Франс Мазерель

Интеллигенция является мелкобуржуазной прослойкой, специальность которой сводится к нервно–мозговому труду эмоционального или интеллектуального порядка. Представляя собой группу социально неопределенную, интеллигенция служит резервуаром, из которого черпают своих идеологов различные классы.

Чем сильнее какой–нибудь общественный класс, тем больше шансов имеет он найти среди интеллигенции людей, которые не только продадут ему свои знания и таланты, но и будут служить ему верой и правдой, иногда даже проникнувшись его убеждениями.

Однако же интеллигенция от времени до времени может выступать и против различных классов общества, стараться создать свою собственную идеологию. В таком случае ее мещанско–индивидуалистический характер, ее общественная растрепанность, то есть отсутствие организованности ее собственных сил, социальная беспочвенность сказываются губительно на ее миросозерцании, включающем, однако, в себя порой чрезвычайно ценные элементы.

Крупной буржуазии никогда не удавалось целиком вовлечь интеллигенцию в орбиту своего влияния. Интеллигенция сопротивлялась ей в порядке мелкобуржуазного радикализма, анархизма, личного отщепенства и т. д. Конечно, такие интеллигенты антибуржуазного типа не составляли большинства интеллигенции, но они являлись значительной группой, сила которой, однако, ослаблялась именно тем, что «группой для себя» она стать никогда не могла. Зато высокая талантливость, высокое мастерство отдельных представителей интеллигентской оппозиции подчас придавали и придают их научным и художественным произведениям значительный интерес.

Наличие пролетарского движения и революционное электричество в воздухе действуют на такие прослойки интеллигенции с немалой силой. Как наименее чистые из среды их по мере «возмужалости» уходят часто в ряды более или менее бессовестных слуг капитала, так наиболее энергичные, наиболее чуткие отклоняются к пролетариату и порой целиком к нему присоединяются.

Капитализм тяжело угнетает мелкую буржуазию, разлагает ее, сживает со свету. Если от этого страдает каждый мещанин, то мещанин высокоинтеллигентный, да еще крайне чуткий, каким является всякий крупный художник, страдает от этого в десятки раз больше обывателя. Существует множество памятников искусств, свидетельствующих о том ужасе, который охватывает мещанского интеллигента–индивидуалиста перед лицом капиталистического чудовища. А чудовищность капитализма вырастала до беспредельности непосредственно перед войной, во время этой ужасной катастрофы и после нее, вплоть до наших дней. Литература конца прошлого столетия и начала XX века выдвинула целый ряд страстных изобличителей буржуазного строя. Таковы, например, анархист Мирбо во Франции, великий полусоциалист Верхарн в Бельгии, Генрих Манн в Германии и целый ряд других.

Эти явления — ужас перед современным капиталистическим городом, негодование против дикой эксплуатации капиталом труда, против проституции, рядом с которой стоит циничная покупка умов и талантов, против войн и продолжающейся угрозы таковых, против гнусности буржуазного суда и т. п. — меньше всего сказались в изобразительном искусстве. Картин, подобных великолепным в художественном отношении и остросоциальным композициям Домье, в живописи очень немного. Более остро отражала этот протест графика, особенно карикатура.

Здесь можно найти немало великолепных ударов остро отточенным карандашом или резцом в лицо буржуазии. Стоит припомнить Форена и Стейнлена во Франции, карикатуристов «Симплициссимуса»¹ и т. д. Мазерель в этой линии бунтующих интеллигентов занимает исключительное место, как исключительное место занимает он в мировом искусстве, особенно в области гравюры по дереву.

Все произведения Мазереля — это крики глубокого возмущения, мучительной ненависти и страдающей любви. Он находится под постоянным влиянием кошмаров действительности. Город с его искусственным светом и искусственной жизнью, с его наглым торжеством богатых, придавленностью бедных, с его широко поставленной порочной продажей наслаждений — и, прежде всего, женщины, в безобразной беспомощности отданной на потеху имеющему деньги самцу, — жестокие развлечения, упоительные попытки восстания и расправа палачей с его участниками, кровавое безумие войны — все это преследует Мазереля постоянно.

Мазерель — объективный реалист, но, конечно, особенный. Он отнюдь не влюблен в действительность. Может быть, он мог бы любить природу, но она заслонена для него природой социальных отношений, а их он ненавидит. Поэтому он не реалист, изображающий вещи такими, какими они кажутся на первый взгляд, не копиист действительности. Он реалист, стремящийся к вскрытию внутренней сущности этих вещей.

Он говорит ту правду о социальных отношениях, которая скрыта за более или менее приличными одеждами, — и эта правда оказывается островолнующей. Мазерель показывает вам скелет общественных отношений. Вы видите всю их структуру. При помощи карикатуры, при помощи гиперболы разоблачает он уродства жизни и тем самым порождает в вас сильнейшее волнение чувств, подобных тому, которое переживает он сам.

Поэтому, будучи объективистом, правдивым свидетелем, лучше сказать — правдивым обвинителем нынешнего общества, Мазерель вместе с тем остается поэтом–лириком. Перед всякой его гравюрой вы чувствуете не только обнаженную внешнюю правду, но и обнаженное человеческое сердце: Мазерель в своих гравюрах трепещет от боли–гнева и от боли–жалости. Такое соединение объективизма и субъективизма, такая лирико–общественная поэзия ставят Мазереля очень высоко и делают из него одного из учителей грядущей пролетарской графики, может быть, и всего пролетарского искусства.

Из этого не следует, конечно, чтобы Мазерель был коммунистом. Он очень сочувствует коммунизму, строй его чувств очень близок к нашим, но он может быть только своеобразным союзником великой армии пролетариата, так как подлинных сил для положительного творчества и настоящей веры в возрождающую мощь революции у Мазереля как художника еще нет. В этом сказывается его интеллигентская сущность.

Мазерель является непревзойденным мастером лаконического показа огромного содержания изломанной действительности и многозвучной музыки своих страдальчески трепетных нервов. Из белого пространства вызывает он черные, из черного белые призраки, и игра их является волшебным зеркалом, в котором мы видим всю жизнь, лаконично и цинично рассказывающую о самой себе.

Нельзя не приветствовать выставку графических работ Мазереля. В свое время некоторые его альбомы, представляющие собой целые серии гравюр, целые графические поэмы, издавались нашими издательствами, но сейчас вряд ли они имеются в продаже. Кроме выставки необходимо широкое издание избранных творений Мазереля, которые легко поддаются воспроизведению и должны получить широкое распространение среди трудящихся нашей страны.