О пьесе Андрея Белого «Петербург». Письмо к И. П. Трайнину

29 ноября 1924 г.

Я прочел пьесу Белого, она действительно плоха.¹

В общем и целом с оценкой вашей и оценкой ваших сотрудников я не могу не согласиться; тем не менее я не знаю, следует ли запрещать эту пьесу. Насколько я могу судить по некоторым частным разговорам с Белым, настроение его чрезвычайно благоприятное, толкающее его почти целиком на новые пути, насколько это для такого, мягко выражаясь, оригинального человека возможно. С другой стороны, в пьесе есть выигрышные режиссерские и актерские моменты, и, по–видимому, театр крепко держится за эту инсценировку.² Я вообще считаю, что лучше разрешить лишнюю пьесу, взявши ее потом в серьезный переплет марксистской критики, чем не разрешать такую, которая существенного вреда принести не может, и думаю, что вряд ли пьеса Белого его принесет, она, может быть, скорее послужит хорошей мишенью для стрел нашей критики. Те черты толстовства, которые в ней заметны, могут дать повод к серьезной полемике. Повторяю, мне не хотелось бы, чтобы эта пьеса была запрещена. В таких запрещениях есть некоторая доля излишних опасений, с одной стороны, а с другой стороны, какая–то стена, о которую разбиваются работы литераторов. Некоторые из них недавно почти с полным отчаянием говорили мне о том, что они считают себя прямо разбитыми полной невозможностью приспособиться к слишком узким требованиям нашей цензуры. Возьмите того же Белого. Человек был за границей, эмиграция готова обласкать его, но с эмиграцией он расплевался и вернулся сюда.³ Он громко заявил, что, какая бы то ни была, революционная Россия милее ему,⁴ а теперь он почти пропадает с голоду, потому что какой бы рассказ или роман или пьесу он ни представил бы редакции, цензура как бы априори считает, что пускать его не следует. Это, по–моему, глубочайшее заблуждение. Белый принес бы гораздо больше пользы, чем вреда, заняв своеобразную, но в корне, в конце концов, дружескую к нам позицию и дав возможность производить критику этой позиции не в недрах цензорских кабинетов, а публично перед всеми. Ведь не бояться же нам в самом деле Белого в такой публично поставленной дискуссии. Вот те соображения, которые заставляют меня высказаться против запрещения «Петербурга».

Если Репертком полагает, что пропустить эту пьесу для него, Реперткома, компрометантно, то я бы на месте Реперткома дал соответственное заявление: «Пьесу мы находим плохой, с непроизвольно контрреволюционным смыслом, душком толстовства, но пропускаем ее, ставя ее в центр критического обсуждения».⁵

Я очень хотел бы, тов. Трайнин, чтобы вы показали это мое письмо тов. Мещерякову, который на днях будет назначен заведующим Главреперткомом.⁶ Оговариваюсь, что если Владимир Николаевич станет на вашу точку зрения, то я протестовать против запрещения не буду.

Нарком по просвещению

<А. Луначарский>