Кузбасс, Кузнецкий угольный бассейн — сокровище Сибири. Он представляет собою огромный пласт угля, мощность которого, в сущности, почти совсем не исследована. Возможно, что она превышает те размеры, в которых нам представляется. Но уже и в этих размерах кузбасские угольные залежи являются одними из самых больших среди всех известных пластов мира и могут конкурировать с основными английскими угольными запасами. Кое–где пласт выходит совсем на поверхность и его можно разрабатывать не путем шахт, а путем прямых галлерей, которые вырываются в горе прямо с железно–дорожных подъездных путей; кроме того пласт благородного угля местами достигает 100 метров, т.–е. является поистине чудовищным. Запасы угля здесь можно считать неисчерпаемыми. Общее количество угля предполагается в 450 млрд. тонн; наконец, местами уголь этот принадлежит к числу высоких коксующихся сортов и может быть рассматриваем не только как известный энергетический запас, но и как основное подспорье добычи у нас черного металла. Отсюда и возникновение огромного плана гигантского металлургического завода в Тельбессе.
Сибиряки очень недовольны тем, что вопрос о Тельбесском заводе задерживается. Однако, естественно проявить осторожность в расходе, который выразится приблизительно в 170 млн. руб. Дело в том, что после целого ряда проверок с участием специалистов и европейских выдающихся экспертов пришлось признаться, что совершенно точно выясненное количество железной руды в Тельбессе не так уж велико. При выработке чугуна до 600 тысяч тонн в год этого запаса могло бы хватить на какие–нибудь 12–14 лет. Зато привлекательно неисчерпаемое количество коксующегося угля тут же рядом.
По–видимому, правильное разрешение вопрос находит при совокупном рассмотрении его с магнитогорской проблемой.
Магнитная гора на Урале представляет собою гигантский запас руды, но, как известно, уральский уголь еще находится на этапе разведки и только начинает играть некоторую роль в уральской промышленности. Магнитогорскому гиганту, построение которого уже предрешено, придется все равно в течение долгого срока (даже если угля на Урале окажется больше, чем предполагают) тащить к себе либо уголь для коксования, либо самый кокс из Кузбасса. В обоих случаях будет возвращаться в Сибирь весьма серьезный порожняк. Расстояние в 2500 верст, конечно, огромное, но при точном учете оказывается, что Сибири выгодно иметь свой собственный чугун даже в том случае, если Тельбесс будет итти отчасти на своей руде и частью на руде магнитогорской. Представьте себе этот грандиозный комбинат — Магнитогорский завод, вырабатывающий добрых полмиллиона тонн чугуна в год из своей руды и кузнецкого кокса, и Тельбесс, вырабатывающий столько же из уральской руды и кузнецкого кокса!
Конечно, вопрос нужно подробно изучить, но, по–видимому, удовлетворительное разрешение его намечено. Надо сказать, что по всей Сибири, не только в угольных ее местах, но буквально повсюду, население жаждет как можно скорее видеть воздвигнутыми стены Тель бесского чугунного завода и всего бесценного комбината, который должен возникнуть (там есть и цветные металлы, в особенности цинк). Этим самым создастся железно–пламенное сердце всей постепенно вырастающей индустрии Сибири.
Первым пунктом Кузбасса, который я посетил, был город Щегловск, всего тысяч в 25 жителей; однако, в нем заметно довольно значительное новое строительство. Это объясняется тем, что Щегловск заключает в себе большой химический завод (точнее, завод коксобензольный), а по другую сторону речки расположены довольно богатые Кемеровские копи, которые доставляют основной уголь для завода. Правда, завод может итти только на комбинированном угле: к кемеровскому углю надо прибавлять еще уголь из других рудников того же
Кузбасса — Ленинского и Прокопьевском. В общем городок скудный, носящий еще все черты провинциальной дыры; но, повторяю, кое в чем уже сказывается громадный рост кузнецкой угольной промышленности.
Так, например, здесь я видел школу, какой давно уже не видел в пределах нашего Союза.
Это фабрично–заводская семилетка, построенная из дикого камня, очень просторная и светлая. Она имеет значительное количество классов с большими окнами американского типа, с образцовыми столами и стульями вместо надоевших и отвратительных парт. Классы эти не отнесены к какой–нибудь определенной группе учеников, а оборудованы для соответственных предметов т.–е. строго проведена система кабинетов. Иные из этих кабинетов (например, физический) оборудованы вполне удовлетворительно, другие приближаются к этому удовлетворительному оборудованию. Школа располагает громадным гимнастическим залом, который может служить для всякого рода лекций, для спектаклей и т. п. Школа (вот счастливые–то ребята!) работает в одну смену и дети, таким образом, не подвергаются тому недопустимому, возмутительному систематическому отравлению, которому мы их подвергаем, благодаря нашей нищете во всех почти школьных зданиях. Поэтому и дети тут веселее, розовее, ярче блестят их глаза и как–то ярче и веселее их речи. Детишки горняков и рабочих химического завода очаровали меня своей непосредственностью и живостью. В течение нескольких минут они сумели приветствовать меня и по политической, и по культурной линии, и рассказать мне о кабинетной системе, о коллективных заданиях, которые они разрешают, о многочисленных кружках, которые у них возникли, и т. д.
Единственно, что меня несколько огорчило, это то, что школа несмотря на свое название фабрично–заводской, в сущности, очень плохо связана с заводом. Ссылаясь на срочность своих производственных заданий, на тесноту и всякие другие условия, завод, как это впрочем обыкновенно делают хозяйственники, всячески отстраняет от себя свою семилетку и не только не дает ей возможности систематически опереться на свое оборудование, но даже недружелюбно смотрит на какую–нибудь научную экскурсию на завод. Настоящего понимания у всей толщи хозяйственников глубочайшей необходимости подтягивать к себе фабрично–заводскую симилетку, сделать такую школу, так сказать, своим маленьким подмастерьем — еще нет.
Другим интересным созданием нового времени в Щегловске является Дворец культуры. Это прекрасное здание с внешней стороны, так сказать, новосибирского типа, т.–е. такой же, м. б. несколько уменьшенный в своих размерах, американский дом. Его фасад гармоничен, он имеет интересную башню и выглядит нарядно и солидно. Внутри у него есть роскошный зал на 1500 человек фойе, кабинеты для занятий и т. д.
Самую, однако, диковинную и вместе с тем веселую ноту в Щегловск вносит завод. Когда вы едете туда, то вдруг, неожиданно, выезжая из за какого–то холма, вы видите перед собой незабываемую картину. Перед вами вырастают мощные контуры заводской башни укрепленной циклопическими стальными фермами и раззевающей на большой высоте свою черную пясть. К этой пасти на расстоянии, как мне кажется, добрых трех километров тянется с противоположного гористого берега реки воздушная дорога, по которой непрерывно, на равном расстоянии друг от друга, весело вырисовываясь на фоне неба, катятся вагонетки с кемеровским углем. Они опрокидывают с грохотом свое содержимое в заводскую пасть и так же равномерно словно совершая какой–то воздушный танец, возвращаются за новой ношей. Это постоянное движение вагонеток, эта живая связь на большом расстоянии и через реку завода и копей производит веселое впечатление.
Мы внимательно осмотрели завод. Мы видели самый зрительно интересный момент, когда одна из печей батареи (здесь их две) была открыта. Огненно–угольный пирог кокса медленно выдвигался из нее. вдвигаясь в заранее приготовленный футляр в подвижном металлическом вагоне. Пирог весь в пламенно золотых прожилках, ползя, играл черным и темно–пурпуровым светом. Кокс охлаждается огромным количеством воды, наливаемой на вагон, и затем грузится уже окончательно в вагон, который повезет его куда–нибудь к Ижевскому заводу, ибо мы можем похвастаться — кокс из кузнецкого угля, изготонленный Щегловским заводом, уже полностью сравнялся с английским и заменил его на некоторых уральских заводах. Это большое после революционное достижение.
Специалист–инженер водит нас потом по всем кругам химического ада. Как почти всегда бывает у специалистов (из встреченных мною я не знаю ни одного исключения), этот скромный человек влюблен в свой завод. Когда он показывает нечто положительное, какое–нибудь новое приспособление, говорит о каком–нибудь достижении в смысле процента выработки, в смысле большей чистоты продукта, в его голосе звучит самая неподдельная гордость, которой он, по–видимому, сам не замечает. Когда, напротив, ему приходится указывать на тесноту лаборатории или на то, что изготовляемый здесь кристаллизованный нафталин лежит в деревянном здании, что не безопасно в пожарном отношении, или на то, что все еще не ладится электрическая установка, которая поднимет энергетическую силу завода с одной тысячи до трех тысяч киловат, — то в голосе его слышны нотки, какие вы можете слышать в голосе отца или мужа, озабоченных здоровьем дорогих ему людей.
Во время моих частых, отдаленных поездок по нашей стране и осмотра десятков, — я думаю в настоящее время уже сотен заводов, я очень полюбил нашего хорошего специалиста. Мне не приходилось жить с инженерами нашими в более или менее тесном соприкосновении. В Наркомпросе мне приходится, конечно, встречаться с ними, но далеко не так интимно, как хозяйственникам. Я знаю их, главным образом, по тем нервным вдумчивым объяснениям в качестве вот таких гидов, таких чичероне, проводников по своим родным заводам или по своим постройкам. Они начинают иногда равнодушно, — кто знает, зачем приехал какой–то официальный гость, интересуется ли он производством или просто официально хочет «оказать честь» и выполнить церемониал. Но как только такой специалист замечает, что вы захвачены производством, что вас волнуют его вопросы, сейчас же зажигаются в его глазах огоньки, речь приобретает воодушевленность, и только постоянные напоминания спутников: «да ведь все сроки прошли, ждут на собрании», могут заставить его несколько сократить поток его технического красноречия.
Химический завод, как всегда, очень вонюч, хватает вас то за нос, то за горло, заставляет вас кашлять, чихать и в то же время бесконечно увлекает вас всеми этими изворотами своих чугунных кишек, всеми этими огромными резервуарами, насосами конденсаторами, промывальниками, каждый из которых производит какое–нибудь чудо преображения материи в новые ее формы.
Лаборатория завода заслуженная. Она добилась не малого количества успехов не только для данного за вода, но и вообще для округа. В ней работают преданные, знающие люди. Оборудована она удовлетворительно, но действительно очень тесна и не соответствует крупности исполняемой ею задачи.
Посетил я также фабзавуч. Кажется мне несколько странным, что на этом большом ФЗУ имеются только электромашинное и слесарное отделения. По–видимому, никому не приходит в голову, что химический завод должен прежде всего иметь химическое отделение фабзавуча, которое могло бы дать заводу хорошую, крепкую молодежь для дальнейшего его развития. А развитие будет сложным, ибо химия не идет, а бежит вперед. Жаловались фабзавучники, что в то время как ремеслу их учат очень хорошо, общеобразовательные предметы хромают: так, напр., обществоведа им за один месяц переменили четыре раза. Об этом конечно я говорил позднее с товарищами из Сибкрайоно.
Необыкновенно веселое впечатление производит постройка новой, третьей батареи. Вы входите в огромный деревянный барак–теплушку, весь потолок которой сделан из стекла. Света много и свет какой–то свое образный, благодаря отражению в некрашенном дереве. И среди этого барака идет живая, веселая, гремучая постройка.
Пепельно–серый, сухой, похожий на пемзу кирпич идущий на коксовые печи, лежит грудами в больших кусках, то кубической формы, то какой–нибудь при–46 чудливой, в зависимости от места куда должен течь этот кирпич, напоминающий кубики затейливого строительного ящика для детей. Человек сто каменщиков с необыкновенным искусством точными ударами отсекают своими инструментами те или другие углы или части этих кирпичей. От этого стоит звенящий, немолчный, какой–то болтливый, даже, пожалуй, смеющийся стук во всем этом светлом, сухом здании, — и на ваших глазах растут и растут изжелта серые печи этой новой батареи.
Тут случилось несчастье. Это веселое место недавно горело. Весь барак оказался жертвой пламени. Инженер, созидавший новую батарею, прибежал на пожар и пришел в такой ужас от неожиданного бедствия, что тут же скончался от разрыва сердца. А между тем бедствие отнюдь не приостановило роста батареи. Вот уже в кратчайший срок, в несколько недель оказался возведенным второй барак и работа идет дальше, как ни в чем не бывало. Инженер говорит мне: «Вообразите, в какой короткий срок опять воссоздали все условия постройки!». А один из каменщиков, постукивающий, словно ювелир, по своему кубику, с улыбкой и слегка подмигивая, говорит: «Сработаешь быстро, когда этот завод всем нам даст кусок хлеба».
В Щегловске я выступил два раза: на многолюдном собрании в клубе химработников, где собрались исключительно рабочие и технический персонал, и с большим докладом на расширенном заседании горсовета в обширной и праздничной зале Дворца культуры. Здесь еще не сказались все характерные особенности рабочего горняцкого собрания, какие я отметил позднее, ибо на щегловском расширенном горсовете немало было и представителей городских обывателей. Все же оба собрания прошли при самом приподнятом интересе, а главное из них продолжалось часов пять.
Крестьянские окрестности Щегловска представляют также значительный интерес. Во–первых, в этом году здесь такой урожай, что щегловский округ дает по хлебозаготовкам больше, чем ему причитается, и, во–вторых, здесь имеет место и очень важное явление, — именно, необыкновенно значительное превышение урожая колхозного над урожаем единоличников. Но утверждению председателя окрисполкома, урожай в колхозах в этом году достиг местами 150 пудов с десятины, в то время, как урожай единоличника ни в каком случае не превышает 80 пудов с десятины. Объясняется это в особенности посевом селекционных семян.
