Спальня лорда Протектора. Ночь. Горит несколько канделябров. На кресле, обложенном подушками, больной Протектор, совершенно седой, изнуренный. Вокруг сдвинуты кресла недавно закончившегося военного совета. Около Протектора Мильтон в темных очках сидит на табурете у низкого столика и разбирает бумаги. По другую сторону Бетси Айртон капает какую–то жидкость из круглой бутылочки в бокал с водой и смотрит через бокал на свет. За сценой сильный шум раздраженных голосов.
Елизавета. Вот вам, отец… Это прекрасно успокаивает.
Кромвель. Я предпочитаю полстакана хересу.
Елизавета. Вино вам вредно.
Кромвель. Мне ничего не вредно теперь. Джон! Как они смеют кричать там? Эти мерзавцы продолжают свою собачью грызню! Проклятье! Сейчас возьму по пистолету в каждый кулак и пойду гнать их пулями из моего дома!
Елизавета. Ради бога, не сердитесь, отец: вы губите себя.
Мильтон. Тише, тише, лорд Протектор. Я попрошу их уйти подальше.
Кромвель. Попрошу! Я приказываю тебе, Джон, указать им на дверь моего дома и сказать короткое слово: вон!
Мильтон встает и уходит.
Елизавета (приближаясь к Кромвелю с лекарством). Примите же лекарство.
Кромвель (отталкивает так, что все почти выплескивается из бокала). Долой это пойло. Мне и без него горько. (Пауза.) Погаси свечи. Оставь одну.
Елизавета делает это. Мильтон возвращается.
Мильтон. Вам нельзя так раздражаться. Вы слишком много говорили сегодня во время Совета. Честное слово, лорд Протектор, вы сегодня держали речь, как в былое время в парламенте.
Кромвель. Сядь подле меня, Джон… Джон, от этого я и умру. Положение безнадежно. Ты слышал их? Это называется военный совет! Мои сподвижники! Ни один из них не признаёт другого… Скорей каждый продаст мое дело поросенку Карлу. Я умираю, потому что это грызет меня и потому что я не нахожу выхода. Разве я один в Англии? Неужели нет больше мужа в Англии? Неужели нет человека, который был бы предан делу и у которого была бы голована плечах и сердце на месте? Господи! Страшно быть одному и держать в руках дело веков, когда могила разверзается под ногами. (Пауза.) Джон, позови мне сюда Ричарда. Он здесь? Он ждет?
Мильтон. Он ждет, лорд Протектор, но вы положительно губите себя таким переутомлением. Уже очень поздно. Полночь пробило. Постарайтесь задремать, вам необходимее всего сон.
Кромвель. Джон, мне очень худо. Я не уверен, что переживу эту ночь. Я стискиваю зубы, чтобы не кричать. Так схватывает меня за сердце костлявая рука. Зови Ричарда. Я знаю, что это будет бесполезный разговор. Еще один совершенно бесполезный разговор… Но моя мысль кружится около него… около сына! Ведь он все–таки — Кромвель.
Мильтон. Вы хотите переговорить с ним наедине?
Кромвель. Уйди, Бетси. А ты останься, брат. Разве мы с тобой не одно? Разве есть тайна у меня от тебя? Бетси, ты позови брата. Не дуйся, дочь. Я люблю тебя. Поцелуй меня, родная. (Она быстро подходит и целует его.) Вы знаете, Джон, сколько сил черпал я всю жизнь в доброй моей семье. Но зачем умер мой первенец?
Входит Ричард. Останавливается.
Кромвель. Ричард, я болен. Жить мне недолго. Слушай: когда умер твой старший брат, горе схватило меня клещами за сердце. Я так тосковал, что нельзя было жить. Я зарядил пистолет, Дик, и в последний раз открыл Евангелие, как имею привычку. И вот что прочел я: «Я могу совершить все помощью Христа, ибо он укрепляет меня». Это написано у апостола Павла в послании его к филиппийцам, глава IV, стих 13. Это мои любимые слова, поэтому я произношу их редко. Христос помог мне тогда. Воистину эти слова спасли тогда меня, ибо смерть сына была кинжалом моему сердцу. (Пауза.) Теперь моя Бригитта умерла, моя дорогая, опора моя… умерла в тяжелом страдании тела и странном для меня смятении духа, я все повторяю и повторяю эти слова: я могу совершить все, все, все помощью Христа… Я умер как Оливер, но я должен жить как Протектор. Человек рожден для общественного служения. Я делал много ошибок. И в молодости и позднее. Но вам нечего стыдиться отца, Дик. О, если бы ты понял, что время требует сознательности. Мне кажется, что я смею — поставить себя сыну в пример… Но можешь ли ты?
Ричард. Отец, я со слезами слушаю то, что вы говорите. Я смотрю на седую вашу голову… и мне стыдно… Я постараюсь исправиться, отец… Но смешно, смешно и грешно говорить, что я могу подражать вам. Я — негодный отпрыск. После вас некому продолжать дело. Я слаб.
Кромвель (ударяя кулаком по столу). Ты не смеешь быть слабым, не обеспечив нашей семьи! Ты постоянно ждал моей смерти, мечтал стать главой страны, чтобы осрамить ее развратным пиршеством похоти!
Ричард. Отец, не могу же я обещать вам быть великим?.. Я обещаю вам… быть пристойным.
Кромвель (помолчав). Уйди… (Дик кланяется и уходит.) Это пустое место. Однако он по–своему честный парень. Он по–своему честный парень, Джон, и говорит то, что думает и чувствует. Может быть, Айртон возьмет на себя дело? Как думаешь, Джон?
Мильтон. Не может… Это исполнитель.
Кромвель. Боже! Идти в крови, карать, казнить!.. Помнишь Ирландию? Ужасы Дрогеды и Уэксфорда?1 Истребление населения вплоть до детей? Помнишь парламент, проклятие достопочтенного Вена?2 И сколько скорби… Смерть Бригитты… Помнишь? Эти конвульсии и стоны… И эти страшные последние слова. Помнишь? Да не прозвучат они мне в мой смертный час. Отец, — сказала она, — мы одни… Темна дорога. Когда отчаяние запоет псалом, — сказала она, — будь все же верен Правде твоего сердца… Но якорь бросить негде… Так? Так сказала она?
Мильтон кивает головой.
Кромвель. Что же это? Грех? Безумие? Она была святая. За что муки ее? За что умерла она, отрицая господа? Как понять?.. (Пауза.) Да… о чем я говорил, Мильтон?
Мильтон. Вы говорили о тяжелом пути.
Кромвель. Да, я говорил о тяжелом пути. И вот есть вероятие, что все дела мои рухнут на мою же свежую могилу. Разве невозможно, что Карл II вернется и прикажет вынуть мое тело, отрубить мою голову и насадит ее на пику на посмешище народу?
Мильтон. И все же ты потряс мир, Оливер, и человечество никогда не забудет тебя! Pulcherrima facti laus, atque gloria illibata atque integra tua erit!*.
* Прекраснейшая похвала деяния, и твоя слава будет немеркнущей и нерушимой! (лат.)
Кромвель (помолчав). Хвала поэта на языке Цицерона. А я спрашиваю свое сердце с трепетом и сомнением… Прислушиваюсь, и сердце с трепетом и сомнением отвечает: мне кажется — ты все–таки был хороший человек.
Мильтон. Я слепну, мой великий друг, но духом я вижу далеко. Ты — судья по чину Гедеонову.3 Но может быть и я пророк по чину Амосову.4 Истинно говорю тебе: имя твое велико в веках!
Кромвель протягивает дрожащую руку, чтобы пожать руку Мильтона. Мильтон наклоняется и целует его руку.
Кромвель (дрогнувшим голосом). Джон, поди спать теперь. Береги остаток зрения.
Мильтон. Я хотел бы остаться с вами. Беречь мне нечего, лорд Протектор. Мне нечего беречь, старый друг Оливер: ночь наступает для меня, ночь без утра.
Кромвель. Для меня еще более густая и тихая ночь, Джон. Ну, иди, Джон. Скажи, чтобы кто–нибудь был в соседней комнате, я ударю в колокольчик, если мне будет худо или нужно что–нибудь. Может быть я засну. Ты знаешь, для этого нужно мне остаться одному.
Мильтон кланяется и уходит. Кромвель откидывается на подушки, закрывает глаза и как будто дремлет. Луна падает в окно. Свеча догорает и гаснет. Белая фигура Бригитты вырисовывается у окна.
Кромвель (открывает глаза). Бетси?.. Гитти! это ты?.. Сон? (Пауза.) Ты пришла ко мне, Гитти? Верно, я умираю? У тебя милое и доброе лицо, Гитти. Мне не страшны мертвецы: я сам буду им через несколько часов. (Пауза.) Слушай, Гитти, пока я не был болен, я все–таки недостаточно думал. А теперь… Слушай, Гитти, как все же это вышло? Ты знаешь мое сердце — разве нужны мне были личные выгоды? Разве я был честолюбив? Я взял власть — но ведь я же видел, что я один только упрочу республику! Левеллеры хотели всей справедливости. Но я видел, что время не пришло, их химеры погубили бы все дело. Я все рассчитал. Я так хорошо все рассчитал, мои расчеты так оправдались. Я так полно победил. Ты знаешь, Гитти, я победил тяжелой ценою… Ну? Когда отчаяние запоет псалом, — сказала ты, — будь все же верен Правде твоего сердца. Это были почти последние слова твои, Гитти. Отчаяние поет свой псалом. Но я был верен Правде своего сердца. И вот теперь все рушится… Гитти, существует ли суд? Я не хочу награды, я не боюсь кары, но я хочу, чтобы высшая мудрость сказала мне, что в моей хитрости и смелости, в моих трудах, в моей любви и жестокости, где я видел столько смысла — этот смысл действительно был. Существует ли такой суд, Гитти?
Бригитта медленно кивает головой.
Кромвель. Да… Так… Это утешительно. Это суд господа, Гитти?
Бригитта медленно кивает головой отрицательно.
Кромвель. Нет? Что же? Кто же будет судить Кромвеля?
Бригитта так же медленно отходит от окна, подходит к авансцене и величественным жестом указывает в зрительную залу.
Кромвель (склоняется с своего кресла вперед, зорко всматривается в залу). Кто там? Эти люди? Кто они? (Пауза.) Да, я понимаю… Потомки… Да, Гитти, я вижу их сердца… Вот эти там — осуждают за то, что я убил монарха… Но их сердца бледны, сморщены, дряблы. А вот те… недовольны, что я не пошел впереди левеллеров. Но сердца их, полные горячей кровью, бьются, как у подростков. А вот эти… Вот эти понимают… Вот эти мужи. Да, вы совершите великое. О, вы далеко впереди! Далеко впереди! Вы счастливы, вы ближе к концу битвы за равенство. Но вы понимаете: я делал то, что муж твердый должен был сделать в мой век. Да, да, мы с вами одно, и самые ошибки мои вам в поучение и пользу. (Встает, слегка пошатываясь, с кресла.) Гитти, я вижу поток человеческой воли… Как он бурлит в противоборениях… И как он един… (В изнеможении падает в кресло.)
Луна скрывается за тучу, и становится совсем темно. Призрак Бригитты исчезает. Медленно открывается дверь, и входит Мильтон со свечой, которую закрывает рукою. Он осторожно подходит к Кромвелю.
Кромвель (с за крытыми глазами). Вы поняли меня… Вы мои дети… Вы не осудите вашего предтечу…
Мильтон (наклоняется, слушает, потом выпрямляется). Все тот же бред! (Ставит свечу на стол и обтирает лоб Кромвеля платком. Кромвель шепчет все время что–то.) Все бредит… Все подводит итоги… Вот замолчал… Кажется, успокоился, бедный великан. (Всматривается.) Что это? (тревожно). Дыхание… Оливер! Оливер! лорд Протектор, проснитесь! (Выпрямляется, подходит к колокольчику на столе и резко ударяет по нему молоточком. Слуга в черном входит в дверь с канделябрами в руках.)
Мильтон. Скажите всем во дворце, что Оливер Кромвель, лорд Протектор Великобритании, скончался!
Слуга низко кланяется и уходит.
Мильтон (смотрит на тело Оливера). Как спокоен.
За сценой раздается бой траурного барабана.
Занавес опускается.
<1920–1921>
- Дрогеда и Уэксфорд — города в Ирландии, сопротивление которых было беспощадно подавлено Кромвелем в 1649 г. ↩
- Вен — персонаж пьесы — член парламента, пресвитерианец, республиканец. ↩
- По библейской легенде, Гедеон — один из так называемых судей (т. е. вождей) древнеизраильского народа, защитник его против врагов — мадианитян и амаликитян («Книга судей», гл. 6–8). ↩
- Амос — один из так называемых библейских пророков, проповедников в древнем Израильском царстве, обличавших «греховную» жизнь рабовладельческой знати, предсказывавших гибель Израильского царства и последующее наступление счастливого будущего. «Книга пророка Амоса» вошла в состав Библии. ↩
