественной отрасли заключается пропаганде.
Вообще говоря, всякое искусство, как это указал еще Толстой, является прежде всего способом заражать чувствами художника массы. Просвещение в широком смысле этого слова заключается в распространении идей среди чуждых пока им умов. Кинематограф может сделать и то и другое с значительной силой: он является, с одной стороны, наглядным вызовом при распространении идей, с другой стороны, путем внесения в него черт изящного, поэтического, патетического и т. д., способен затрагивать чувства и является, таким образом, аппаратом агитации. На эти стороны и надо обратить прежде всего внимание. Если где–нибудь глупая боязнь перед тенденциозностью является наиболее нелепой, то именно в области кинематографии. Вообще говоря, тенденция вредит только в том случае, если она мелка; великая тенденция какой–нибудь религиозной идеи или приближающейся к ней широкой социалистической идеи способна только поднимать произведения искусства, и недаром плакал Чехов о том, что современное искусство лишено бога и что никакой талант художника и внешнее мастерство не может даже отдаленно заменить присутствие животворящей идеи.
Коммунистическое государство имеет такую животворящую идею, и при сколько–нибудь внимательном и опытном ведении дела эта идея в высшей степени легко может быть облечена в соответственные художественные одежды.
Далее, на первый план, как мне кажется, должна быть поставлена культурно–историческая картина. Нельзя представить себе более богатого источника для кинематографа, чем культурная история человечества вообще. Это в буквальном смысле слова неисчерпаемый родник, и стоит только прикоснуться к нему, начиная с жизни допотопного человека, чтобы положительно голова кругом пошла от богатства картин, в высшей степени способных быть осуществленными через кино.
Нам, однако, не следует увлекаться всей этой полнотой исторического быта, а остановиться лишь на тех моментах, которые могут иметь агитационно–пропагандистское значение. Следует дать историю возникновения и развития государства так, чтобы основные коммунистические идеи о преступности и в то же время необходимости каждого государства, о перерастании человека, отдельных его форм, о своеобразной форме государства — диктатуре бедноты или пролетариата — становились ясными каждому зрителю.
Не менее важной является история церкви, включая сюда изображение культов — самых жестоких и бессмысленных, а затем всех злоупотреблений христианской церкви, с тем, однако, чтобы определенно отмечались с исторической объективностью и ее демократические, положительные стороны. Очень нетрудно, отдав все должное положительным и идеальным сторонам христианства, показать, как они систематически фальсифицировались находящимися на службе государства и богатых классов духовными особами.
История политических конфликтов, в особенности история Великой французской революции, и всякого рода крупные события, недавно прошедшая наша революционная история, начиная с декабристов вплоть до Октябрьской революции 1917 года, опять–таки должны быть разработаны со всей тщательностью.
Нисколько не отрицая огромной важности более широкого охвата тем, рисующих, например, историю науки (тема необыкновенно богатая), включая сюда историю открытий изобретений или историю высшей культуры быта, я думаю, что при ограниченности средств и времени мы должны не слишком расплываться и среди двух картин приблизительно одинаковой значительности и ценности выполнить обязательно ту, которая живее может говорить уму и сердцу с точки зрения революционной пропаганды.
1919 г.
