Как не надо лечить кино

В газете «Правда» появился большой фельетон тов. Львова, посвященный вопросам Госкино. Это даже не фельетон, а целое разлитие желчи! Автор находится в состоянии крайней запальчивости, что и лишает его статью объективной ценности.

Если бы подобный трактатец появился не на страницах органа с таким огромным влиянием, как «Правда», то я, конечно, не стал бы на него и обращать внимание. Но все, что появляется в «Правде», тем самым приобретает большое общественное значение и не может остаться без ответа, если вызывает серьезные возражения.

Я установил в моем фельетоне¹ следующие два простейшие факта: в последнее время стали в деловом порядке обращать внимание на кино, и в частности на Госкино. До сих пор партия не давала нам людей для руководства этим делом, а государство не отпускало нам ровно никаких средств. Я утверждал также простую истину, что без людей и без денег никакое дело идти не может.

Эту–то простую истину и решил оспорить тов. Львов.

Основной его тезис такой: дело можно вести и без людей и без денег, или, вернее, то и другое найдется, если само Госкино будет в надлежащем «деловом месте», по–видимому, в ВСНХ.

Почему же считает тов. Львов невозможной правильную постановку дела в Наркомпросе? Во–первых, потому, что Наркомпрос вообще не деловое место. Это утверждение в партийном органе читать в высшей степени странно. Нелепые справочки о том, что в Наркомпросе царит атмосфера жажды субсидий, государственной поддержки, чуть не благотворительности и т. д., свидетельствуют, что тов. Львов и не нюхал воздуха Наркомпроса и что у него в высшей степени странное представление о Советской власти и об ее важнейших аппаратах. Неужели допустимо, чтобы РКП смогла в целом огромном ведомстве, которому поручено все дело народного образования, от элементарной школы до университетов, ученых обществ, академий и т. д., дозволить внедриться какому–то неделовому духу? Если бы это было так, если бы это огромной важности дело, которое никто никогда не баловал субсидиями, велось в таком духе, что всякое предприятие, порученное Наркомпросу a pripri, было бы осуждено на застой, то партия давно должна была бы проветрить это ведомство и дать туда других людей; ибо было бы стыдно для социалистической республики смотреть на все дело народного просвещения, как на какую–то богадельню.

Но, кроме того, мы имеем обратное доказательство вздорности утверждений тов. Львова. У нас существует громадное предприятие, значительно большее, чем все современные русские кинопредприятия, вместе взятые, а именно Госиздат²

Как известно, долгое время Госиздат был, если можно так сказать, пятном на Наркомпросе. Неумолчно я и мои товарищи по коллегии требовали того же самого: людей и денег! Наконец добились. Во главе дела поставлен был тов. Шмидт, и ему даны были некоторые оборотные капиталы. Тогда Госиздат, оставшийся в Наркомпросе, превратился тем не менее в самое большое издательство на земном шаре и перестал навлекать на себя с деловой точки зрения какие–либо нарекания. Совнарком СССР постановил пригласить тов. Шмидта в недавно организованную им комиссию по делам кино³ именно как человека, доказавшего свое уменье строить культурно–коммерческие предприятия.

Имеется и еще одно доказательство от противного. Тов. Львов в своей общей принципиальной постановке вопроса полагает, по–видимому, что промышленность наша обходится без всякой государственной поддержки, с одной инициативой, и что поэтому люди, руководящие ею, немедленно сделают доходным и кино без всякой денежной поддержки.

Тов. Львов очень усердно ссылается на тов. Троцкого, цитирует всякие доклады по промышленности и забывает один факт, констатированный и Лениным… что вся наша промышленность без исключения¹ не только бездоходна, но и убыточна.

1Это положение неверно для теперешнего времени(прим. ред. «Известий»).

Со свойственной ему яркостью констатировал это Владимир Ильич, сказавший, что промышленность наша пока питается за счет государства, т. е. за счет крестьянского хозяйства в конечном итоге.

Вот если бы тов. Львов вовремя вспомнил, что вся промышленность сейчас существует и постепенно выздоравливает лишь при постоянной помощи государства, да и при широком банковском кредите, то он, может быть, немножко постыдился бы вместо ясной постановки вопроса о лечении кино подставлять этот обывательский тезис «перенести кино из одного ведомства в другое, и все будет хорошо».

Всем ясно, почему до сих пор не было денег для кино.

Государство бедно, и лишь сейчас постепенно приходит в такое состояние, когда можно хоть подумать об этих в культурном отношении очень важных, но в общегосударственном масштабе второстепенных проблемах. Что касается банковского кредита, то, разумеется, банки жмутся и еще будут жаться, ибо они охотно дают кредит предприятиям на ходу, но не могут иметь доверия к делу, которое еще не сдвинулось с места. Мы надеемся победить эти предприятия и в том или другом виде получить государственную поддержку, что и поручено в настоящее время обследовать особой комиссии, о которой я упоминал выше.

Дело, однако, не только в деньгах, но и в людях. Тов. Львов полагает, что мы сами отталкивали от себя людей. Не знаю!

Когда я говорю о людях, то разумею руководящий персонал, основную головку во главе госпредприятий, которая состояла бы из авторитетных и умелых хозяйственников–коммунистов. Мы не видели таких. В первый раз, именно теперь, мы получили человека более или менее подходящего, и я от души желаю, чтобы он оказался на своем месте⁴ и ему поменьше мешали в этот момент разные советчики.

Первая часть фельетона т. Львова занята тем, что он сам назвал бы самохвальством, т. е. саморекомендацией. Вся статья вообще имеет, к сожалению, характер выступления персональной кандидатуры, как старого кинематографиста, который, изволите видеть, в деловой постановке с одной инициативой способен развить дело без денег.

Я уже и прежде знал имя тов. Львова по разным статьям, всегда унизительным для Госкино. Еще при тов. Либермане я спросил последнего: «Кто такой Львов?» На что получил ответ: «Этот товарищ оказался непригодным для Госкино, и мне пришлось с ним расстаться». Весьма возможно, что тов. Либерман совершил крупнейшую ошибку тем, что он отверг камень, который должен был лечь в основу угла. Но рассуждения, которые теперь в негодовании своем к неумению Наркомпроса пользоваться подходящими людьми излагает т. Львов, заставляет меня думать, что ошибка тов. Либермана не так велика. Утверждать…, что Госкино — прежде всего индустрия, несколько зазорно человеку, рекомендующему себя в качестве «научного кинематографиста». Мне кажется пустым занятием перечислять сейчас доводы, которые заставляют настаивать на роли кино в первую голову как культурного и просветительного дела.

Не менее странно размышление автора фельетона насчет капиталов Госкино: тут и скептицизм по поводу того, действительно ли его основной капитал достигает 3½ миллионов золотом, тут и заявления, что с этим капиталом ничего не сделаешь, и т. д. и т. д.

А. В. Луначарский, В. В. Маяковский и Д. И. Лещенко выходят из здания Киноотдела Наркомпроса, 1918 г.

А на самом деле, что знает не только каждый кинематографист, но и просто деловой человек, это то, что в Госкино осталось большое количество всякого рода материалов, лент, диапозитивов, которые невозможно пустить в ход только за отсутствием оборотного капитала. Дело в высшей степени простое, которого никакими уловками нельзя изменить.

Совсем уже странно то, что пишет запальчивый научный кинематографист о «Русфильме»⁵ Тут я прямо хотел бы поставить вопрос: знает он дело, о котором говорит, или не знает? Если знает, то как берет на себя смелость извращать факты? Если не знает, то почему пишет о незнакомых ему вещах? По мнению автора, «Русфильм» есть частное общество, а между тем «Русфильм» не частное общество, а государственное смешанное общество с преобладанием государственных элементов. Правда, капиталисты вносят кроме обязательства найти многомиллионный кредит полумиллионный капитал, а государство фактически ничего не вносит, но зато из этого полумиллионного капитала 60 проц. переходят немедленно полностью в собственность государства, равным образом оно получает и 60 процентов прибыли. В правлении из семи человек четверо назначаются государством. Знает все это автор или не знает и как решается он говорить о засилии частного капитала в этом обществе, когда частный капитал, несмотря на весьма крупную сумму, которую он ассигнует, играет очень скромную роль пайщика в 40 проц. Но мало этого, автор имеет печальное мужество утверждать, что Наркомпрос, да собственно не Наркомпрос, а правительство, в целом продало монополию на прокат каким–то частным капиталистам за полмиллиона! Все это сущий вздор! При самом строгом отношении к договору концессионный комитет признал, что договор в высшей степени выгоден для государства. Никакой уступки монополии «Русфильму» там нет; монополия всецело остается в руках Госкино и в настоящее время распределяется им в разных мерах и в разных зонах РСФСР различным советским кинопредприятиям.

Все с начала до конца, что пишет об этом тов. Львов, свидетельствует о полном и притом озлобленном незнакомстве с делом. Но у него есть еще один аргумент. Он делает намеки на какую–то коммерческую недоброкачественность, что ли, контрагентов наших по «Русфильму» и при этом взывает к тов. Сосновскому,⁶ чтобы тот бросился в бой. Я думаю, что тов. Сосновский сам знает, о чем ему писать, но я определенно заявляю, что пора бросить сплетни. Конечно, прежде чем иметь дело с определенными капиталистами, нами наведены всевозможные справки и принято во внимание все, что можно узнать о них. Заявление тов. Львова, будто бы договор и устав «Русфильма» проведены «под сурдинку», — неслыханно. Переговоры об организации «Русфильма» велись больше полугода. Госкино время от времени публиковал [сведения] о ходе переговороров; договор и устав проходили все надлежащие учреждения. Какая же это сурдинка! Кажется, спрашивали всех, не спросили только тов. Львова. Если тов. Львов имеет какие–нибудь обвинения против наших контрагентов, то пускай имеет смелость написать их всеми буквами, для этого есть ГПУ, прокуратура и печать. Но нельзя инсинуировать, а надо обвинять, давая возможность обвиняемому опровергнуть те факты, вернее, те мнимые факты, которыми оперирует обвинитель.

Госкино приходится жить в невероятно трудной атмосфере, сейчас оно только становится на ноги, и отсюда страх и ужас в среде всех крупных и мелких конкурентов. Утопить его, подрезать ему оси — заветная мечта многих кинодеятелей и кинодельцов. Но я твердо убежден, что сделать этого им не удастся.

Я знаю, что к хору людей, которые боятся окрепнувшего централизованного государственного кинопредприятия, присоединится хор людей, оставшихся по тем или иным причинам в стороне; среди таких оставшихся есть, вероятно, прекрасный элемент: тов. Кадомцев делает все зависящее, чтобы отыскивать и привлекать его; но есть люди с большим самомнением и малым багажом, есть и просто люди с очень большой ложкой, заготовленной для государственного киселя. Все, вероятно, радуются, постановке вопроса у тов. Львова. Мы же немножко присмотрелись к киносреде, мы все более или менее узнаем вращающийся тут персонаж. Вода стала довольно прозрачней. Многие и многие думают, что с перенесением дела в другие руки она снова станет мутной, и готовы забросить в нее свои удочки.

Я так и вижу движения многочисленных ушей, поднимающихся к макушкам при звуках гневного голоса тов. Львова, раздающегося с такой высокой кафедры, как «Правда».

Бросимте все это!

Бросим эти мелкие нападки на действительно больное и запущенное дело! Бросим недобросовестную и неосведомленную полемику против государственного дела в момент, когда оно впервые становится на ноги, когда есть шансы начать работать. Поймем простую истину, что если Госкино в недрах Наркомпроса получит таких же руководителей, каких получил Госиздат, и если получит некоторый капитал (считая в том числе и частный капитал), то он в короткий срок поставит это дело удовлетворительно. Если же этого не будет, а будут россказни и знахарские обещания, что с перенесением этого дела можно обойтись без прикомандирования к нему первоклассных хозяйственников и без ассигнования поддержки, то мы за этой болтовней позволим лишь уйти времени (как уже сейчас позволяем) на радость нашим частным конкурентам и бесчисленным в киномире авантюристам, с которыми я отнюдь не отождествляю тов. Львова, сотрудника «Правды», но которые как огня боятся внесения порядка, для которых всякие перемены лучше, чем продолжение выздоровления Госкино, которое мы констатируем за последние недели.

1923 г.