Предисловие к английскому изданию пьесы «Василиса Премудрая»

Английского читателя заинтересует, быть может, некоторый вопрос, касающийся происхождения предлагаемой сейчас его вниманию драмы–сказки. Думаю, всякому мало–мальски знакомому с историей России за эти четыре года будет понятно, что количество работы, опрокинувшейся на меня с назначением меня народным комиссаром по просвещению в России, оказалось невероятно огромным. Помимо этого непрерывного, ответственного и крайне разнообразного труда, на душу ложились большою тяжестью и все чрезвычайно острые переживания, связанные со всеми перипетиями трагической борьбы нашей партии с ее многочисленными внутренними и внешними противниками.

Нельзя было и думать ни о каком отпуске, ни о каком отдыхе. Тогда–то и пришло в голову устроить себе внутренний отдых, взявшись за перо и написав какое–нибудь поэтическое произведение, по возможности совсем не связанное с окружающей действительностью.

По–видимому, в душе моей накопилось чрезвычайно много всяких эмоций и идей, как бы стиснутых со всех сторон обстоятельствами жизни.

Когда я прочел мое первое произведение этого рода, драматическую сказку «Маги»,¹ и сказал, что она написана в восемь ночей, то отдельные русские литераторы, в том числе и известный в Англии поэт Валерий Брюсов, отказались поверить в возможность столь напряженной работы, с таким, на вид как бы совершенно законченным и отшлифованным, результатом.

Драма «Маги» написана в ямбовых стихах с многочисленными вставками рифмованных стихов.

Сначала я не предполагал опубликовать ее, но потом под влиянием советов моих друзей опубликовал. В предисловии к этой драме я указал на тот огромный душевный отдых, который доставила мне прибавка к восьми трудовым дням восьми бессонных ночей. Естественно, что несколько времени спустя, к январю 1919 г., я решил повторить мой эксперимент. Поэтому и была написана в течение двух недель моя сказка «Василиса». Мне не кажется нужным как–либо ее объяснить. В рецензии на эту сказку упомянутый уже мною поэт Брюсов, признавая ее лучшим моим произведением, в то же время говорит, будто она слишком понятна, будто я слишком расшифровал все ее образы, слишком ее интеллектуализировал.² Я этого не думаю, потому что, наоборот, многие читатели пьесы находили в ней слишком много туманного и необъясненного.

Я никогда не искал в моих произведениях нарочитой туманности, но никогда и не был сторонником рационализма в художественном слове. Быть может, для людей особо догадливых покажется, что «Василиса» есть чуть ли не пьеса с определенной тезой, а для людей другого склада покажется, что она совершенно неясна. Это–то и доказывает, как я думаю, что здесь соблюдена какая–то мера, что настоящая Мысль там и есть, но что она выражена не проповеднически, а художественно.

Сюжет «Василисы», манера, в которой она была сделана (довольно новая в русской литературе, как мне кажется), высокое одобрение, которое я получил, между прочим, от моего друга Максима Горького,³ все это заставило меня остановиться на дальнейшей разработке тех же данных. В результате чего получилась вторая часть «Василисы» под названием «Митра–Спаситель», очень большая драматическая поэма, которую по некоторым причинам я не считаю подлежащей напечатанию.⁴ Я предполагаю написать и третью часть под названием «Последние герои».⁵ Вся трилогия вместе представит собою сказочную парафразу того, что я мог бы назвать моей социальной фантазией.

Эта трагедия может быть издана только через несколько лет. Пока же «Василиса» является самостоятельной пьесой, совершенно закругленной и законченной в себе.

<1921>