Трудно представить себе город очаровательней Костромы по местоположению и архитектуре. К 17 веку в Костроме развились целые художественные течения, выразившиеся весьма многообразно. Здесь строились церкви, могущие с честью занять место среди лучших построек этого века, как известно, «золотого века церковного строительства». Но в дополнение к прекрасным церквам, как Ипатьевский монастырь или Воскресения на Дебре и другие, около собора построена была в первой половине 18 века дивная колокольня, которую долго приписывали величайшему архитектору елизаветинского и екатерининского времени — Растрелли, на самом же деле колокольню эту выстроил костромской мещанин Воротилов, который и получил в то время награды за «сию постройку» 29 руб.
В то время костромичи славились на всю Россию своими художественными изделиями. В царской Московской школе изографов первое место заняли костромичи Гурий Никитин, Сила Саввин и другие. Эти художники работали много и в самой Костроме, где выполнили целый ряд фресок, принадлежащих к числу самых знаменитых, какие имеются в России. Одно из своих последующих писем я посвящу описанию художественных красот Костромы.
Здесь же процветала изумительная резьба по дереву и разные другие кустарные промыслы, из которых некоторые сохранились и до нашего времени. Кострома и в позднейшую эпоху отличалась своим строительством. В николаевскую эпоху, когда центральное правительство потребовало постройки в губерниях соответствующих величию централизованного деспотизма зданий, в Костроме нашлись такие архитекторы, как Метлин, Фурсов и тот неизвестный, который построил изумительно изящный зал Дворянского собрания (ныне университет). Совокупными усилиями им удалось построить Сусанинскую площадь, которую архитектор Лукомский относит к числу самых красивых во всей России.
Все это разбросано по невысоким холмам над Волгой, и вид с Волги на Кострому и Ипатьевский монастырь даже в сравнительно пасмурный день, в какой мы приехали, чарует своим разнообразием и своей гармонической живописностью.
В прежнее время под этой привлекательной оболочкой скрывался один из наиболее монархических городов.
Несмотря на то, что Кострома не имела никакого хорошо защищенного Кремля, сюда прибегали разные князья и цари и в трудную минуту здесь отсиживались.
Кострома — город Романовых, сюда направлялся торжественный ход из Москвы для возведения на престол бездарного Михаила Федоровича, за которым на самом деле виднелась фигура его честолюбивого отца.
Однако произошло нечто подобное тому, что имело место повсюду. Кустарное производство льняных, а позднее хлопчатобумажных изделий стало стягиваться к городу, к Волге, построены были хитрыми купцами большие фабрики, развернулся капитал, а вместе с тем и умножились рабочие, и костромской пролетариат, подобно всей пролетарской стихии, очень быстро вступил на путь политической сознательности. И тут имели место при Николае II кровавые расстрелы рабочих, как в соседней Ярославской губ., и тут рядом с городом вырос угрюмый, изнуренный трудом, но полный надежды и отваги рабочий квартал.
Мы дожили до времени, когда переворот совершен и не капиталисты из своих удобных особняков властвуют над рабами рабочего квартала, а рабочие являются диктаторами; они выселили эксплуататоров из их гнезд и использовали их имущество, производительное и непосредственно для широкой жизни назначенное, в целях социалистической экономики и социалистического просвещения.
Кострома необыкновенно выросла, внутренняя жизнь города достойна всякой похвалы.
Редко где видел такую группу умелых, старых партийных товарищей, как здесь, в Костроме. Я, конечно, ожидал самого лучшего от коммунистической Костромы, но действительность превзошла мои ожидания, и, насколько я мог присмотреться за эти два дня, постановка культурно–просветительной работы, например клубной, здесь настолько Образцова, что есть чему поучиться даже нашим столицам.
Положительно переходишь от сюрприза к сюрпризу, и до сих пор я нигде не чувствовал такой близости приближения того, что задумывалось Центром в его программе, к осуществлению, как здесь. Тем более печально, что этим прекрасным администраторам и добрым коммунистам приходится бороться с препятствиями неодолимыми.
Костромская губерния, за исключением восточной окраины, своим хлебом прожить не может. Она всегда выделяла большое количество отходников, главным образом устремлявшихся в Петроград. Конечно, это благоприятное обстоятельство и создало очень дружелюбное отношение к Советской власти в большинстве уездов Костромской губернии. Как раз в уездах более хлебных, в староверческих уездах Варнавинском, Ветлужском, настроение более озлобленное, и зажиточные крестьяне, из которых приходится выкачивать хлебный излишек, чтобы совершенно не перемерла с голоду остальная часть населения, сопротивляются, ведут настоящую войну, выбирают своих царей, отсиживаются в лесных блокгаузах и, когда могут захватить наших, расправляются с ними с жутким зверством.
Но в уездах отходников другая беда: теперь никуда не отойдешь, наоборот, даже часть коренного пролетариата из городов хлынула в деревни; тут есть, конечно, своя хорошая сторона, но как сесть им на хозяйство, как прокормиться? Ведь уходили они не потому, что им в городе жить было веселей, а потому что земля их не кормила.
Свести концы с концами губерния не может. Количество семян, которое получено из Центра, недостаточно; в будущем году хлеба в Костромской губернии будет еще меньше, чем в этом. Количество хлеба в пищу, уже по нарядам Наркомпрода недостаточное, не доставляется вовсе.
Губернский исполком бьется, как рыба об лед, в страшной борьбе с голодом и в городе, и в особенности в уездах. Поистине героическими мерами удалось ему выкачать 160 тысяч пудов из своих хлебных уездов.
Я не могу не сообщить здесь об одном факте, о котором должна знать Россия. Рабочие здешнего металлического завода по соглашению с Наркомпродом взяли на себя такой подряд для Наркомпути: железная дорога дает им невыразимый хлам — ломаные паровозы и вагоны. Рабочие, не оставляя своей работы и давая за нормальную плату прежний нормальный труд, совершенно бесплатно для государства, просто делая свой труд более интенсивным, чинят все это. Так починили они в три недели один паровоз и 35 вагонов. За все это они получают право посадить на паровоз свою бригаду и отправить за хлебом, которого в Чистопольском районе их собственный продовольственный отряд заготовил два миллиона пудов (согласно декрету, один миллион для себя и один миллион для местных нужд).
Совершив эту поездку, поезд целиком поступает в распоряжение Наркомпути, а рабочие получают новую порцию на починку.
Конечно, центральное правительство напряжет все свои усилия, чтобы направить в голодающую губ. сколько–нибудь удовлетворительный приток хлеба, потому что от судьбы Костромы в значительной степени зависит судьба будущей зимы для всей России, ибо большая часть дровяных нарядов делается именно Костромой. В прошлом году, когда некоторые губернии выполнили 2–3 проц. наряда, Кострома выполнила 50 проц. Если бы не некоторые недоразумения, в которых она не при чем, то выполнила бы и значительно больше. В этом году она могла бы справиться со своей задачей, колоссальной по существу, которая возложена на нее по части лесной заготовки, но если она будет голодать, то, естественно, ничего выполнить не сможет. Разлив рек уже идет на убыль, и новые наряды могут замедлиться, и все это потому, что ни за какую плату нельзя найти рабочих, которые согласились бы делать эту работу днем и ночью, как обычно работают в лесах, с огромным напряжением, в то же время голодая.
Немного лучше и положение рабочих: сырья для фабрик крайне мало, а главное, нет топлива. Фабрики жгли мазут, которого не осталось ни капли; их переделали более или менее вовремя на дровяную топку, и, быть может, если прибудет сколько–нибудь достаточное количество дров, фабрики Костромы будут пущены опять в ход.
Сами рабочие охотно всей массой стали бы на заготовку топлива, если бы… если бы опять–таки Советская власть могла бы их в это время чем–нибудь кормить.
Как же не удивиться при таких обстоятельствах тому огромному подъему, который заметен тем не менее в Костроме? Яркое настроение партийного собрания, на котором присутствовали сотни лиц, переполнивших весь зал Народного дома, глубочайшее внимание на религиозном диспуте и большом реферате, с которым я выступил, большая выправка и прекрасное настроение курсантов, которые опять–таки сделали бы честь и Москве, большое количество клубов, из которых некоторые я уже посетил, и трудовые школы положительно более высокого типа, чем те, которые удалось осуществить в столицах, — все это делает Кострому настоящим маленьким центром коммунистической работы. Честь и слава костромским рабочим и их руководителям! Я надеюсь, что дальнейшее пребывание мое в Костроме и моя поездка по губернии еще углубит мое уважение к северным коммунистам, к этому достойному отряду нашей великой трудовой армии.
А. Луначарский
