<31 октября 1922 г.>
Дорогой Владимир Ильич!
Я посылаю Вам мою статью, которая на днях появится в «Известиях». Я трактую в ней очень важные вопросы, на которые Вы обратили сугубое внимание. Трактую я очень ясно и, как мне кажется, доказываю, что тот хирургический метод, к которому Вы стали энергично примыкать, народное образование не вылечит, а только искалечит. Убедительнейше прошу Вас эту статью прочесть. В ней … de te, Magister, fabula narratur*.
Ваш А. Луначарский
* не твоя ли, Учитель, история эта! (лат.) Луначарский несколько перефразирует слова из первой сатиры Горация, которые Маркс цитировал в предисловии к первому изданию «Капитала».
Публикуется впервые. ЦГАОР, ф. 4359, оп. 1, ед. хр. 125, л. 2. Последняя фраза — рукой Луначарского.
Речь идет о статье «Как Наркомпрос стал головастиком и чем его лечить», напечатанной в «Известиях», 5 ноября 1922, № 251. На обороте последнего листа посланного Ленину экземпляра статьи имеется следующая приписка: «К вопросу о смете Наркомпроса. Очень прошу прочесть на досуге. Луначарский» (там же, л. 6 об.).
В октябре 1922 г., в атмосфере всеобщей критики в адрес Наркомпроса и его затянувшихся административных реорганизаций, Луначарский решил представить все стороны работы Наркомпроса на суд широкой советской общественности. В «Известиях» появилась серия его статей–фельетонов под общим заголовком «О народном образовании»:
«Именины без пирога» — № 239,22 октября;
«Чужую беду руками разведу» — № 240, 24 октября;
«Жгучие вопросы» — № 242, 26 октября;
«Долой школу 2–ой ступени» — № 244, 28 октября;
«Как Наркомпрос стал головастиком и чем его лечить» — № 251, 5 ноября;
«Новое студенчество» — № 262, 19 ноября;
«Надо помочь опытно–показательным учреждениям» — № 269, 28 ноября;…
«Единство и автономность в союзном просвещении» — 1923, № 5, 10 января.
Статьи 8 и 9 в тексте газеты «Известия» не обнаружены. Возможно, это статьи «Всероссийский учительский съезд и X съезд Советов» (№ 270, 29 ноября) и «Тов. Ленин о задачах просвещения» (1923, № 3, 5 января), опубликованные без общей для всей серии газетной шапки, но возможно, что статьи 8 и 9 вообще остались неопубликованными.
Ниже приводится полный текст статьи «Как Наркомпрос стал головастиком и чем его лечить», посланный Луначарским Ленину.
«О народном образовании
Статья 5–ая
Как Наркомпрос стал головастиком и чем его лечить.
Если взглянуть на смету Наркомпроса, то сразу видно, что он головастик. Склонный к быстрым суждениям человек скажет: у него водянка раздула голову. Как же, 40% всей сметы идет на высшие учебные заведения (вернее на Главпрофобр в целом). Большая сумма стоит по смете Цекубу и т. д. Человек более внимательный скажет: такое уродливое строение объясняется не тем, что голова слишком велика, а тем, что тело слишком хило. Но как же так вышло, во всяком случае, что смета Наркомпроса „скандально“ непропорциональна, как утверждают некоторые. Не вина ли это самого Наркомпроса? Почему Коллегия не распределила своих ресурсов более органично. Я попрошу читателя взглянуть немножко на историю того, как нарастали эти „раздутые“ сметные статьи.
Прежде всего надо помнить одно основное положение. Наркомпрос все время морили невероятным голодом. Голодала, конечно, вся страна, голодали все наркоматы. Но если вы сравните цифры, получаемые Наркомпросом с получавшимися до войны Министерством народного просвещения, или те же цифры с остальным нашим собственным бюджетом, то тогда вы увидите, что Наркомпрос потерял. Конечно, некоторые государственные надобности, в особенности военные, естественно, до чрезвычайности выросли, и в захудалости народного образования при этих условиях вряд ли можно видеть вину. Это только беда, и большая беда. Правильно ли, однако, учитывается в общегосударственном бюджете, скажем в текущем, вся величина этой беды? Не является ли весь наш государственный бюджет в отношении народного просвещения уродливым — это другой вопрос.
Мы в Наркомпросе склонны думать, что некоторое увеличение нашей доли и необходимо и возможно.
Исходя из этого основного положения, что Наркомпрос волею исторических судеб оказался заморышем, надо констатировать, что каждый его орган, естественно, стремился питаться и расширяться, кричал об этом, настаивал на этом.
Но вот. Голос Главсоцвоса, который ведает самой базой народного образования — массовой школой, ни в ком не встретил ни малейшего сочувствия и поддержки. На детский писк о грамотности и даже о пище отвечали либо пожатием плеч (знаменитая фраза: „это дело послезавтрашнего дня“), либо хорошими словами и хорошими комиссиями вроде детской комиссии при ВЦИК, которая оставила, однако, воз на месте.
Не совсем так было с Главполитпросветом, разделом, ведающим внешкольным образованием. У него есть две стороны, одна, обращенная к партийному солнцу и им согреваемая, — партшколы и партуниверситеты и другая, не столь приметная для партийного солнца, общекультурная, — ликвидация неграмотности, избы–читальни, библиотеки, курсы для взрослых и т. д. Так как сторона чисто политического воспитания, хотя далеко и неудовлетворительно в финансовом отношении обстоящая, все же пользовалась могучей поддержкой и как–никак росла, то в течение долгого времени, пока ресурсы получались из центра, жила кое–как и вторая, так сказать, правая сторона Главполитпросвета. С переходом же на местные средства выяснилось, что губкомы, отчасти и под давлением ЦК, делали все от них зависящее для спасения партшколы, но зарезали почти до смерти все в собственном смысле внешкольное дело. Центр же на себе оставил только заботы о политпросвещении, а остальное сбросил на „места“.
Как видите, не Наркомпрос в этом отношении виноват. Жизнь советская устроена так, что существовать в области народного образования может лишь то, что получает, кроме заботы Наркомпроса, мощную поддержку от какого–либо другого органа общественной или государственной жизни. Это еще заметнее на судьбах Главпрофобра. Главпрофобр и есть прежде всего та большая голова, которая делает нас головастиком. Между тем 40% сметы получились у Главпрофобра не в результате меры на глаз со стороны Коллегии, а потому, что этот не менее других заморенный орган в своих финансах опять–таки встретил мощную поддержку экономических комиссариатов, заинтересованных в том, чтобы получить специалистов. Комиссариаты поняли, что Главпрофобр — если уже считать дело народного образования „послезавтрашним“ — по меньшей мере имеет связь с завтрашним днем. Еще недавно дело доходило у нас до профессорских стачек. Сейчас положение несколько благополучнее. Нам, как говорится, „примазали“ кое–что, и именно на Главпрофобр. Естественно, что смета ввиду этой, так сказать, аннексии потеряла свою ограниченность. Главпрофобр вырос не за счет Главсоцвоса, а за счет прибавок, в которых Главсоцвосу, несмотря на все протесты Наркомпроса, систематически отказывали.
Цекубу. Наркомпрос в течение многих лет добивался улучшения быта ученых, и вот, объединив свои силы с Наркомздравом и Наркомпродом, понявшим, главным образом благодаря личной отзывчивости тов. Халатова, „скандальность“ повышенного вымирания столь ценных для нас ученых сил, создалась междуведомственная под председательством делегата Наркомпрода комиссия, — которой удалось сделать быт ученых сносным. Смета разрабатывалась всегда этой комиссией, она же добивалась ее проведения. Но смета эта механически вписывалась в смету Наркомпроса. Скажите, пожалуйста, как не образоваться при этом диспропорции? И тут я еще приведу одно горькое воспоминание. Наркомпрос очень обрадовался ассигнованию известного количества продуктов на поддержку ученых, когда внезапно узнал, что все это количество продуктов вычитывается из скудного пайка учителей. Он протестовал, он указывал, что в данном случае Главпрофобр прямо получает подарки, вырезанные из тела мучительно больного Главсоцвоса. Тщетно. Нам категорически было заявлено, что это решение изменено не будет. Нельзя не констатировать, что те самые люди, которые это решение принимали, которые отказались от его пересмотра, теперь говорят о непропорциональности сметы Наркомпроса и о том, что Наркомпрос запустил свой Соцвос и вырастил слишком большую голову.
Взглянем попристальнее на другую сторону дела. Так ли уже велика голова Наркомпроса? Я приведу только одну иллюстрацию. На днях был у меня секретарь бюро коммунистических ячеек, видный деятель студенческого движения в Высшем техническом училище, пожалуй, наилучшем в России. Он мне указал, что количество студентов ВТУ поднялось за революцию в два раза, а сумма, отпускаемая на него государством, по сравнению с довоенной, пала в 70 раз. Вот вам пухлая голова Наркомпроса. Если бы не существовало Цекубу, то русские ученые при нормальном количестве лекций получали бы и сейчас по 50–60 миллионов, т. е. по наркомфиновскому курсу 4 руб. 40 коп. в месяц на все про все.
И вот теперь бросим общий взгляд на наркомпросовскую диспропорцию. Многие из наших „друзей“ говорят нам: „правда, живот у вас подвело, но зачем выпросите пищу извне, почему бы вам не есть вашу собственную раздувшуюся голову“. Покорнейше благодарим за догадливость и прекрасное лекарство, но обращаю ваше внимание на тот факт, что этим лекарством зияющая пробоина на дне нашего корабля заткнута быть не может. Зато, сорвав с него парус, мы в полной мере уподобимся знаменитому Тришке. Впрочем, надо сознаться, что давно уже камзол других комиссариатов длиннее нашего кафтана.
Во избежание недоразумений еще одно. Говорят, что у нас перегружены наши траты на искусство. Единственными серьезными цифрами в этой области <являются> траты на театры. Раз десять уже заносился над ними нож и каждый раз останавливался потому, что выяснялась ничтожная экономия, которую может получить государство, отняв у них субсидию и тем самым пустив их на дно. Но прежде всего допустим, что суммы, отпускаемые театрам, чрезмерны. Как возникли эти суммы. Да будет известно всякому, интересующемуся этими вопросами, что Наркомпрос как таковой совсем устранился во избежание нареканий от определения этих сумм. Они определены были особой комиссией под руководством главным образом Наркомфина, где Наркомпрос даже не был представлен. Представлено было только управление государственными театрами, отстаивавшее их интересы. Таким образом, во избежание нареканий, повторяю, Наркомпрос предоставил объективной вневедомственной комиссии наметить, какие ресурсы для театров считает она не чрезмерными для казны и в обрез достаточными для самих театров.
У меня нет никаких оснований думать, что Наркомфин проявил в этом пункте столь несвойственную ему щедрость, а потому я полагаю, что вновь возникающие толки о возможности получить сколько–нибудь заметный кусок, урвав его из этой части сметы, ни к чему серьезному, кроме новой возни около этого вопроса, не приведут. Впрочем, они могут привести и к закрытию театров. Только от закрытия их никому не станет тепло, хотя многим холодно»
(ЦГАОР, ф. 4359, оп. 1, ед. хр. 125, лл. 3–6).
Как видно из контекста статьи, «хирургическим методом», о котором Луначарский пишет Ленину, он называет урезывание денежных расходов на театры («Раз десять уже заносился над ними нож»).
В тот же день Ленин передал статью Луначарского Горбунову. В ЦПА ИМЛ хранится конверт письма Горбунову от Ленина (само письмо не разыскано). В журнале исходящих документов имеется следующая запись: «Горбунову Н. П. — К вопросу о смете Наркомпроса — (ст. Луначарского о народном образовании „Как Наркомпрос стал головастиком и как его лечить“)».
4 ноября 1922 г. Горбунов направил статью Луначарского в Наркомфин А. И. Свидерскому со следующим письмом:
«Секретно. Владимир Ильич просит Вас прочесть статью т. Луначарского и прислать ему через меня свое мнение (по существу вопроса). Статью прошу вернуть с отзывом.
Управделами СНК Горбунов»
(ЦГАОР, ф. 4359, оп. 1, ед. хр. 125, л. 1).
Однако статья осталась в бумагах Свидерского.
В статье 1924 г. «О положении высших учебных заведений в Республике» Луначарский вспоминал:
«Наркомпрос иногда называют головастиком с чрезмерным Профобром и слабым Соцвосом. Это недоразумение может усугублять вышеуказанный кризис. Дело в том, что почти все издержки по Соцвосу возложены на местные средства, издержки же по Профобру в подавляющем большинстве идут по сметам самого Наркомпроса. Отсюда иллюзия их чересчур большого места. В свое время в эту иллюзию впал даже Владимир Ильич и только после подробного моего разъяснения убедился в своей ошибке»
(«Красная молодежь», 1924, № 1, стр. 96).
