Королевский брадобрей. Пьеса в семи сценах (в стихах)

ЛИЦА ПЬЕСЫ:

• Король Дагобер–Крюэль.
• Аристид, королевский брадобрей.
• Канцлер.
• Архиепископ.
• Граф Евстафий.
• Чаусер, начальник шотландцев.
• Герцог с белокурой бородой
• Рыцарь хищного вида.
• Толстый рыцарь.
• Рыцарь старец.
• Сьер Этьен, мэр столицы.
• Толстый прелат.
• Доминиканец.
• Маляр.
• Старик в очках.
• 1–й гражданин.
• 2–й гражданин.
• 3–й гражданин.
• Портной.
• Джиованниди Тоскана, живописец.
• Пернини, живописец.
• Принцесса Бланка, дочь Дагобера.
• Сестра Доротея, молодая отшельница.
• Женщина из народа.

Лица без слов: стража, пажи, ректор, ювелир. 3 аббата, народ, Марго — старуха.

Действие происходит в XV веке в феодальном западно–европейском государстве.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

Комната в королевском дворце. Готическая архитектура и мебели. Окна из цветного стекла, изображают святых. Стол, на котором массивная чернильница и гусиные перья; стулья с высокими спинками, венецианское кресло у стола, длинная скамья с шелковой подушкой; три двери, завешанные тёмными занавесами.

Явление I.

Из двери налево выходит маляр с лестницей, ведром, красками и кистью. В дверь в глубине входит брадобрей Аристид; на нём черный камзол, обшитый мехом, руки и ноги в красном бархате, шитом золотом, красная шапка с колпаком, спускающимся на плечи и с отворотами. Лицо его очень подвижно, на щеке бородавка, которая иногда прыгает, усы обриты, остренькая бородка торчит вперёд и движется, когда он говорит. Маляр, при виде Аристида, в изумлении ставит лестницу на пол и опирается на неё.

Маляр.

Ах, приснодева, вот каким вельможей

Вы стали нынче, Аристид… ей богу,

Не знаю, не назвать ли вас сеньором.

Аристид.

Батист, как будто?.. (Пренебрежительно останавливается около него.)

Маляр.

Я… Но, боже правый,

Какой вы господин! Болтали, правда,

Что стали вы большою птицей: нынче

Глаза мои видали — и я верю… (Вздыхает.)

Меняет время нас… А ведь когда–то

Мы с вами братски воровали груши. (Улыбаясь.)

Вам все–то доставались фрукты, мне же

На долю выпадали колотушки.

А впрочем, как–то раз и вы попались:

Отец мой знатно вам надрал вихры.

Аристид (слушал всё с снисходительной улыбкой, но при последних словах морщится).

Довольно. Как ты тут?

Маляр.

Извольте видеть

Капеллу тут мы красим в синий цвет,

По сводам звезды золотые пишем;

Теперь же я бреду поесть… В столице

Недавно я: порасскажу немало,

Когда вернусь в наш тихий городок.

Скажу, каким вас франтом видел.

Аристид.

Парень,

Вельможа я достаточный, чтоб видеть,

Что все вельможи в сущности лакеи.

Маляр.

Зато не все лакеи всё ж вельможи.

Аристид (смеясь).

Ты остроумья не лишился. Только

Мне некогда с тобой калякать: живо

Долой отсюда. Вот идет король!

(Маляр торопливо берет лестницу

и шмыгает в дверь в глубине.)

Явление II.

Из двери напротив входит Король. Он высокий старик с орлиным лицом, седая борода тонким клином спускается на его грудь, седые волосы надают до плеч, на голове они стянуты золотым обручем с огромной бесформенной жемчужиной впереди. Одет в величественный чёрный костюм. Войдя в комнату, он молча, как волк в клетке, шагает по ней некоторое время, согнувши спину.

Король (останавливаясь).

Вот зло, вот грех… Но я хочу, и тотчас

В моих глазах становится добром

И злое… То добро, чего хотим мы,

А зло всё то, что нам мешает. (Оборачиваясь к Аристиду.)

Слышишь,

Цырульник Аристид? Но помни твердо,

Что это так для нас Quod licet jovi!..

Вот твой король под старость

Немножко стал схоластом… Но клянуся

Венцом Марии девы, старость духа

Во мне не угашает… Впрочем, плотью

Я также крепок… Пожелай я только —

Полдюжины молокососов чванных

Я на любом турнире б осадил. (Опять хода взад и вперед.)

Мой честный Аристид, образчик лучший

Всех добродетелей, чем тот — Афинский,

Скажи мне, как нашёл ты нашу дочь?

Аристид.

Ах, на распятии готов поклясться

Я вашему величеству, что в жизни

Не видывал красавицы такой.

Король (останавливается, гладит свою бороду и говорит задумчиво.)

Не странно ли, что ангелов рисуют

Красивыми? Меж тем как красота

Есть несомненное орудье ада.

Христианин, когда увидит деву

Прелестную, как дочь моя, пусть плюнет

И с гневом скажет: сатана, отыди

Аристид (тонко улыбается, его бородавка прыгает.)

Есть наслажденье женской красотою,

Дозволенное богом — в честном браке.

Король.

О, честный Аристид, тебя ли слышу?

Иль думаешь, что лишь тебе известны

Мои сладчайшие грехи, твои же

Сокрыты от меня. К тому же, милый,

Лишь в скучном, вялом и невкусном браке

Над ложем носится святая благодать;

Брак сочтен только там, где тёмный демон

С глазами из огня, с лицом козла

Сидит у изголовий и стонет.

Аристид (с притворным испугом).

Свят, свят господь. Как, право, счастлив я,

Что не женат.

Король.

Ты шут, мой Аристид. (Помолчав.)

Так ты находишь дочь мою красивой?

Аристид.

Ищу сравнения, ищу метафор —

И только развожу руками, государь.

Король.

Я не узнал ее.

Аристид.

Еще бы. Было

Ей восемь лет, когда ее услали

Вы к кармелиткам, а теперь семнадцать.

Король.

И я её ни разу не видал

За эти девять лет. Чужою стала,

Мне эта девушка с волной

Волос соломенного цвета, с негой

В глазах, как васильки, и с грудью

Высокой и сулящей наслажденье.

Аристид.

Да, трижды счастлив будет тот, кто в жёны

Её пред богом и людьми получит:

Во–первых, он найдет в ней добродетель,

Затем — красу, и, наконец, конечно, —

Приданое не бедное.

Король.

Ты шут. (Ходит по комнате.)

Ты знаешь, ведь ее привез сюда

Мой белобрысый граф Евстафий.

Аристид.

Знаю…

И ходят слухи, будто с тайной целью

Его величество послали графа.

Король.

А именно?..

Аристид.

В нем видят жениха.

Король.

И рады?

Аристид (пожимая плечами).

О! кто рад, а кто не рад.

Так, например, наследник ваш, который

Решил пока за рубежом держаться,

Как говорят, наклонен видеть в этом

Удачу для себя. Когда бы руку

Принцессы Бланки отдали вы князю

Могучему — наверно в состязание,

В процессы, споры за венец втянул бы

Тот князь наследника. Он вам племянник,

Притом сомнительный, как добавляет

Кой–кто из злоязычных… Граф Евстафий —

Скромнейший юноша на свете. Родом

Не именит особенно. Все взвесив, —

Причины есть для Генриха дать бал

По случаю такого брака.

Король.

Вот как…

Он радуется рано. Я замыслил,

Женив Евстафия на Бланке, после

Потомству их и внуку моему

Корону предоставить завещаньем.

Немножко то не по закону… Что ж.

Иль не сумел бы партию создать

Для графа я? И интересы

Могучие связать с его надеждой.

Регентом был бы он, когда бы умор

Я раньше срока.

Аристид (с досадой).

Милости без счета

Вы сыплете на голову его.

За что?

Король.

Он спас мне жизнь, ты это знаешь.

Аристид.

Да, на охоте. Каждый егерь, верьте,

Убил бы кабана не хуже графа.

Король.

Ты полагаешь?

Аристид.

Это дня ясней.

Король.

Ты шут, ты шут! (Ходит.)

Сегодня ночью демон

Пленительный был гостем у меня.

Всю ночь он пел мне песни страсти, пел мне

Он песни гордости и власти, пел мне,

Что бог я на земле. Моя душа

Его напевам ласково внимала

И улыбалась… если ж и сердилась,

То только из кокетства. И под утро,

Когда благоговейно стали

Вещать заутреню колокола, —

Моя душа, от неги замирая,

Отдалась чорту… и он взял её.

Аристид.

Свят, свят!..

Король.

И воля зреет, крепнет. Горе

Тому, кто станет поперёк пути,

Который воля сильного избрала.

Позвать пажа!

(Аристид уходит и возвращается через минуту с пажем.)

Король.

Пускай сюда придет

Наш граф Евстафий: и пускай не медлит.

(Паж кланяется и уходит.)

Аристид.

Со дна, души поднялось любопытство,

Открыло фортку, вытянуло шею

И ждёт, что будет.

Король.

Зрелище найдётся

Для любопытства твоего, ланцет.

Воистину, повытянувши шеи,

Глядят из форточек небесных ныне

Святые ангелы, и черти тоже

Из ада выткнули свои носы.

Явление III.

Входит граф Евстафий. Он блондин с длинными кудрями. На нем длинный малиновый кафтан с золотым шитьем и крестом на груди, на перевязи большой меч.

Гр. Евстафий.

Ты звал меня, король.

Король.

Да, милый. (Некоторое время ходит в молчании.)

У нас с тобой пойдёт большая речь

И важный разговор.

Евстафий.

Я весь вниманье…

Не лучше ли, чтоб вышел брадобрей.

Король (смеясь).

Нет, этот шут пусть здесь побудет. Знаешь —

Его люблю за то, что мало в нём

Тех узких предрассудков, что лишают

Людей свободного воззренья. Плут

Умен, при том весьма забавно назван.

Ты слушай, «Аристид», — лови изгибы

Ума большого и большого сердца,

Когда–нибудь напишешь мемуары. (Поднимая глаза к небу.)

А, впрочем, летопись весьма подробно

Ведётся в небесах святым Лукою.

И в день суда прочтёт нам ангел грозный

Не только речи и дела, но мысли.

Граф, слушай! — Не за то тебя я чту,

Что жизнь мне спас ты, а за храбрость

В соединеньи с чистотою девы…

Таков был, думаю, святой Георгий.

Но слушай же! Ты к нам привез принцессу.

Знай, что я решился было с нею

Тебя связать пред алтарём. Послал я

Тебя за нею не бесцельно. Ты

Был первый юноша вельможный, видный,

Которого она видала. Я задумал

Знакомством эдаким её приблизить

К тебе, Евстафий, потому что — видит

Святая Дева — я по принужденью

Не выдам дочери моей, хотя бы

Её руки просил сам император. (Добродушно.)

Мой хитрый план, однако, не удался:

Она как снег чиста и холодна,

К тебе она, к несчастью, равнодушна:

И вот препятствие. Имеешь ты

Надежду приобресть любовь девицы

Со временем?

Евстафий (в радостном волнении).

О, государь мой! Боже!

О, мой король, как обманулся ты,

Но как тебе я страстно благодарен! (Падает на колени).

Вот на коленях я перед тобой,

Мой благодетель. Нету во вселенной

Награды выше!.. И меня смущает

Лишь то, чем заслужу я столько счастья, —

Пока его ещё ничем не заслужил я.

Нет, нет, о, государь! Принцесса Бланка

Ко мне холодной не осталась. Правда,

Наш разговор всегда был краток

И о вещах пустых: две кармелитки

Трусили рядом, и забавно было

Их боязливое внимание. Всё же

Я видел, мой король, на этих губках

Такие чудные улыбки, слышал

Такие вздохи, подмечал украдкой

Такие взоры, каждый из которых

Меня богаче делал богдыхана.

Король.

Ого, девица так смела. О род

Лукавый женский… (Помолчав.)

Знаешь ли, Евстафий,

Что мать её не так была красива?..

И мне ужасно редко улыбалась,

И рано умерла… Теперь иди…

Оставь меня, счастливчик.

Евстафий.

Государь мой. (Кланяется и уходит.)

Явление IV.

Король садится в кресло и задумчиво гладит бороду.

Король.

Кто знал тогда?.. Один лишь бог всеведущ.

Король, как все, для будущего слеп:

Не знает он не только, что с собою

Грядущий день несёт, — не знает

Того, что в собственной груди родится

Чрез несколько часов. Я стал философ,

Мой честный Аристид.

Аристид.

Какой же план

На место старого в уме обширном

Величества возник?

Король.

План странный. Ты едва ли

Сумел бы догадаться. (Встаёт и ходит, опустив голову, тяжёлой, медленной походкой).

Аристид.

Выдать Бланку

За Генриха?

Король.

Ты шут, мой Аристид.

Аристид (стоит, широко расставив ноги, наморщив лоб и теребит свою бородку).

План странный… странный… о проклятье!

Я смолоду был любопытен. Всё же

Тот план касается её замужества?

Король (ходит молча).

Аристид.

Кто, кто счастливец? Странный план,

Быть может…

(Ударяет себя по лбу и испытующе смотрит на короля.)

Может быть… постойте…

План очень странный?

Король.

Странный, словно дьявол.

Аристид.

Уж не хотите ль выдать вы принцессу

За… за меня?

Король (останавливается и в изумлении смотрит на него; тот опускает глаза.)

Ты шут тройной.

Но я тебя люблю. Могла ж хоть в шутку

Такая мысль пролезть в твою башку.

Ведь мог язык твой этой дерзкой речью

Вкруг воздух оскорбить. Ведь, значит, втайне,

В мечтах безумных, что зовёшь ты сам

Безумием, дерзаешь ты… на всё!

Что свято для тебя? Что недоступно?

За это я люблю тебя. Когда бы

Ты был король, то, может статься, вправду

Немного походил бы на меня.

Но ты — плевок, твои мечты для мира

Ничтожней ветерка. Мои ж мечты,

Мои причуды могут, как Везувий,

Залить огнём и пеплом забросать

Провинции… Твои слова нелепы,

Ты сумасшедший шут. Неужто вправду

Мечтал ты?

Аристид.

Никогда, но «странный план»

Меня навёл на эту мысль смешную.

Король.

Твои догадки — перл; и был бы странен

Воистину подобный план: и куры

Смеялись бы, как боги у Гомера.

Но всё ж мой план странней.

Аристид.

Ещё странней?

Король.

А как ты скажешь, Чаусер, вождь шотландцев.

Остатки совести продать бы мог?

Аристид.

Никак.

Король.

Но почему?

Аристид.

Да дело просто:

Остатков больше нет.

Король.

Но он католик

И предрассудки веры…

Аристид.

Государь!

А исповедь на что?

Король.

Ах, Аристид.

Аристид.

Не Чаусер ли жених?

Король.

Ты полосатый,

Ты пёстрый шут, мой умный брадобрей.

Зови его! Он где–то недалёко.

Аристид уходит. Пока его нет,

Король сидит у стола, подперши голову рукою.

Явление V.

Аристид возвращается с Чаусером, последний в кольчуге и клетчатом плаще с бахромой.

Король.

Ага, вот ты, мой добрый Чаусер.

Чаусер.

Здесь я

И вашего величества слуга.

Король (испытующе смотрит на него).

Ты беден. Чаусер?

Чаусер.

Беден, государь.

Аристид.

Позволю я себе вмешаться: бедность —

Понятье очень шаткое. Мы бедны

Всегда, коль слишком широко раскроет

Прожорливую пасть птенец — душа,

Судьбе не накормить её червями

Земных утех…

Король.

Ты судишь хорошо,

Ты прав. Лишь раб своей доволен долей:

Где сила — там порыв, где воля — бедность.

Итак, ты беден, Чаусер. Я ж хочу

Тебе в подарок дать не сто червонцев,

И не коня, не замок даже, нет,

А герцогство. Ты понял, храбрый Чаусер.

Я герцогство тебе сбираюсь дать

С десятком замков, сотнею селений,

С зажиточным весёлым городком,

Где ткут сукно цеховики на славу,

И денежки гребут в карман купцы…

Да, герцогство: в нём парки и леса

С оленями и дикими котами,

Охота знатная… Горят глаза

Твои, мой Чаусер… Ты за счастьем плыл к нам

Через пролив — и вот оно твоё!

Чаусер.

Как девушка я чувств могу лишиться,

Дыханье захватило.

Король.

Чаусер мой,

Мне нужны люди верные, мне нужны

Такие люди, чтобы воля их

Принадлежала мне. Пусть страшный грех

Замыслил ум мой — их рука, свершая,

И дрогнуть не должна. Не грешен меч

Убийцы — сам убийца грешен. Чаусер,

Ты хочешь быть моим мечем? Шотландцы

Все будут мной награждены широко.

Они чужие здесь, пусть только я

Родной им буду, только я один —

И буду я отцом вам, в том клянуся,

Отцом с рукою щедрой.

Чаусер.

Государь —

Повиновение. Довольно… Речи

Излишни тут. Повиновенье — вот

Девиз мой.

Король.

Милый друг, легко бывает

Давать обеты. Ждёт тебя награда,

Но также испытанье ждёт.

Чаусер.

Готов я.

Король.

К тебе придут однажды в изумленьи

И скажут так: король сошёл с ума,

Король безумствует, замыслил то–то…

Ну, что–нибудь безумное. Допустим,

Монахинь всех повыдать замуж. А?

Чтоб ты сказал?

Чаусер.

Сказал бы: смолкни!

Не нам судить желанье королей.

И собственной рукою, если нужно,

Игуменью повлёк бы к ложу брака.

Король.

Но если бы затеял срам великий,

Хотя б плевальницу из чаши сделать

Святой, соборной? Мощи всех святых

Повынуть, суп из них сварить, и супом

Кормить собак, да кошек, да прелатов,

Аристид.

От изумленья пред такою силой

Воображения — полезли очи

На лоб. И даже храбрый воин Чаусер

Стал бел, как полотно. Ай–да, король!

Король.

Молчи, не то ударю палкой. Шутки

Прибереги, пока я их спрошу.

Что скажешь ты, шотландец? Жду ответа.

Чаусер.

Его величество шутить изволит…

Король.

Насчёт чего?

Чаусер.

Насчёт мощей и чаши.

Король.

Ничуть, ничуть. Быть может, в воскресенье

Я захочу исполнить этот план.

Чаусер.

Но этот грех мой государь приемлет

Всецело на душу свою?

Король.

Мой Чаусер,

Когда на суд с тобою мы предстанем,

Ты первый подойдёшь. Гласит писаны:

«Последние первее будут». Ангел

С очами чёрными, в которых молний

Горят огни, — тот страшный грех возьмёт

И заскрипят весы под тяжкой ношей,

Закроются крылами серафимы,

Заплачут все святые, сатана

Свиньёю завизжит от счастья. Ты же

Не будешь ни испуган, ни смущён,

Но скажешь смело: «эту тяжесть принял

Вдвойне на душу сам король Крюэль».

Чаусер.

Тогда готов я, лишь бы рай навеки

Не потерять, а то готов и сам

Отведать супу из мощей нетленных.

Аристид..

Уж то–то будет пир.

Король.

Мой верный воин,

Приди ко мне, тебя я обниму. (Обнимает Чаусера.)

Я пошутил. И чаша и святые

Мной чтимы глубоко. И да простит

Сладчайший Иисус мне эту шутку.

Теперь жеслушай. Должен ты немедля

Схватить Евстафия, того вельможу,

Который был здесь. Знаешь ты его.

Аристид (бородавка которого прыгает).

Любимец короля.

Чаусер.

Его я знаю.

Король.

Схвати его и тотчас заключи

В большую башню… Но, смотри, вреда

Ему не сделай, и твои шотландцы

Да чтут в нём рыцаря и графа.

Чаусер.

Слушаю.

Король.

А герцогство твоё цветёт и ждет..

(Чаусер кланяется и уходит.)

Явление VI.

Король сидит у стола, медленно гладит бороду, Аристид стоит против него.

Король (задумчиво).

Быть может превозмочь? Я знаю —

Усилие могучее одно —

И демон искушающий отпрянет.

Но демон мил мне. Я уже сроднился

Со странною, преступною мечтой.

О ты, блаженство трудных дел, усилий

Могучей и орлино–гордой воли.

Аристид (укоризненно качает головой).

И Чаусеру, бездомному бродяге,

Наёмному солдату, дураку —

Вы герцогство дадите.

Король.

Обещаю…

А дам ли, сомневаюсь.

Аристид (хлопает в ладоши).

Узнаю

Великий ум владыки. Ваше

Величество — умнейший из монархов.

Но всё же… Я не знаю, что подумать,

Я вижу в королевской голове

Какой–то зверь родился — всем на диво,

Я это чувствую и жду. Ах, счастья

Немало дало мне, бедняге, ваше

Величество: я много смелых дел

Видал и много смелых мыслей

Узнал, каких другому не приснится.

Король (улыбаясь).

И полюбил меня.

Аристид (прижимая руки к сердцу).

Да… всей душой.

Король.

И я тебя люблю: ни разу ужас

В глазах твоих не трепетал, когда

Чудовищное мысль моя рождала.

Я в них читал одно лишь любопытство,

Одну лишь жадность, жадность насладиться

Подобными делами. И я знаю,

Что ты по мелочам мне подражаешь…

Теперь, мой Аристид, — острее уши!

Знай: я хочу жениться сам

На нашей дочери, принцессе Бланке!

Аристид (отступая на миг).

Как? Вашему величеству угодно

Наложницей иметь свою же дочь?

Король.

Осёл! Ты не серди меня; коль глуп ты,

Так вон поди. Брить бороды умеет

Цирюльник деревенский так, как ты.

Жениться я хочу, жениться! Слышишь.

В соборе, при стечении народа,

Архиепископ должен обвенчать

Отца и дочь…

Аристид.

Да… эта мысль… признаться…

Хоть Лот библейский с дочерью и жил,

С двумя притом, но всё–таки в соборе

Он с ними не венчался. Вот он план,

Ваш странный план, мой государь.

Король.

И внука

Рожу себе, который будет сын,

Наследник мой, а мать его ему

Родной сестрою будет. И всё это

Заставлю мир я проглотить. А небо…

Аристид.

Останется, как было. Это так.

Король (ходит по комнате быстро, прямо держа голосу).

Она — красавица, но что желанье,

Как пламя, раздувает, — это —

Что та красавица запретна. Я хочу

Пред солнцем взять ее и насладиться

Могуществом, грехом, любовью — вместе.

Аристид (следя за ним глазами).

Да, я взволнован, у меня, бедняги,

Дрожат колени… Это наслажденье…

Да, это — точно наслажденье;

(Устремив глаза в одну точку и говорит, как в чаду.)

Орган играет… Свечи пламенеют…

Магнаты со щитами держат стражу.

И красной кардинальскою рукой

Благословлён чудовищнейший брак.

И с музыкой потом пирует пара…

Все поздравляют. Но порой… украдкой…

С холодным ужасом на ней свой взор

Приостановят… Поздней ночью только

Окончен пир. И душной стала ночь,

Гроза собралася. Король возлёг

На ложе пышное и тянет руки

И говорит: о, дочь моя, приди.

Король (останавливается и слушает с возрастающим вниманием).

Ну, дальше… дальше…

Аристид (попрежнему).

Паж в передней спальни

Молитву шепчет. В спальне слышны стоны,

Рыданья, поцелуи. Грянул гром…

Но что до грома им? И вот на утро

Они идут в порфирах и венцах.

Их поздравляют. Он так равнодушен,

Как будто всё в порядке… А она?

Она… не знаю… Может–быть, уж любит.

Король (бурно обнимая его).

О, Аристид, великий брадобрей,

Поверь — ты сердце в мире мне купаешь.

Аристид (смотря прямо на короля, который положил руку ему на плечи).

А небо? Небо — воздух, блестки звёзд,

Пары холодные и только. Пусто,

И грех карать там некому… Там пусто.

Король (в прежней позе).

Ты думаешь? И я не знаю тоже.

Но я б желал, чтоб грозный судия

Там восседал. Быть–может, впрочем, царь он,

Поймёт меня, и вместе будем мы

Над добродетельной смеяться тварью.

А если нет, и если точно он

Блюститель блага, что ж, не всё же

Мне наступать на головы. Хочу

Я плюнуть высшей власти в очи.

За наслажденье это, право, можно

Отправиться на пытку в смрадный ад.

Аристид.

Дерзай, дерзай, великий человек!

Король (садясь).

Зови мне Бланку, мой мудрец–цирюльник!

Явление VII.

Король сидит один.

Король.

Ты, кажется, волнуешься, Крюэль?

Не стыдно ли? А, впрочем, ведь искусство

И ум нужны немалые, чтоб мне,

Седому чорту, что прошёл насквозь

Все таинства и страсти чёрной мессы, —

Создать условия, в которых сердце

Трепещет пред свиданьем с милой девой,

Как сердце юное пажа, впервые

Влюблённого. Доступно силе

Итти всегда вперёд и пресыщенья

Не знать. Однообразна добродетель,

Но грех, как океан, неисчерпаем.

Не бейся, сердце. (Улыбается.) Будь авторитетен,

Будь королём, отцом, великий грешник!

Явление VIII.

Входит Аристид.

Аристид.

Его величество приняли меры,

Как вижу я. Вокруг принцессы Бланки

Какие–то мегеры сторожат.

Король.

Да, верных женщин я приставил

К невесте–дочери. Ни мышь, ни крыса

К ней не проникнет, и вреда не сможет

Никто ни ей, ни мне принести. И даже

Сама себе она не сможет зла

Какого причинить.

Аристид (с любопытством глядя на него).

Возможность эту

Предвидели вы, государь?

Король.

Конечно.

Аристид (подходя к нему, наклоняясь через стол.)

Скажите мне, мой государь великий,

По правде мне, шуту, скажите: вам

Не жаль ее немножко? Так… порой?

Король (медленно).

Мне жаль её? (Откидывается в кресло и говорит негромко, играя пером.)

Я как–то раз на маленькой лошадке

Скакал с двумя друзьями по дороге.

Была зима и снег; и в теплой шубке

Холодновато было. Вдруг я вижу

В лохмотьях нищенку. Почти ребенка…

Чуть–чуть меня постарше, так — подросток.

Худа была она, и в синих кольцах

Блестели чудные глаза, и слёзы

Застыли на ресницах. Вся дрожала,

Бедняга, и брела в дырявых туфлях

По белому холодному ковру,

Себя руками охвативши. Больно

Так стало сердцу, жалость как игла

Его пронзила. Вдруг меня огонь

Какой–то охватил, и в детском теле

Не детское, а дьявольское что–то

Зашевелилось. Сам себя не помня,

Я к нищенке под’ехал и её

Давай хлестать моею плетью. В страхе,

Бегом, стеная от меня она

Пустилась, — я за нею. После крикнул

Я ей, дрожа и плача от какой–то

Невыносимо сладкой боли: «знатно

Тебя согрел я»! И поехал прочь.

Аристид (хлопнув в ладоши).

Клянусь святой Варварой, — вы и в детстве

Великий были сластолюбец. Право,

Мне не пришло б на ум так славно

Воспользоваться состраданьем.

Король (стуча пальцем по столу).

Мучить —

Не очень–то большое наслажденье.

Жалеть, любить… и мучить… — это так.

Аристид.

Идёт принцесса. Как она прелестна,

Голубка чистая. Какое блюдо

Для аппетита людоеда. Да,

Закусите вы знатно этим сердцем.

Король.

Довольно! И отныне помни: Бланка —

Дочь государя твоего и скоро

Твоею королевой станет. Только

Одно благоговейное почтенье

Прилично брадобрею перед ней!

Явление IX.

Входит Бланка, она вся в белом, с длинными светло–золотыми волосами, переплетёнными жемчужными нитями. Лицо её спокойно и весело. Она подходит к королю и целует его руку. Он целует её в лоб, потом берёт её голову обеими руками и долго смотрит в её глаза. Она улыбается.

Король.

Как ты красива, дочка.

Бланка (шутливо).

Неужели?

Я рада, что я нравлюсь королю.

Король.

Ты рада… рада… Как спала ты нынче?

Бланка.

Отлично, но поутру не нашла я.

Сестёр Евлампии и Теоктисты,

А вместо них какую–то старуху.

Она мне не понравилась, признаться.

Король.

Сядь, сядь, моё дитя. Тебе, голубка,

Не по сердцу мадам Марго? Постой,

Её полюбишь ты наверно. Это —

Почтенная и умная особа.

Бланка.

А вы как почивали, мой отец?

Король.

Спал плохо я и думал о дочурке.

Бланка (смеясь).

А, наконец, нашли вы время также

Подумать и о ней. Ведь девять лет

О ней не думали. У кармелиток

Мне было, впрочем, хорошо: прелестный

Их старый сад всю жизнь я буду помнить.

Но иногда бывало скучно. Часто

Я плакала, и плакала о том,

Что мой отец меня не любит.

Аристид.

Нынче

Он полон к вам любовию, принцесса,

И если будете вы плакать нынче, —

То уж скорее от любви отцовской.

Король.

Презренный негодяй, собака, смеешь

Дерзить? Поди сюда.

(Аристид, с ежившись, подходит.)

И вот награда

За остроумие. (Дает ему пощечину.)

И вон пошёл!

Явление X.

Король садится на скамью рядом с Бланкой. Аристид, бормоча что то под нос, уходит.

Бланка.

За что же вы прибили бедняка,

Иль вы меня не любите?

Король.

О Бланка,

Я так тебя люблю! (Прижимает её руки к своему сердцу.)

Бланка.

Какое счастье!

Король.

Итак, гуляла ты в саду старинном

И думала… о чем? Наверно знаю,

Что думала о рыцаре прекрасном,

О рыцаре, который — лев в бою

И агнец у прелестных ножек дамы.

Бланка.

Да, проницательный отец, вы правы:

О рыцаре я думала. Я крепко, крепко

Любила рыцаря. Он белокур,

Он строен, горд и ласков. Часто, часто

Я на коленях перед ним стояла.

Король.

Что? что я слышу, у монахинь

Мужчин видала ты?

Бланка.

Троих видала:

Священника, дьячка и свинопаса.

Король.

А рыцарь?

Бланка.

Рыцарь тот на небе.. В церкви

Его изображенье лишь. Пред ним–то

Молилась я. И часто мне хотелось,

Чтобы дракон мне страшный угрожал,

И чтоб на помощь вдруг святой Георгий

Явился снова, как к принцессе Крита.

Король.

Так, так, то был святой Георгий… Бланка,

А не нашла ты сходства между ним

И тем голубоглазым палладином,

Который вез тебя сюда?

Бланка (закрывая лицо руками).

Мне стыдно,

Не знаю отчего.

Король.

Ведь он похож?

Бланка (тихо).

Похож.

Король.

Так, так. (Встает и ходит; после паузы.)

Теперь послушай, Бланка.

Ты можешь стать счастливой, как богиня.

Ты можешь стать богиней короля.

Король могучий пред тобою будет

Склоняться, и со всех концов земли

Свозить тебе сокровища такие,

Каких тебе не снилось. И твой двор

Затмит великолепие калифов;

Ты соберешь вокруг себя поэтов,

Художников, людей ума, таланта,

И жизнь твою они украсят всем,

Что гений человека, вновь проснувшись,

Творит теперь в Италии лазурной.

В картинах, статуях, сонетах,

Они красу и ум твой воспоют,

И по земле из рода в род легенда

О королеве Бланке полетит.

И сотни рыцарей, в тебя влюбленных,

Прекрасных, как св. Георгий, будут

Стоять у ступеней престола — каждый

На смерть готов по знаку твоему.

О, Бланка, знаешь ли ты песни юга?

Ты песни трубадуров знаешь? — в них

Поется о любви высокой, Бланка.

У ног твоих всё царство будет, всё

Оно в тебя влюбленным будет, Бланка,

А ты, а ты, — любить ты будешь только

Владыку, мощного царя–орла,

Завоевателя, чья воля в трепет

Приводит миллионы. И орел тот

У ног твоих, как голубь, будет нежно

И страстно ворковать. Мечтала ль ты

О чем–нибудь подобном?

Бланка.

Я — принцесса,

И думала порой, что мне судьба

Какой–нибудь венец готовит. Пропасть

Меж мной и троном не лежит, отец

Но я готова стать простой дворянкой,

С условием, что мил мне будет тот,

Кто мужем будет мне. Отец мой,

Мне кажется, что в вашей яркой речи

Сквозит вполне определённый план.

Быть–может, вы уже нашли супруга

Для дочери, а сердце то её

И не спросили. А меж тем — я знаю —

Вы при сестре Евлампии клялись

Моей покойной маме — против воли

Не выдавать меня.

Король.

Послушай, Бланка:

Ты можешь быть несчастной. Но — такой

Несчастной, что столетья будут плакать

Над раннею твоей могилой. Нет же,

Не бойся, не бледней, а слушай: ты

Сама судьбу свою вершишь… Ты знаешь,

Есть в мире воли страшные. Они,

Как бури из железа. Эти воли

Возносят до небес того, кто с ними

Согласно действует, и мелют в прах

Противников своих. В звездах бывает

Написано тогда у человека:

Склонится — он и будет счастлив, нет —

Ужасен рок его: в цепях, насильно

Он сделает по воле рока всё,

А жизнь свою, безумец, он разрушит.

А более всего мила покорность

В девице… Верь мне, Бланка, верь мне —

Здесь пред распятием я клятвой страшной

Клянусь тебе, что если ты поступишь

Согласно с волею моею, я

Тебя счастливой сделаю. Клянуся,

Пускай умру из’еденный червями,

И вечный червь пусть точит грудь мою

В аду, коль я не сделаю счастливой

Вот эту девушку. Но если же она

Мне будет не покорна — бог свидетель,

Я должен сделать все–таки, как я

Решил, — но жизнь ее в источник муки

Для бедной обратится. Я сказал…

Ты слышала…

Бланка (бледная и трепещущая).

Отец мой, страшно стало

Дочурке вашей. Будьте милосердны!

Признаться вам открыто, я мечтала,

И намекали мне, что белокурый

И стройный граф мне будет женихом.

Но… если вы мне счастие сулите

С такой уверенною клятвой: значит,

Нашли вы мне достойного супруга,

И я перечить вам не стану.

Король.

Бланка,

Красавица, звезда моя, твой разум

И воспитание твое — большую

Хвалу и честь заслужат кармелиткам,

Скажи же мне скорее; для тебя

Противны старики?

Бланка (грустно).

Ах, боже, боже.

Так он старик. Боюсь я, мой отец,

Что вы клялись напрасно: по приказу

Я не могу же быть счастливой. Старый,

Он старый, мой жених, ах, боже, боже!!..

Король.

Взгляни–ка на меня. Иль я не крепок?

Быть–может, ты находишь слишком длинной

Вот эту бороду. Но можно сбрить

Её, усы покрасить золотистой

Иль черной краской. Сила же во мне

Громадная. Ещё на днях убил я

Медведя сам, ножом. Тебя одною

Рукой поднять смогу над головою.

Жених отнюдь меня не хуже. Даже

Похож он на меня.

Бланка.

Ах, боже, боже!!..

Мне грустно… Впрочем, я вполне согласна,

Что вы по–своему еще красавец, милый

Отец мой… Думаю, что много женщин

Могли бы вас любить, и удивляюсь,

Что мачехи и юной и прекрасной

Вы мне еще не дали.

Король (живо).

Значит, веришь,

Что эта женщина могла бы быть

Счастливою со мною? Ее носил бы

Я на руках. Я только бы и думал

О том, чтоб жизнь ее текла в утехах,

Как серебристый ручеек в раю.

Бланка (тихо улыбаясь).

Конечно, доля мачехи, что вскоре,

Как вижу я по страстной вашей речи.

Войдет наверно к нам, завидна.

Король.

Так…

Теперь скажи мне, умница–красотка,

Скажи мне… Нет, постой. Дай насладиться

Достигнутым и дух перевести…

Так доля женщины — прекрасно–юной, —

Которую бы я любил, — была бы

Завидна? Ты мне правду говоришь?

Бланка (улыбаясь).

Клянусь святою Девой, а чем больше

Я слышу ваши речи и чем больше

Гляжу в горящие глаза, — тем ярче

Я вижу, как вы молоды душою.

Король.

О, Бланка! Звездочка ты, зорька,

Голубка–благовестница, ты ветку

Масличную, ты ветку мира мне

Несешь. Скажи мне… Но клянись, что правду,

Что только правду скажешь… Ну, клянись!

Бланка.

Клянусь честным крестом!

Король.

А ты б хотела…

Хотела бы ты быть… на месте этой…

Вот этой мачехи?

Бланка (смеясь).

Отец мой чудный.

Когда бы дочерью я вашей не была,

Я, очи опустив, от счастья рдея,

На предложение сказала–б — да!

Король.

Доволен будь Крюэль, и тем, чего ты

Достиг пока. (Отирает лоб и опускается в кресло за столом; пауза.)

Бланка.

Мне кажется, отец мой,

Что вы взволнованы. И я сама

Не знаю, что мне думать. Или брак тот,

Который вы мне предложить решили,

И в вас самих сомнения рождает?

Или права я, что вместе с этим браком

Задумали вы сами свой союз

С какой–нибудь принцессой? Мучит мысль,

Быть–может, вас, что, мне предназначая

Супруга пожилого, сами вы

Берете в жены слишком молодую?

Отец мой, я скажу вам правду: грустно

На сердце у меня. Уже успели

Мечты свить гнёздышко вот тут. (Показывает на сердце.)

Теперь,

Прощай мечта моя… Другие дали

Вы открываете. Но поняла я,

Что вы страдаете. Я поняла,

Что сделала вам больно, подтвердивши

Сомненья ваши, что не может мне

Брак с мужем старым улыбаться.

Но я так мало думала об этом.

Я графа мало знаю. Может–быть,

Его легко забуду. Если точно

Любовь к нему сулит мне столько горя,

Как говорили вы, — я постараюсь

Мечту мою из сердца вырвать. Корень

Еще не крепок у цветочка. Бедный…

Тебе не суждено расти. (Её голос дрожит.)

И право,

Когда мой будущий супруг на вас

Похож, отец мой, так же молод

В речах и чувствах, так же величав

И будет так любить меня, как вы

Сбираетесь любить свою супругу, —

Я верю — буду счастлива. (Подходит к нему.)

Утешьтесь,

Король мой, мой отец. (Кладет руку на его плечо.)

Гоните прочь

Вы мысли черные, еще не мало

Переживете счастья вы, а если

Достойна вас та дева, что избрали

Себе вы в жёны, то, конечно, верной

Она пребудет вам и словно нежный

Зеленый плющ вкруг дуба обовьется.

(Заглядывает ему в лицо и улыбается сквозь слезы.)

Не будьте грустны… Грустно мне самой.

Король.

Цветок мой, девочка моя, как много

Ты нежности в груди своей таишь.

Твой голос, речь твоя меня чаруют!..

За что ты любишь твоего отца?

Ведь девять лет жила вдали от мира,

Отцом как бы забытая. Поверь мне,

Теперь я буду жить с тобою, буду

Дышать тобой! (С страстным порывом.)

Ужели, боже мой,

Она меня возненавидит?

Бланка (искренно).

Что вы?

Какие мысли, мой отец. Я чтить

Вас буду вечно, вплоть до гроба,

И за могилой. Там, в монастыре,

Я слышала о подвигах военных,

О славе короля, который страны

Наполнил слухами и изумлением…

Я слышала про справедливый суд,

Про покровительство святейшей церкви,

Про милость к бедным… И гордиться стала

Моим отцом.

Король.

Монахини портрет

Нарисовали очень сходный. Небо

Да наградит художниц. (Помолчав.)

Дочь моя,

Из Библии, священного писания,

Сказания тебе передавали?

Бланка.

О, да.

Короли.

Что Бог создал Адама, Еву.

Что были сыновья у них?

Бланка.

Да, Каин

И Авель… После Сиф.

Король.

Не правда ль, Сиф

Был юноша благочестивый?

Бланка.

Как же.

Король.

И от него пошло потомство, Бланка,

Святое? Царь Давид и сам Христос

По плоти были Сифовы потомки?

Но кто женою Сифа был?

Бланка.

Не знаю.

Мне не сказали сестры.

Король.

На земле

Из женщин были только мать его

Да сестры. Так ведь? Значит, дорогая,

Сиф на сестре своей женился. В грех

Ему, однако, небо не вменило

Поступок тот.

Бланка.

Да… это очень странно.

Не правда ли?

Король.

Ты слышала, что Лот

Спасён был богом при конце Содома

За праведность свою пред ним?

Бланка.

Слыхала.

Король.

А знаешь ли, что этот самый Лот

На дочери своей женился?

Бланка.

Неужели?

Король.

Я в Библии святой могу тебе

Всё это показать, и пет там речи,

Чтоб это было столь большим грехом.

Бланка.

Ужасно слышать!

Король.

Почему?

Бланка.

Не знаю.

Король (встает и берет ее за руку выше локтя).

Что, если бы тебя со мной в соборе

Архиепископ сам венчал. Ужели

То было б так ужасно? Ты сказала,

Что участь быть моей тебе завидна.

Бланка (бледнея, выпрямляется).

Отец мой, непристойно слышать речи

Подобные… Должны вы пощадить

Стыдливость дочери… О! как вы оскорбили

Неслыханно любовь мою подобной

Злой, злою, злою шуткой.(Плачет.)

Король (изменившимся голосом).

Бланка,

Я не шучу. Люблю тебя, люблю!

Ты станешь королевой и женой

Крюэля… Слышишь, Бланка?

Бланка.

Боже мой.

Вы обезумели. О, боже, страшно!

Мне страшно!

Король (трясет ее руку и шипит).

Не кричи! Не то запру

Тебя в глухие подземелья. Света

Там не увидишь!.. Никакие крики

Помочь не могут. Вспомни все сначала,

Что я сказал тебе: есть воли в мире,

Повиновение которым — счастье,

Сопротивленье — гибель, и к тому ж

Бесплодное усилье. О, пойми же,

Пойми, что я люблю, хочу тебя!

Люблю! Я буду нежен, страстен, буду

Дыхание твое ловить и взгляду

Повиноваться. Ты свободна будешь,

Могуча будешь, я к твоим ногам

Корону буду класть, и красотою

Такой одену брак наш, что в пожаре

Сияющем сгорит наш мнимый грех!

(Бланка плачет, закрыв лицо руками. Король хочет обнять ее. Она в ужасе защищается, она упирается в его грудь руками: глаза их встречаются.)

Бланка (вне себя от ужаса).

Глаза — ужасные глаза!

Король (отбрасывая ее).

Так так–то дочка!

Я мог бы разломать тебя. Я мог бы

Взять плеть мою и бичевать тебя,

Как виноватую собаку! Только,

Ведь свадьба наша будет вскоре: кожу,

Девичью кожу белую испортить

Пред свадьбой не хочу.

Бланка (падает).

О, ужас, ужас!

Король.

Сюда, эй, кто там. Аристид, скорей!

Явление XI.

Аристид сейчас же появляется, на лице его играет сардоническая улыбка.

Король.

Позвать мадам Марго!

Аристид.

Сию минуту.

Теперь принцесса видит, я надеюсь,

Как любит горячо ее король?

Явление XII.

Аристид удаляется. Бланка вся трепещет, едва держится на ногах, упорно смотря в землю. Король ходит по комнате как лев, не глядя на дочь. Аристид возвращается с ужасной старухой Марго: она одета в черное и огромный белый чепец.

Аристид.

Почтенная матрона ждет приказа.

Марго.

Что вашему величеству угодно?

Король.

Возьмите дочь мою. Коль кто–нибудь

Не волею моей пройдёт к ней, —

Вас пытка ждёт. А если приключится

Беда какая с ней. — тройная пытка!

Вы знаете меня.

Бланка (гордо подымая голову).

Король, пускай

Меня терзают, бьют, но знай:

Не с’ем я ни куска… и так умру

И в небе (плачет) маму попрошу святую,

Чтоб богу жалобу мою снесла,

Король (бешено).

Посмотрим: я же постараюсь, прежде

Чем ты от голоду умрёшь, — тебя

Своей женою сделать, чтоб полнее

Донос твой богу был. (Вдруг меняет тон.)

Но помни, Бланка,

Я грозен, я жесток, меня недаром

Зовут король Крюэль, но помни, Бланка,

Коль в сердце у тебя иная мысль,

Иное чувство шевельнётся, чувство,

Похожее на музыку, что в речи

Твоей ещё недавно мне звучала!

Помни Бланка, — у ног твоих я буду,

О, много нежности сверхчеловечной

В сердцах больших и мрачных затаилось.

Скажи: «мой милый» — рай перед тобой

Открою я.

Бланка.

Отец мой: никогда.

(Она уходит вместе с Марго, которая звенит большими ключами.)

Явление XIII.

Король в ярости ходит по комнате, Аристид с усмещкой наблюдает за ним.

Аристид.

Когда б я смел, я б добрый дал совет.

Король (останавливается).

Ну, говори!

Аристид.

Нет, лучше помолчу:

Сегодня я уж бит.

Король.

Прости мне,

Ты часто слишком неуместно шутишь…

Она упорна…

Аристид.

Да, нашла коса

На камень.

Король.

Чем её принудить к браку,

К покорности, к смирению? Скорей

Я мозг мой вышибу из той коробки,

Где он рождает прихоти, чем тут

Уступку сделаю. Я стар и смерти

Недолго ждать. И я хочу ещё

Побед неслыханных, свободы яркой.

Неслыханной свободы. Я — король,

Власть — пища, власть — питьё мне; в то мгновенье,

Когда желанью я скажу: «умолкни,

Я слишком слаб», — в мгновенье это сам я

Себе пощёчин надаю и в жиже

Навозной утоплю себя, как кошку.

Аристид (кивая головой).

Я понимаю вас: конечно, трудно

Отречься от блаженства столь безумной

И столь дразнящей неги. Коль хотите,

Я дам совет посильный.

Король.

Ну, вперёд!

Аристид.

Вы пригрозите ей, что в жертву пытке

Евстафия дадите…

Король.

Что за вздор?

Она его не так уж любит.

Аристид.

Всё же

Вы попытайтесь.

Король.

И потом нельзя

Пытать вельможу без вины, предлога…

Аристид.

Вы пригрозите только.

Король.

Не люблю

Угроз бессильных и обманных.

Аристид.

Ваше

Величество будто позабыли,

Что в споре, возгоревшемся меж вами,

Чему я сам свидетель, — граф Евстафий

Свой меч до половины вынул.

Король.

Меч свой?

Аристид.

Ведь именно за то в Большую Башню

Посажен он.

Король.

Тебя я понимаю…

И награжу тебя.

Аристид.

Мысль не моя:

Ведь схвачен граф. Какой иною мыслью

Король руководиться мог?

Король.

Не знаю…

Я думал, что пока так надо; после,

Я думал, видно будет.

Аристид.

Вот, теперь

И стало видно.

Король (пристально смотрит на него).

Отчего ты графа

Так ненавидишь, честный человек?

Аристид.

Он так красив, так знатен, так богат,

Что я люблю его от сердца.

Король.

Аспид…

Ты — аспид, Аристид.

Аристид.

Вы — василиск

Царь змей с главой венчанной,

Коль вашему величеству не будет

Обидно. (Кланяется.)

Король.

Василиск могуч.

Аристид.

И зол.

А аспид мал, но ядовит, и жало

Его острее бритвы и ланцета.

(Король пристально смотрит на него и грозит ему пальцем.)

ЗАНАВЕС.

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Декорация та же.

Явление I.

Канцлер и архиепископ сидят у стола и оба читают по рукописи. Окончив чтение, они смотрят некоторое время друг на друга, не находя слов.

Архиепископ.

Скандал неслыханный!

Канцлер.

У же давно

Я вижу, что могучий этот разум —

Всегда немного странный — пошатнулся.

Он был, как башня в Пизе, крив, но стоек.

Теперь грозит паденьем и в паденьи

Сгубить нас может.

Архиепископ.

Должен при народе

Венчать его я с дочерью? Безумец!

Ужели церковь я унижу? Папу.

Святейшего отца, введу во гнев?

Рискну–ль я, чтоб народ наш христианский

Меня каменьями побил? И Всё

Лишь по его капризу. Духовенство

Имеет своего владыку, Папу,

Наследника Петра и Иисуса,

Канцлер.

Об исполнении его желанья

Преступного не может быть и речи.

Но как нам быть?

Архиепископ.

Нам надо постараться

Его в себя немного привести.

Канцлер.

Кремень король Крюэль. Но если только

Попытка наша будет тщетной, надо

Немедленно снестись и вам и мне

С наследником, и, подготовив спешно

Всё дело, — объявить его в опеке.

Весь мир нас оправдает. Документ? —

Вот он — безумье очевидно.

Архиепископ.

Не думаете ль вы, однако, канцлер,

Что нас подслушать могут? Уши всюду

У короля.

Канцлер.

Не бойтесь. Говорим мы

Довольно тихо. Здесь свои секреты

Вверяет сам король обыкновенно;

Прикрыты двери тяжкими шелками

И звуки тают здесь.

Архиепископ (вставая).

Король идёт.

Явление II.

Король идет медленно и останавливается перед ними. Они кланяются.

Король.

Читали?

Канцлер.

Мы прочли. (Пауза.)

Король.

И ваше мненье?

Канцлер.

Довольно сложно наше мненье,

И я прошу величество присесть

И выслушать меня.

Король (садясь).

Короче, канцлер,

Короче будьте.

Канцлер.

Буду краток я, но, впрочем.

От содержания зависит форма,

И очень длинный смысл едва ли можно

Одеть в слова короткие, иначе

Он будет походить на великана

В обуженном и лопнувшем кафтане.

Король.

Министр, доселе я в речах у вас

Видал лишь карликов в предлинных тогах,

В которых путались бедняги жалко

И падали.

Канцлер (кисло улыбаясь).

Нельзя мне угоняться

За остроумьем государя, ум мой…

Король.

Ваш ум, ваш ум… Его я очень знаю…

Вперёд, что скажете о браке. Брак наш

Есть дело важное, и, как хранитель

Великих интересов государства

И наш советник первый, — слово вы

Имеете.

Канцлер (снова откашливаясь).

Мой государь,

Брак дочери с отцом ни в римском праве,

Ни в праве нашем, ни в кутюмах наших

Не значится. Я удлинил бы речь,

Когда б от разума я начал оправданья

Для опущенья приводить такого.

Но даже больше: нет в законах кары

За брак такой, зане предположенья

Не делает закон, чтобы священник

Благословил подобный злой союз.

За то закон карает тяжкой карой.

Кровосмешение — особый вид

Блудодеянья, sine: блуд, в котором

Ближайшие по крови в ослепленьи

На coitus решившись, — оный тайно

И совершили.

Король.

Но скажи мне,

Закон ли есть властитель государя,

Иль государь творит закон?

Канцлер.

Гм… гм… закон… гм…

Конечно, воля государя может

Законы создавать, менять, но есть

Закон ума в законах, так сказать,

Jus rationalis. Если от него

Король отступит, то его новелла

Безумной будет признана.

Король прикажет, чтобы только ночью

Белили полотно. Нелепо…

Quod demonstrandum: и воле королей

Предел полоясен. Тот предел, во–первых,

Определён законами природы,

Lex naturae И, как уже

Отметил я, законами рассудка,

И, наконец обычаем. Нельзя

Обычаи народа, mores, сразу

Формировать, как тесто или глину;

Они сопротивляются… и даже

Народ озлобленный способен в гневе,

Забыв повиновение, — восстать.

Итак, есть сила, vis, vis major, с коей

Законодатель вынужден считаться.

Но, государь, secundum, и на этом

Я напираю: интересы трона

Теснейше сплетены со всем порядком

И с интересами сословий высших.

Блюсти вы можете ваш интерес.

Блюду я интересы строя. Можно ль

Сим вечным интересам предпочесть

Причуду королевскую? Широко

Для личных радостей и наслаждений

Врата открыты королям, но всё же

Должны, конечно, отступать желанья

Капризные, когда повелевает

Сам Salus rei publicae, который есть

Suprema lex. Вы, государь, простите ^;

Что говорю я смело, я блюду

Правительства священнейшее благо,

Права дворянства, гильдий. Если вы,

В лице главы земли, свершите

Столь очевидный грех, народ нас всех

Осудит, и, к другим причинам вечным

Ворчания и ропота прибавясь,

Та капля горькая, быть–может, сгубит

Весь космос государственный. Но тайно

Свершая грех, тем самым государь мой

Лишает акт публичного значенья,

И тут я не при чем.

Король (резко).

Довольно! Вы,

Отец мой, как блюститель церкви, что вы

Про брак мой скажете?

Архиепископ (со вздохом).

О, старейший сын

Святейшей матери Христовой церкви.

Кровосмешение — есть грех. Об этом

Нам спорить будет бесполезно. Грешен,

Однако, каждый. Писано в писаньи:

«Несть преведник», но уповаем твёрдо

Не на безгрешие своё, не на заслуги.

Но памятуя мерзость нашу, верим

В наследие Христова искупленья

И силу покаяния. Однакож,

Не может церковь ризою своею Пресветлой, белой паче снега, сенью

Обрядов, а тем паче таинств божьих —

Грехи мирские прикрывать… притом же

В соблазн мы велий малых сих ввели бы,

Народ бы возроптал на нас. Апостол

Нас учит: «не введи в соблазн того,

Кто немощен и кто несведущ знаньем

Твоим и высшею твоей свободой».

Так говорит, свободу для познавших

Даруя, Павел, зри его посланье

К Коринфянам, глава восьмая, стих

Девятый. Сын мой мудрый, я надеюсь,

Ты понял речь мою.

Король (улыбаясь).

Вы умный пастырь. (Вновь нахмуривается.)

И так, боитесь вы народа, дело ясно.

Народ — хранитель нравов, да — народ:

Портной с аршином крохотным, башмачник

С очками на носу, студент голодный,

Тяжеловесный Жак за плугом, вся

Толпа людей мизерных… Каждый порознь

Трепещет предо мной, а вместе — вдруг

Народ, и перед ним склонился канцлер,

И красный хвост поджал сам кардинал.

Но, милый канцлер, милый мой епископ,

Я знаю, что такое вы, и знаю,

Что есть народ, и знаю уж давно,

Что есть монарх. Сегодня вам отвечу

Я вечером в совете всех магнатов…

До тех же пор, простите, вы должны

Безвыходно сидеть вот тут, и стража

Не выпустит ни вас, ни к вам не пустит

Кого бы ни было. Понятно вам?

(Улыбаясь.) Обед обильный и вина, какое

Достойно было б короля, пришлю я

Моим гостям. Отец архиепископ.

Благословенья вашего прошу.

(Архиепископ благословляет его.)

Мой канцлер, вы в беседе с мудрым мужем

Наверно чудно проведете время.

(Делает полунасмешливый полупоклон и уходит.)

Явление III.

Мы арестованы. Тотчас не можем

Поделать ничего… Я попытаюсь,

Я попытаюсь всё же. Паж, сюда.

(Входит паж.)

Мой мальчик, ты снесёшь сейчас записку

К хранителю печати.

Паж.

Ваша светлость,

Приказано не принимать от вас

Записок никаких, или тотчас же

Нести их к королю.

Канцлер.

Ну что же, милый,

Неси.

(Пишет записку у стола, свертывает и дает пажу. Паж уходит.)

Я написал лишь пару строк

Вполне ничтожных.

Архиепископ.

Мысль пришла мне, канцлер.

Со мной пришла сюда недавно в город

Прибывшая пустынница. Она

Хотела видет короля. Король наш

Весьма неравнодушен к страстной речи

Младой отшельницы–визионерки,

Которую народ наш добродушный

Святою почитает. Может–быть,

«Святая Доротея» повлияет

На ум его, она владеет речью

Неистово суровой, и, я помню

Однажды короля склонила к делу,

Весьма полезному для церкви. Мы же

Не потеряем ничего. Возьму я

Мой бревиарий и в него впишу

Слова. (Пишет.): «Король в безумьи сатанинском

Меня принудить хочет средь народа

В соборе обвенчать его с младой

Принцессой Бланкой, дочерью его.

Усилься образумить старца, разум

Которого великий странным родом

Так омрачился. Но ему скажи ты,

Что всё сие открыла ты в виденьи».

Вот так. Ей, паж, сюда. (Паж входит.)

Мой милый мальчик,

В передней там «святая Доротея» —

Как бедную народ зовёт — сидит

И ждёт меня. Так отнеси ты ей

Молитвенник, пускай пока бедняжка

Помолится. Моё благословенье

Ей также передай. (Паж кланяется и уходит.)

Канцлер (криво усмехаясь).

Плоха надежда.

Архиепископ.

Душа Крюэля — мрачная душа,

И иногда бичём, сплетенным смело

Из змей и пламени, достигнуть можно

С ним большего, чем лестью или речью,

Исполненной аргументов.

Канцлер.

Будем

Надеяться, что бог поможет нам.

ЗАНАВЕС.

СЦЕНА ТРЕТЬЯ.

Другая комната во дворце. Низкие своды. Множество запертых и отпертых сундуков. Король сидит посредине на низком стуле. Пажи расстилают перед ним штофные материи и ковры, ставят золотые и серебряные сосуды, шкатулки и ларчики с жемчугами и иными драгоценностями и т. п.

Тут же Аристид, портной, ювелир и два живописца.

Явление I.

Король.

Всё то, что отложу я в ларь особый,

Весьма украшенный, сложить, и после

Снести мне в спальню. Это дар супруге

Любезной нашей после первой ночи.

И торопитесь. Завтра будет свадьба.

Невеста — не замедлит. Ювелир!

Ты можешь ли всю мастерскую сразу

Заставить попотеть, и в сутки сроком

Мне начеканить из вот этой грустной

Готический посуды женских колец,

Цепей, браслетов, диадем весёлых.

Ты понимаешь? Чтоб амуры

Порхали вкруг цветов и хохотали,

И танцовали грации, гирлянды

Над Афродитой дивной простирая

(Ювелир весело кивает головой и берет одни золотую вещь за другою в руки).

Ну, словом, вымыслы Эллады, все

Пусти ты в ход и напряги и ум

И память. Постное искусство жалко.

Мне нравится искусство итальянцев:

В нём чувственность здоровая живет.

А ты, портной, — насчёт нарядов женских

Тебя не утруждаю я. Младой

Супруге нашей от супруги прежней

Осталось очень много женских платий,

А после целый штат мы к ней пристави

Искусных швей, и милому уму

Мы волю предоставим по капризу

Для красоты своей чудесной раму

Достойную создать и постоянно

Менять её… Но нужен нам самим

Наряд богатый и к лицу идущий.

И тут, портной, не нравится мне, право,

Что у тебя такой короткий нос.

Короткий, вздёрнутый: носы такие,

Быть–может, свойственны портным искусным,

Но знак, что обладатель носа мало

Наклонен к философии. Меж тем,

Мне нужен бы закройщик философский..

Ты улыбаешься? Вот видишь, друг,

Немолод я, и если ты разрядишь

Меня щеглом, то ведь жена моя,

Пожалуй, засмеётся и над нами

Начнёт острить. Она ведь весела

И любит шутки. Если же мой возраст

В расчёт ты примешь, — то, пожалуй, саван —

Единственный приличный мне костюм.

Как сделать так, чтобы старик казался

И юным и внушающим почтенье.

Ты в силах ли подобное создать?

Аристид.

Ну, докажи, портной, что ты философ.

Портной.

Бог создал человека, государь:

Христос сказал: «не может человек

Ни на волос себе прибавить росту».

Портной же довершает дело бога

И всю наружность может изменить.

Что без портного человеки? — твари

Двуногие и равные друг другу, —

Великое портняжное искусство

Определяет, кто король, кто канцлер,

Солдат, монах, купец или простец.

Допустим, на одну минуту только,

Что люди все бы стали наги вдруг:

Никто не различил бы, несомненно,

Вельможи от подёнщика; возможно,

Что водовоза приняли б за графа,

А графа за тряпичника. Итак,

Могущество портного — это сила,

Которой держится всё общество людей:

Разденьтесь все — и рухнет ваш порядок.

Вот философия портного. Старость —

Препятствие неважное. При том же

Вы, государь, довольно статны. Мы

Немного грудь подымем, плечи тоже,

Упруже икры сделаем; цвета

Мы подберём неяркие, конечно,

Но царственные: темный пурпур, мех

Коричневый, пушистый и шитье

Шелками тёмными. Скроим мы

Широкое и складчатое платье,

В котором каждый жест — величье; быстро —

Смешно ходить в таком наряде: нужно

Иметь особую манеру, ту,

Которую дарует людям старость.

Тогда пойдёте вы и, улыбаясь,

Кивнёте вправо, влево, а толпа

Разинет рот и скажет: «вот Юпитер,

Вот зрелый человек, вот то, к чему

Нас молодость готовит, вот расцвет

Природы человеческой!

Аристид.

Но только

Необходима помощь брадобрея,

Лишь он лицо меняет, а оно

Есть зеркало души; итак, меняет

Портной тела, цырюльник — даже души.

Король (смеясь).

Шуты, шуты… Доволен вами я.

Ну, живописцы. Ты, Тосканский мастер.

Портрет желаю я иметь. Мне пишет

Владыка Флорентийский, будто мастер

Ты этого искусства.

Пернини.

О, не верь.

Не верь тому! Мазилка сей презренный

Не понимает сущности искусства:

Он пишет так лицо, как есть оно,

Со всеми бородавками, в морщинах.

Мешок под глазом, волосы в носу.

Джованни ди Тоскана.

То правда. Я горжусь, что заменяю

Я зеркало. Как в зеркале себя

Узнаешь ты в моём портрете верном,

И для потомства будешь жить таким,

Каков ты был. Дарую я бессмертье.

Пернини.

Глупец надменный! Иль не говорит

Писанье нам, что с телом просветлённым

Воскреснем мы при ангельской трубе.

И вот такого просветленья ищем

В природе мы, изображая всё

Не так, как есть, а как должно быть.

Тому же учат древние, в искусстве

Великие учителя.

Джованни.

Природа

Одна учитель наш!

Король.

Постойте! Оба

Напишете портреты. Мне забавно

Узнать, каков я есть, каким бы должен

Я быть. Идите. Ах шуты. (Аристиду.)

Ты видишь,

Как весел я? Моя тоска глубоко

Засела в сердце, но её оттуда

Надеюсь я со временем извлечь.

И радуюсь невольно я тому,

Как проведу рабов и трусов,

Грабителей народа, пред которым

Они робеют вместе с тем; как их

Скручу я. Ты увидишь — опыт славный

Проделаю я власти королевской.

(За сценой разговоры, крики, которые всё усиливаются.)

Но что за вопли там?

(Входит паж.)

Паж.

К вам, государь,

Немедленно войти желает с просьбой

Святая Доротея, как её

Народ весь именует.

Король.

Пусть войдёт.

Явление II.

Входит Доротея в длинной чёрной одежде, покрывающей также её голову. У неё бледное, но молодое и прекрасное лицо. Входит она стремительно, с горящими глазами, в гордой позе останавливается перед королём; от быстроты движения её легкие черные одежды вьются вокруг.

Доротея.

Вот ты, король.

Король.

Я здесь, сестра честная.

Доротея.

Мне показалось, будто ты, король,

Избегнуть хочешь встречи с богом? Гласа

Господнего укрыться. Я пришла

Влекомая не суетным–желаньем,

Не волей сердца плотского, но волей

Небес! (Указывает гордым жестом на небо.)

Король.

Но я не думал, Доротея,

Скрываться от тебя, и все, что скажешь,

Я выслушать готов с почтеньем,

Какое надлежит твоим заслугам,

Веригам, власянице, бичеваньям

И посещеньям частым Иисуса,

Небесного святого жениха.

Доротея.

Король! Сегодня ночью, утомившись

От бичевания, уснула я.

Но вот коснулся кто–то изголовья.

И голос слышен был: «Вставай».

Глаза я подняла и вижу: ангел,

Блистающий во тьме кровавым светом.

Разорваны его одежды, дыбом

Стоят власы, посыпанные пеплом,

И кровь стекает по его груди.

И в ужасе, упавши на колени,

К нему простерла руки я. с мольбою:

«Свитый, — сказала я: «о, небожитель,

Почто такою скорбью полны очи?

Зачем разорваны твои одежды?

И дыбом поднялись власы, и тело

Небесное твое ногтями взрыто?»

И плакала я горько, видя лик

Прекрасный ангела, покрытым

Земною скорбью, и рыдала горько.

И долго не ответствовал мне ангел,

Лишь я рыдала, да шумел в долине,

Рыдая также» пленный водопад.

Но, наконец, раздался скорбный голос:

«Внимай мне», он сказал, «жена, внимай.

Был пир у сатаны; косматый демон

О отвислыми сосцами и губами

Вампира, сивый и горбатый демон

Пред сонмом братьев похваляться стал,

Что в грех венчанную главу он ввергнет.

И демоны не верили ему.

Тогда раскрыл он чешую зелёных,

Осклизлых крыл своих и с диким смехом

Над адом взмыл. И мы за ним следили.

И к Дагоберу королю проник он.

Вокруг усталой головы раскинул

Распутные виденья сладострастья.

И щекотал его и обнажал

В виденьях перед ним он деву Бланку,

Родную Дагобера дочь. Чертовка,

Принявши вид ее, плясала страстно

Пред Дагобером танец Саломеи,

И дух–хранитель встал и молвил бесу:

«Отыди». Бес же с гнусною усмешкой

Сказал ему: «иль не дано нам права

В юдоли сей их души искушать?»…

И грустны» отлетел хранитель в небо,

Затем, что грешная душа склонилась

На игры те бесовские, и в сердце

У короля возрос чертополох —

Колючий и ужасный видом тернии.

Шипами он пронзил отцовство,

И стыд и срам, он искалечил сердце

И мерзость запустенья водворил.

И встал король и восхотел он браком

Венчаться с дочерью своей.

(Присутствующие в ужасе и смущении переглядываются.)

На небе

Сама Святая Дева уронила

Слезу, и трубным звоном ад наполнен,

И черти там играют в чехарду.

И предаются сраму друг на друге

И когти расправляют, говоря:

«Наш, наш король, победа наша!»

Вот что открыл мне ангел. Я в. смятении,

Не слыша ног, бежала по пустыне,

И вот я здесь… и вижу короля

Среди художников, портных… о, мерзость!

Опомнись же, старик безумный,

Отцовство оплевавший! Иль не видишь,

Что обратился в чудище, что ныне

Ты вепрь седой, незнающий стыда,

И с хрюканьем зверино–сладострастным

Преследующий дочь свою, как ангел

И как росинка чистую? Опомнись,

Опомнись, Дагобер! Куда зашёл ты?

Смотри кругом: ведь ты в пещере серной.

И неба нет, и только хохот слышен

Злых духов, и сейчас душа твоя,

Сейчас, чрез миг, вопя и проклиная,

На муку вечную — ты слышишь ли. король?

На вечную, ты понял? — повлечётся.

Ты в слово — «вечность» можешь вникнуть?

Так вникни! Нынче гаснет луч последний

Надежды всякой! Вот смотри: рукой

Моей, моим перстом грозится

Сам Судия тебе, — вострепещи!

(Величественно грозит ему.)

Король (Аристиду).

Что не дерёт еще мороз по коже,

Цирульник, у тебя? Люблю я

Большие страсти всех родов. (Доротее.)

Сестрица,

Мне больно, что Святая Дева в небе

Слезу, ради меня, раба дурного,

Из глаз лазурных уронила. Верю,

Что сей алмаз бесценный мой хранитель

Уж заключил в изящный алавастр,

И что слеза владычицы небесной

Мне во спасение послужит. Больно

Мне очень, что небесных духов сонмы

Встревожил я, но всё ж я сознаюсь,

Что адское проклятое растенье

Роскошно привилось в душе моей:

Косматый демон собственным дыханьем

Согрел его и потом оросил.

Предлинно–длинны корни этих терний,

Чудовище–растенье впилось прочно,

А цвет его бесстыдно–ароматный

Раскинулся вот здесь — во лбу моём.

Я горько сокрушаюсь, Доротея.

Молиться б я хотел, но как молиться?

Хочу сказать: «святая Маргарита,

На колесе умершая, — о, будь

Ко мне ты милосердна», — вдруг вижу —

Младое тело Бланки распростёртым

На колесе: кольцом благоуханным

То тело милое извилось, руки

Назад затянуты, И манит грудь уста,

А губы восхитительно смеются,

И полны влагой сладкою глаза.

К видению тяну я. бедный, руки;

А сам шепчу: «о, как желанна ты».

Доротея (закрыв лицо своим длинным шарфом.)

Несчастнейший, как демоны тебя

Жестоко отравили.

Король.

О, жестоко!

Не так ли и тебя порою бесы,

Святая девушка, нещадным роем

Позорно искушают: Дионис,

Пан козлоногий с жгучими глазами,

Не блеет ли при синеве луны

Вокруг твоей пещеры? А молитвы?

Не прерывает ли их призрак странный

Двух тел трепещущих, сплетённых, жарких,

Доротея (быстро).

Король, король, — тогда

Хватаю бич я, он свистит, и кровью

Облита плоть и бунт свой прекращает.

А дух возносится до горних мест.

Король.

О, девушка святая, — ты в заботы

О королевстве не погружена.

Могу ль я бичевать себя? Могу ли

Я плоть свою нещадно изнурять,

Чтоб душу сохранить? Как я предстану

Тогда пред Судией? Ведь Он мне

В раскатах грома скажет: «или ты,

Лукавый раб, не знаешь, что писанье

Гласит: «блажен, кто душу сгубит

За других?» И ещё: «кто хочет душу

Спасти — её погубит, кто же ради

Христова имени погубит душу —

Спасётся». Скажет Судия: «раб глупый.

Не дал ли царства я тебе, чтоб стадо

Ты соблюдал, а ты им пренебрёг

И лишь себя спасал, бичём махая

Не бич аскета дан тебе, но скипетр».

А посему, сестра моя: пусть стража

Тебя на время отведет в молельню,

В капеллу нашу: там молись, о дева.

Молись и плачь, и плоти не жалей,

Бичуй её и рви — проси у неба.

Чтобы увяло адское растенье,

Что разрослося в сердце у меня.

Я сам приду на полчаса, быть–может,

Послушать свист бича, взглянуть на кровь,

И на рубцы твои; быть–может, демон

Тогда покинет сердце, и я вновь

Пред добродетелью склонюся. О сестра.

Иди, спаси ты душу Дагобера,

Облагодетельствуй и снова обрати

Во образ и подобье бога!

(Доротея колеблется и не находит слов. Два шотландца с поклонами подходят к ней и уводят ее, крестясь.)

Король.

Пажи, вы, люди — слышали вы речи

Пустынницы? Я говорю вам: кто,

Предупредив герольдов королевских,

Что возвестят об этом завтра утром

Весь мир при звуках трубных и трезвоне,

Тот слух кому–нибудь шепнёт, — пусть ждет

Достойной кары. Это я сказал.

(Все кланяются.)

Аристид (стоит сзади короля и наклоняется над ним).

Величество! какое наслажденье

Доставили вы мне.

Король (оглядываясь на него).

Я был хорош? (Оба смеются.)

ЗАНАВЕС.

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ.

Явление I.

Зала заседании верховного совета. Длинный стол покрыт тяжёлой роскошной скатертью. Посредине трон, на котором сидит король, слева канцлер, справа архиепископ. Далее слева последовательно: 1) герцог с большой белокурой бородой, атлетического сложения, 2) пустое кресло (графа Евстафия), 3) рыцарь хищного типа с волосами щёткой, спущенными на волчьи глаза, 4) пустое кресло (графа Раймонда), 5) толстый рыцарь с серповидной бородой под подбородком, 6) рыцарь почтенного вида, 7) скромная чёрная фигура столичного мера Сьер Этьена. Слева от архиепископа: 1) толстый добродушный прелат, 2) тощий и бледный доминиканец, два аббата, ректор.

Король.

Советники, магнаты. Я собрал вас

По важному и трудному предмету

Дать ваше мнение! Притом же дело

Не терпит отлагательств. Канцлер вам

Его изложит.

Канцлер (встает и обводит всех взором).

Светлое собранье!

Король наш, мысля о народном благе

И памятуя, что наследник трона

Находится лишь в дальнем с ним родстве,

Притом же своевольно, по причинам,

Неведомым для нас, укрылся в странах

Чужих, — король наш, памятуя это,

На мысль полезную и добрую напал

Вступить еще раз в брак… (Движение.)

И ветви древа

Восстановить побегом новым, прямо

От корня древнего бегущим. Дело

Сие есть дело доброе, и только

Одну лишь радость может возбудить

В сердцах вельмож, как и в сердцах народных.

(Все перешептываются: архиепископ слушает с закрытыми глазами; король мрачно смотрит в землю.)

Канцлер (выразительно повышает голос)

И выбор сделан королём. Красою,

Невинностью невеста ярко блещет,

И род её велик и знаменит…

Но, мужи светлые, совет премудрый,

Когда король назвал её мне имя, —

Наморщилось моё чело, предвидя

Большую бурю впереди.

Король избрал, пресветлые мужи.

Свою же дочь — принцессу Бланку.

(Опирается на стол и делает паузу. Общее движение. Духовенство в ужасе. Толстый рыцарь фыркает от неожиданности и со смехом говори! что–то рыцарю–старцу, который отмахивается от него. Все перешёптываются. Этьен, вытянув шею, слушает с напряженным, вниманием).

Канцлер.

Прибавить нечего мне больше, Сами

Вы взвесьте. Мнение моё сказал я

Его величеству, и руки

Я умываю, но не поручуся,

Чтоб брак такой не вызвал возмущенья

В народе, в населении столицы,

Что скажет сам святейший Папа? Что

Подумают о нас князья Европы?

Пусть взвесит всё премудрый ваш синклит.

(Садится.)

Король.

Вы слышали: мы в брак вступить желаем

С принцессой Бланкой, Нашей дщерью? Знаем,

Что не в обычае подобный брак,

И знаем, что его кровосмешеньем

Святая церковь именует. Знаем

Все это мы, всё взвесили. И твердо

Решили брак сей заключить.

Все ль несвободны человеки? Мудрость

Сковала страсти их законом. Все вы

Стоите под законом. Но, однако,

Всей тяжестью законы давят вниз,

На простолюдина; чем выше саном —

Тем и свободней человек. Есть в мире

И человеки, коих сам господь

Поставил над законом. Для свободы

Сии живут, творя свободно право;

Их назначение — являть свободу

И устанавливать закон, без них

И сам закон свою теряет силу.

Все носите вы подданство, но мы,

Монархи, подданства не носим. Кто же

Накинет цепь на нас, — тот бунтовщик,

И не спасется от руки земного,

Как и от рук подземных палачей! (Обращается к духовенству.)

Про грех заговорите вы — Судьею

Мне бог один, пусть он меня карает.

Ваш долг повиновенье! Вы слыхали?

Герцог с белокурой бородой (бурно вставай.)

Король, не то мне странно, и не то

Меня сердиться крепко заставляет,

Что ты задумал брак такой. — Ты прав,

Ответ дашь богу ты. Твое то дело.

По мне женись хоть на собаке.

Меня гневит, что с нами ты, с дворянством

Высокомерно говоришь, и в речи

Своей всю правду извращаешь. Кто ты?

Что ты без нас? Ты только первый, слышишь.

Ты только первый между нами.

Канцлер (потирая руки и хихикая).

Primus… primus, inter pares, ne — supremus!

Бородатый герцог.

Ты стал швыряться нами! Вижу я

Пустое кресло. Где Евстафий? В Башне!

Я это знаю. Не за то ль он там,

Что путь нашёл к душе твоей невесты?

Дворянство не потерпит, чтобы ты

Холопов безответных видел в детях

Великого сословия! И брак

Столь странный свой ты можешь заключить,

Но так, чтобы не было вреда для нас,

Дворянского высокого сословья.

Бери ты дочь без церемоний брачных.

Бывало всё, и каждый господин

В своей семье. Или венчайся тайно.

Архиепископ.

Нет, нет! В соборе хочет государь

Свершить обряд в присутствии дворянства.

Бородатый герцог.

Ну, видишь ли? Что ж мы, шуты твои?

Коль хочешь — пей, но не позволим мы

Из чаши нам плескать в лицо. Порок,

Коль в тайне он сокрыт, то дело божье,

Но явные пороки не к лицу

Для короля, который представляет

Дворянство пред своими и чужими.

Король.

Ты все сказал? (Смотрит на него в упор.)

Герцог (дерзко встречая его взгляд).

Все то, что думал!

Король.

Отлично. Это правда. Я лишь первый

Меж вами. Вы — грабители страны! (Движение.)

Я первый между господами, тяжким

Ярмом лежащими на глупой перни.

И я силен, покуда вам служу я,

Покуда охраняю ваше право

С овец драть шкуру. Верно, это так.

Но вы забыли, что давно бы все вы,

Как волки меж собою перегрызлись,

Когда б над вашей буйной головой

Мой скипетр не висел; забыли вы,

Что вы сильны лишь тем единством силы,

Которое вам дал монарх! Как обруч

Держу я вместе вас, и все богатство

Скопилось в бочке вашей, если ж обруч

Спадет, — то только щепки вы, а влага

Уйдет в сухую землю. Вы забыли,

Как ненавидит вас народ, князья!

Забыли, что без удержу, без меры

Безумно грабили и изнуряли

Вы поселян и горожан. И мы —

Монархи — поднялись. Еще недолго,

И запылали б замки ваши. Жаки

Выпустили бы вам кишки, на шею

Вам наступил бы гордый горожанин.

Но мы пришли, милиций мещанства

Соединили мы в своих руках,

Мы наняли шотландцев на червонцы,

Ссуженные купцами, и порядок

Мы учредили. Королевский суд

Мы дали населенью, и в стране

Установили мир нага королевский.

Мы вас уняли, псы!..

Бородатый герцог.

Король, умолкни! (Общее движение.)

Король.

Мы вас уняли, псы, для вашей пользы

И, средства колоссальные собрав,

За них народу дали только каплю

Спокойствия, упрочив вашу власть.

Трепещет феодал своих вассалов,

Купец боится бедняков, и мастер

Страшится подмастерьев. Только те,

Внизу, работники полей и огородов

Голодные, те не боятся снизу

Уж никого, зато боятся сверху.

И в царстве страха общего и злобы

Стоит вверху монарх: к нему под’емлет

Глаза с надеждой отощалый Жак,

Которому король хоть тень, хоть призрак

Суда и правды дал, к тому ж его

Божественностью власти обморочив;

Защиту видит в нем себе купец,

И мастер, и барон. И всех он держит

И равновесие блюдет! Тьма выгод

Для вас в том равновесьи. Стоит только

Монарху пасть, — и буря разразится.

За меч, за нож, за вилы все возьмутся.

И кровь окрасит землю, пламя — небо!

Без вас ничто я? О, какая ложь!

Со мной народ. На вашу шею я

Одной ногою опираюсь твердо,

Другой ступив на бедных масс хребет

И выгоднее вам сносить капризы,

Паденье одного из вас и гнет

Руки монарха, чем резню и смуту

Родить в стране против себя самих.

Смиритесь же! Я — сила и над вами.

Я — сила, в муках вечного раздора

Меня людская злоба родила!

Смиритесь же! Смотрите, герцог буйный!

Смотрите все: недавно с почтой нашей

Разосланы повсюду два пакета,

Один с печатью черной, а другой

С печатью белой. Дремлют у коней

Гонцы: по слову моему, крылатый

Они повсюду разнесут приказ

Вскрыть тот или иной, и всенародно

На площадях его провозгласить.

И черный наш эдикт гласит, — не точно,

Но смысл вам передам: «Народ мой бедный!

Мы, Дагобер, король, достигнув лет

Преклонных, в некий день по воле бога

Прозрели истину, от наших глаз

Дотоле скрытую врагами правды.

Увидели несчастную страну,

Пустынную от дел разбоя сильных.

Народ рассыпанный, как овцы стада

Без пастыря. Сидят по крепким замкам

Помянутые в книге Бытия

Злодеи–исполины, их же гордость

Как столб Нимвродов к небу поднялась!

Их рвы наполнены слезами, камни

Их стен зубчатых, как цементом, кровью

Народной скреплены, их пища — мозг

И мясо бедных, — это людоеды.

Как облако, стоит над краем стон

Моих людей замученных, и сёла

И города припали до земли

Под тяжестью несчастий. Да не будет

Впредь ужаса сего. — Повелеваю я

Немедля всем селянам, горожанам

Вооружиться, избирать прево

Голосованьем всенародным, смело

От податей и пошлин — измышлений

Совета сатаны и злых господ —

Отказываться! — Наше войско будет

Повсюду помогать народу. С нами

Господь и ангелы его. Дано:

Такого–то числа, такого года».

(Буря негодования. Все, кроме Этьена, встают с мест.)

Хищный рыцарь.

Король, не сделаешь ты так, — иначе

Падешь ты сам!

Бородатый герцог.

Восстанье глупой твари

Сумеем мы разбить!

Старец.

Да, вот к чему

Нас привела пехота. В дни былые,

Когда был всадник всем, такая речь

Была бы невозможна.

Толстый прелат (озабоченно к архиепископу.)

Но духовенства

Не помянул король.

Архиепископ.

Конечно, с нами

Не станет церемониться народ.

Коль разойдется.

Бородатый герцог.

Не страшат угрозы

Того, кто смел!

Король (смеясь).

Зашевелитесь все!

Нет, герцог мой, поверь мне, кисел уксус

И крепок перец королевский. Слушай,

Совет, теперь второй эдикт. Молчанье! Тише!

(Шум постепенно смолкает.)

В моем эдикте белом говорю я:

«Не тайна уж давно для нас, что бог

Прогневался на землю нашу. Знаем,

За что неурожаи и болезни

Нас посещают. Да и кто не знает?

Часть подданных державы нашей дерзко

Предалась умствованьям и мечтам,

Толкуя вкривь и вкось писанье, праздно

Болтая о вещах, уму людскому

От века недоступных, и открывши

Сердца свои для навожденья; люди

Несчастные — и их меж нами много —

Отвергнулись от негрешимой церкви,

Отринули духовное главенство

Святейшего отца, не ходят в храмы,

Не платят десятины, не свершают

Ни треб, ни таинств, но свои обряды

Создали и молельни. Уж не раз,

Не семь раз мы и духовенство им

Грозили, к совести их обращались,

Но семью семьдесят увещеваний

Для них остались тщетны. Потому,

Согласно с капитулом духовенства,

Мы об’являем вне закона их,

Имущество их все — ничьим, а также

И земли подлежащими захвату.

Не пощадим ни смерда мы, ни графа:

Война еретикам, и с нами бог!»

(Присутствующие взволнованы. Король обводит всех глазами.)

Вот почему пустует место графа

Раймонда. Мы его отлично знаем:

Открыто он в своем феоде ввел

Новейшие обряды и ученья.

Одно условие: платите церкви

Одну десятую всего, что вам

Приобрести удастся, а другую —

В наш королевский фиск, и да владеет

Всяк тем, что у безбожников отымет.

(Бурное движенце. Оживление и беседы.)

Но помните: эдикта два, и выбор

От вас зависит: белый будет мною

Опубликован верным всем на радость,

Еретикам на горе, только если

Венчает завтра нас архиепископ

С принцессой Бланкой. Я оставлю вас,

Чтоб совещались вы свободно. (Встает и уходит.)

Явление II.

Хищный рыцарь.

Давно мечтал об этом я, тут пахнет

Жарким хорошим.

Старец.

Наш король, премудрый

Эдикт издать решился. Все, что ново,

Чревато бедами и подлежит

Уничтожению.

Архиепископ.

Я признаюсь,

Смущен… Эдикты оба столь нежданны.

Смущен я сильно.

Доминиканец.

О, архиепископ,

Не упускай ты случая врагу

Нанесть удар решительный. Как долго

Король отказывал отцу святому,

Моим и прочих настояньям, — так

Ценой греха он предлагает нам

Очистить край от ереси.

За грех один, который милосерд<но>

Простит господь своим усердным слугам,

Отсечь мы можем страшную гангрену

И человечество от гибели спасти.

Толстый прелат.

Владыко, что касается соблазна, —

То можно, ведь, придумать похитрее

Предлог какой–нибудь и оправдать

Тот брак. Благочестивой ложью честно

Прикрыть необходимый грех.

Толстый рыцарь.

Открыто

Скажу: король меня в восторг приводит;

Ведь мой сосед барон Иосиф

Завзятый еретик, и нынче я

В союзе с королем удар навеки

Несчастному могу нанесть, а земли

Прибавить к лену моему. Дворяне,

Кричу: виват, я — и на всё согласен!

Бородатый герцог.

Я сильно зол на короля. Обидев

Евстафий, дворянство он обидел,

Но, признаюсь, второй эдикт заманчив,

А первый нам наделал бы хлопот.

Хищный рыцарь.

Друзья, но мы должны просить немедля,

Чтоб содержание эдикта втайне

Король держал дней двадцать, — мы же должны

Удар свой подготовить и на них

Неведущих обрушиться. О радость!

Предвижу грабежи лихие, подвиг

За подвигом!

Толстый рыцарь.

Виват, виват король!

Архиепископ (который все. время совещался с толстым прелатом.)

Сын и мои. решился я. Согласен

На брак сей, и, поверьте, тонко

Устроим дело мы

Толстый рыцарь (вынимая меч, и размахивая им, кричит.)

Виват, король!.

Бородатый герцог.

Что ж делать.

(Гладит свою бороду и проникается важностью.)

Интересам государства

Принесть придется жертву эту. Жалко

Евстафия и Бланку жалко. Но

Сословье выше человека.

Канцлер (стоя в стороне, и исподлобья глядя на всех.)

Жутко

Приходится. Боюсь, что будет мстить

Король за смелую мою игру.

А я надеялся… Но шах и мат

Мне были два эдикта. Генрих, Генрих!

За полчаса ты близок был к престолу,

А нынче дальше, чем когда–нибудь.

И я — сегодня канцлер и вельможа,

А завтра, может быть, уж арестант…

Фортуна, ты — блудница.

Явление III.

Король входит и садится на трон. Он улыбается.

Король.

Мои друзья и братья! Как решили

Вы дело трудное?

Толстый рыцарь (махая мечом).

Король!

На всё, на всё согласны!

Канцлер (с медовой улыбкой).

Всё взвесив со вниманием, мы признали,

Что интересы церкви, нашей общей

Святейшей матери, всего превыше,

Что божье право, интересы неба

Должны мы предпочесть правам людским.

А потому, стремясь к уничтоженью

Позорной ереси…

Хищный рыцарь.

И дележу земель!

Канцлер.

Решили мы, на мудрость полагаясь

Великого монарха, не перечить

Ни в чём его желаньям. Я надеюсь,

Что правильно решенье передал.

Архиепископ.

Мой сын венчанный, лишь одно условье

Должны мы сделать: мы народный разум

Хотим своеобразно подготовить;

Для этого воспользуемся мы

Святою Доротеей, и оденем

Всё происшествие чудесным светом.

Не ложно будет то, чудесно всё

В сем происшествии.

Король (хмуро улыбаясь).

Пусть будет!

Архиепископ (облегченно вздыхает).

Король.

Скажите мне, любезные мои,

Решенье ваше вы единогласно

Приняли.

Толстый рыцарь.

Да. Виват, виват король!

Этьен (бледнеет, медленно выступает вперед, глядит сначала в землю).

Простите мне… Я — скромный гражданин,

Не искушен в политике… Меня

Избрали жители столицы.

Простите. Здесь я в первый раз меж вами…

Простите мне. Едва перевожу

Дыханье я… и сердце моё бьётся.

(Справясь со своим волнением, он оглядывается вокруг.)

Где я? Где я присутствовал, несчастный?

Свершали ль пир грабители при мне,

Враги ли государства совещались?

Безбожники ли? Думаю, в трущобах,

Где висельники делят меж собой

Добычу, строя планы, встретишь больше

Стыда, чем здесь (оглядывает их иронически) — собранье!

Тут нагло признавались, что народ

Гнетут, дурачат, и, народа ризы.

Как ризы господа, делили. Там.

Внизу, народ наивно полагает,

Что государь, пред богом предстоя,

О том лишь думает, чтобы народу

Жилось вольнее, — предо мною снял

Король венец, украшенный крестом,

И показал себя лишь атаманом

Надменной шайки! Он забыл во гневе

Себя и вас разоблачая всех,

Что слушает народ его признанья

Вот этими ушами. Вы, дворяне,

Девицу предали на поруганье

Распутному, безумному отцу,

Вы брата предали, — за что, за что же? —

Да за наживу! Вместе порешили

Трудолюбивейших из наших граждан

И просвещённейших из всех сеньоров

Предать разбою под предлогом тем,

Что молятся они иначе. Кинул

Вам, словно псам, кусок,

Подачку тот, кто должен быть для всех

Заступником, и радостно, поспешно

На всё, на всё вы согласились! Я же,

Простой, незнатный человек, торговец,

Как вижу я, на подвиг и на муку

Согражданами избран; говорю вам,

Что я разоблачу перед народом

Всё то, что слышал я, и не потерпит

Великий наш народ, чтоб надругались

Над правдой, чистотою; над святыней,

Над миром граждан! Честь ещё жива

В груди у нас! Мы, рыцари аршина

И молотка, научим чести вас, —

Мы, смерды, мы, невежды, вас научим —

Дворян и кавалеров — благородству!

Господь свидетель — ратуша ударит

В свои колокола, — и в сердце бедных

Найдется отзвук, — каждый ржавый меч

Блеснёт вам молнией в руках народных!

Смотрите — отрясаю прах от ног

И ухожу с совета нечестивых!

Личины я сорву! Таков мой долг,

Не устрашусь его, хотя б мученья

Грозили мне!

(Присутствующие смущены. Бородатый герцог делает несколько раз движение к Этьену, но король удерживает его жестом,)

Король (спокойно).

Они тебе грозят…

Таков народ, магнаты. Вы видали:

Великодушен, смел и честен… Да…

Этьен, ты молодец. Но долго, долго

Ещё учиться надо вам — народу.

Могуч, могуч народ, но страшно глуп.

А мы, при помощи простых уловок,

Его же силой бить его умеем,

Пока он не смирится. Простачек —

Ты должен был смолчать, а после там

Распоряжаться в ратуше народной,

И силой ставши, вызов нам бросать.

Но что ты сделал, честный человек?

Ты робко начал, после загорелся,

Всё выболтал. И тотчас мы тебя

Велим схватить, и жить тебе недолго.

(Этьен смотрит на него с смесью ужаса и презрения.)

Народ должны держать мы в ослепленьи.

Прозревший раньше времени — молчи!

Заговоришь — готовы казематы,

А, может–быть, и плаха. Власть должна же

Себя защитить. Так–то, милый друг.

Конечно, спросит нас столица наша:

«Где мер наш?» Мы же ей ответим просто,

Что заговорщик он, что он решил

В известный день предать еретикам

Столицу. И поверь, найдем довольно

Свидетелей против тебя, Этьен?

Этьен.

Ты дьявол!

Король.

Ты — простак. Погиб

Из–за одной горячей речи. Честность

Простецкая не выдержала. Что же?

Вот вспыхнул и погас. Эй, взять его!

(Этьена мгновенно хватают шотландцы, стоявшие всё время на готове с обнажёнными мечами. Его уводят понурого и задумчивого. Впечатление в общем тяжелое. Король весел.)

По правде мы пред ним случайно

Излишне распахнулись. Впрочем, братья,

Придёт тот день, когда поймёт народ

Всю сущность нашей власти и господства.

Тогда конец и нам и вам. Но, к счастью,

Далек тот скверный день, а нынче

Мы мощны и богаты, и теперь,

Магнаты славные, прошу покорно

Попировать по окончаньи дела.

Толстый рыцарь (стоит, широко расставив ноги, громко).

Виват, король!

*Все (шумно и радостно*).

Виват, виват, король!

Явление IV.

Все уходят. Вечер. Пажи вносят светильники. Входят затем Архиепископ и Доротея. Пажи по знаку архиепископа кланяются и удаляются.

Архиепископ (усаживается на одно из кресел; Доротея стоит перед ним в смиренной позе).

Дочь милая, тобой гордится церковь,

Не тем, однако, что в своих виденьях

Ты видишь небеса. То мог бы быть

Обман бесовский. Нет у человека

Разумных средств, чтоб разобрать, когда

Видением его господь взыскует,

Когда ввергает сатана в соблазн;

Воистину, не только светлый образ

Небесных духов духи зла приемлют,

Но сатана являлся многократно

Честным монахиням во образе Христа

И вдруг их распалял земною страстью.

Я знаю, что в ночи неоднократно

Сын божий посещал тебя.

Доротея.

То был

Воистину сын бога. Бледно было

Чело его прекрасное, и терний

Венчал его, глаза огромны, звёзды

Недвижные, в них тайна неба… да…

В них море тайны, а уста так скорбны:

Скорбит ещё о людях Иисус.

И голос музыке подобен. Розы

И лилии цветут повсюду, где

Ступает он. «Будь терпелива, жено»,

Он говорит: «стерпевший всё — спасётся».

Христос то…

Архиепископ.

Так… Всё это хорошо.

И всё–таки, быть может, демон

Искусно так твою готовит гибель.

Видала ль ты мистерию в соборе? —

Кто там актёр? Псаломщик, пара певчих.

Студенты–школяры, — а так искусно

Христовы страсти представляют: люди

Рыдают, видя, как Спаситель мира

Биен и унижаем. Но тем паче

Комедиант искусный демон. Я нимало

Не сомневаюсь, что Христос Владыко

Воистину к тебе снисходит, только

Я доказательства ищу не в форме

Видения, а в сути. Церкви ты послушна,

Не возгордилася, но твёрдо держишь

Свой крест, который есть повиновенье,

Коль на мгновение отступишь ты

От церкви, верь мне — ты погибла. Демон

Придёт во образе высоком, тихо

Святые речи поведёт, и вдруг

Со срамным смехом обнаживши тело

Тебя в об’ятья схватит, зацелует,

И среди стонов страсти, смеха бесов

Низринешься ты в ад!

Доротея.

О, да не будет!

Архиепископ.

Примеры виданы. Как лезвие

Ножа — тот мост видений и восторгов.

По коему идёшь ты, потому —

Продолжи послушанье церкви,

Спасение твоё лишь в нём одном.

Теперь, сестра, послушай со вниманьем,

Чего святая церковь хочет, помни

Притом, что я тебе неоднократно

Твердил: что ложь есть, и что правда, —

То ведает лишь бог, и если бело

В глазах твоих, а церковь скажет: черно,

Ты соглашайся, — ибо жив в ней Дух…

(Беседа продолжается.)

ЗАНАВЕС

СЦЕНА ПЯТАЯ.

Внутренность готического собора. Много народа, который собирается расходиться. Вечер.

1–й горожанин

Постой–ка кум, еще чего–то ждут.

Мне говорил один соборный служка,

Что будет говорить–нам Доротея.

Женщина.

Да, правда это, здесь она

В приделе. Видала я сама:

В рубахе, власянице и веригах,

Рыдает, припадая к Иисусу.

Что сделалось?

2–й горожанин.

Весьма смущен народ.

Дурные ходят слухи. Граф Евстафий

На жизнь монарха покушался. Он

Посажен в башню. В заговор замешан

И Сьер Этьен, наш голова.

3–й горожанин.

Не верю.

Честнейший человек наш новый мер.

1–й горожанин.

Но, правда, слаб к еретикам он.

3–й горожанин.

Снова

Я говорю — он честный человек!

2–й горожанин.

Во всяком случае — он не вернулся

С верховного совета.

(Старик с палкой и в очках, подходя.)

Старик.

Что я знаю.

Развесьте уши. Боже, Боже правый!

(Сжимает руки и смотрит на небо.)

Какие времена, какие нравы!

Доколе, господи, твое долготерпенье!

1–й горожанин.

Да что такое?

2–й горожанин.

Говори же толком!

3–й горожанин.

Что ты пронюхал, старая лиса?

(Вокруг старика собирается кружок.)

Старик

Вострепещите, прах земли возьмите,

И им главу посыпьте.

3–й горожанин.

Сыпь на плешь,

Коли охота.

Старик.

Если не наступит

На–днях конец, то и Содом с Гоморрой

Оправданными выйдут перед богом

Делами нашими.

3–й горожанин.

Да плюньте, плюньте

Вы на него: расхныкался, что толку.

Он слухами напичкан.

(Некоторые смеются и собираются уходить.)

Старик.

В этот раз

И ты, жестоковыйная ослица,

Вспотеешь от известья моего,

Король… склонитесь ближе, — это тайна…

За разглашенье тайны я могу

Повиснуть между небом и землею,

Король… о, горе. мне. Как я скажу?

Уста свои я оскверняю…

3–й горожанин.

Плакса!

Скажи, иначе, несмотря на то,

Что в церкви мы, — я тумака дам, право,

В твой горб противный!

Старик.

Наш король решился…

На дочери своей жениться!

Женщина.

Боже правый!

Ты лжешь, Ксавери.

Старик.

Бог убей меня.

И вы сейчас услышите об этом.

Решилася святая Доротея

Здесь, всенародно, на главу его

От неба огнь пророка Елисея

Низвесть. Какие времена! Приходит

Конец последний! Бдите! Близок час!

(Уходит, стуча клюкой по каменному полу, и исчезает в толпе.)

3–й горожанин.

Возможно ли!

2–й горожанин.

Всё, всё возможно это.

Дурные вести отовсюду, други.

1–й горожанин.

За грех такой придется отвечать

Народу же. Такой порядок в мире.

Цари Давиды прегрешат, — а Небо,

Мор посылает на народ.

2–й горожанин.

Постойте, вот святая Доротея!

(Доротея входит на помост. Она окружена толпой, над которой возвышается. От пояса одета она в одну власяницу с широким воротом, сквозь который видна цепь, надетая на голое тело. Волосы ее распущены и в беспорядке, лицо страшно бледно и измучено.)

Женщина (плача).

Святая наша, за грехи людские

Вся исстрадалася. Благословенье

Господне на тебе!

Доротея (поднимая руки).

Народ, вниманье!

Что правда, и что ложь, — никто не знает,

Один лишь бог. И если видишь белым

Ты что–нибудь, а церковь скажет: черно;

То торопись и мненье измени!

Клянуся небом, никогда неправды

Не говорила я своею волей!

Но если правдой называет церковь

Неправое, то соглашайся с ней.

Я соглашалася. Для целей правых

Служила церкви я… Для целей правых.

Но церковь ведь всегда права. Народ,

Епископам ты свято повинуйся,

Иначе сам Христос Владыка станет

В глазах твоих диаволом. Да, да.

Теперь, когда ко мне средь бичеваний

Он — белый, чистый, величавый лебедь —

С улыбкой райской снизойдет, я стану

Искать копыт под белой плащаницей,

Искать рогов за тернием венца.

1–й горожанин.

Что говорит она?

2–й горожанин.

Не понимаю.

Доротея.

Так слушай же, честной народ! Король,

Как некогда Давид, жену другого

Увидев, восхотел ее, и мужа

Убил неправо, но от брака с нею

Родил великого среди великих,

Мудрейшего из мудрых, — Соломона, —

Так и король внезапно возжелал

Соединиться с дочерью своею Бланкой.

(Движение в толпе.)

Постой, народ! Не ужасайся, слушай…

Открыл мне сам господь, что этот брак

Благословен, и что родит принцесса

От Дагобера короля — владыку,

Подобного второму Соломону. Слушай,

Вещаю тайны я! Принцесса Бланка

Не дочь монарху, нет! — Родная дочь…

Дитя родное Дагобера в раннем

Младенчестве погибла, поздней ночью

На попеченьях няньки, а она,

Последствий убоясь, ребенка в люльке

С великой тайной подменила… Люди,

Господь открыл мне эту тайну. Пусть

Разверзнется высокий свод собора

И молния на голову мою

Низринется, пускай тяжелых плит

Раздвинутся громады и, зияя,

Предстанут склепы, пусть сквозь тлен паду я

Все глубже, вплоть до раскаленных недр

Проклятой преисподней, — если

Грешу пред вами. Мать святая церковь

Меня своею ризою покроет:

Ее творю я волю. Верьте ж, люди.

Она не дочь, она не дочь ему!..

(В совершенном изнеможении падает на руки монахинь. Народ медленно расходится в мрачном молчании.)

ЗАНАВЕС

СЦЕНА ШЕСТАЯ.

Декорация первой сцены. Поздний вечер. Горят канделябры на столе.

Явление I.

Король задумчиво ходит по комнате. Аристид стоит в углу, потирая руки.

Аристид.

Все удалось.

Король.

Уступок все же много…

Аристид.

Так действует искусный дипломат.

Король.

Молчи… Сейчас сюда я вызвал Бланку.

Уйдешь ты. Будь, однако, близко. Ах,

Не нравится мне вид ее. Невесту

Я горькую веду вкруг алтаря.

С ней говорил архиепископ… Плачет

И повторяет: «никогда»… (Прислушивается.)

Идет.

(Аристид уходит).

Явление II.

Входит Бланка, в том же белом платье, но измятом, волосы лежат по плечам, лицо её осунулось, руки вяло опустились.

Король.

Сядь, Бланка. (Бланка садится на скамью с подушками.)

Ты слыхала, милый друг,

Что ты не дочь мне? (Садится возле нее на низенькое кресло.)

Бланка.

Это ложь!

Король (вскакивает, вспыхнув).

Конечно!

И я хочу, чтоб, отдаваясь мне,

Ты твердо знала, что отец ласкает

Супружески тебя. Пускай другие

Поверят в басни хитрые попов,

Ты правду знай! Так будет много лучше.

(Пауза. Король берет свою бороду в руку и смотрит на Бланку. Продолжает более мягким тоном.)

Напрасно, Бланка, губишь свое счастье:

Счастливой ты могла бы быть.

Бланка.

Король!

Ты слышал: никогда!

Король.

Напрасно голубь

Сопротивляется орлу. Поверь мне,

Смешно твое упрямство. Изнуришь

Себя и только. Дни пройдут, терпенью

Тебя научат, но уж никогда

Не восстановишь ты такого счастья.

Какое можешь взять еще сейчас.

Бланка (бросаясь на колени с рыданиями).

Отец, отец, я так тебя любила!

Все эти девять лет мечтала о тебе

И думала, с какой гордыней

Я буду обнимать тебя, и сколько

Весенней радости внесу в твой дом,

В угрюмый твой дворец. От дел правленья

Придет он отдохнуть, и я тогда

Прижмусь к груди его, и болтовнёю,

И смехом девичьим и песней звонкой

Морщины все сотру с его лица.

О, более мой, ты растоптал, отец,

Ты растоптал мои мечты, ты осквернил,

Гниющим ядом забросал мне душу!

За что, за что? — ведь я тебя любила!

Отец, как счастлива была я в день,

Когда меня к себе призвал ты. Путь наш

Лежал лесами. Птицы пели, с ветром

Шептались ясени, а солнышко мое

Меня тепло и нежно целовало.

И сколько радости почти безумной

Я чуяла в себе. (Рыдает.) Прошло, прошло…

Тогда мне снился сон. Теперь лее

Кошмар меня гнетёт.

(Король сидит в глубокой задумчивости.)

Король.

Но отчего же

Тебе противен брак со мной?

Бланка (закрывая уши).

Ужасно и слышать мне о нём! Отец,

Будь милосерд — верни меня сейчас же

Назад, я в орден милых кармелиток

Вступлю черницей. (С внезапным страстным чувством.)

Иль убей меня!

Убей! Что ты молчишь? (Всматривается в его лицо. Встрепенувшись.)

Отец мой, ты

Задумчив, господи, о луч надежды!..

Отец, быть–может, к сердцу прикоснулся

Крылом своим бесшумным серафим. ]

Отец!

(Король смотрит на неё и кладет руку на её голову.)

Отец мой, я в твоих глазах

Не вижу тех зеленых гадов,

Что так меня пугали. Грустны очи

Твои, и пламя в них иное. Милый!

Я всё тебе прощу, я всё верну —

Но сбрось с себя ты эту страсть больную,

О, сбрось… Ведь ты отец мой, — я дочурка

Твоя. (Обнимает его колени. Он гладит её волосы.)

Вот так; вот так: ведь мы с тобою

Отец и дочь. Не правда–ль? Ну, скажи же?

Развей остатки горя! О, скажи,

Скажи мне «да» — вновь солнце загорится

Передо мной. Клянусь тебе, отец:

Ценою рая, да, ценою рая,

Ценой спасения моей души,

Я жажду слышать «да» — из уст родимых..

Король (поднимая её и прижимая к себе).

Больная страсть, сказала ты. Да, дочь…

Красива ты, красивы эти слёзы…

И страсть я чувствую к тебе. Словам

Твоим внимая с наслажденьем жадным, —

Хочу иметь тебя, хочу тобой

Владеть и красотой твоею,

Твоею трогательной красотой

Упиться…

Бланка (в бешенстве вырывается от него).

Мы с тобой пойдем в собор!

Но там я крикну: люди, состраданья!

Мечей здесь много и секир довольно —

Я смерти жажду, смерти! Из любви

К Христу, я заклинаю вас: убейте

Несчастную!

Король.

А! Вот каков твой план!

А если я до свадьбы, в эту ночь

Наложницей тебя втащу на ложе?

Ужель мне не суметь девчёнку злую

Смирить?

Бланка (на коленях).

Святой Георгий–чудотворец,

О, помоги, молю. Яви, господь,

Великое и радостное чудо!

Ты видишь, о, святой Георгий, — я

Мучительно, позорно погибаю!

Король (хохочет).

Святой Георгий в башне у меня

Сидит, считая крыс! А вот послушай,

Что я тебе скажу, моя срамница,

Мечтающая о мужчинах милых:

Запомни — если ты средь церемоний

Венчанья, сделаешь хотя один.

Ничтожный жест, произнесёшь хоть слово,

Способное меня разгневать, — знай,

Перед глазами у тебя заставлю

Искусных палачей клещами рвать

Красивое лицо Евстафия, который

И есть Георгий твой, и на решётке

Его мы будем жарить помаленьку

Нагого, словно бы святой Лаврентий, —

Тогда зови его: «мой милый, мой жених»!

И расширенными ноздрями нюхай

Обугленного мяса аромат.

Бланка (безумно).

Чудовище, чудовище, проклятый!

О, господи! Кружится голова…

Не дочь ли сатаны я?.. А… вот пламя,

Вот пламя серное вокруг него!..

Ага, ага, так я тебя узнала!..

Ты — Вельзевул! (Хохочет.) А, ты не думал, глупый,

Что я тебя узнаю? — но назвала

Тебя я именем твоим. На, ешь! (Разрывает платье на груди.)

Ешь тело, грудь кусай, грызи, пей кровь! (Хохочет.)

Нет, не добраться до души во веки,

Душа у мамы, нету здесь души:

Печальный ангел вынул, вынул душу…

Ну что–ж ты, бес, грызи, грызи мне грудь!

(Хохочет и падает на скамью.)

Король (в испуге).

Опомнись, Бланка, Бланка!! Аристид!

Скорей сюда!

Явление III.

Аристид поспешно входит.

Король.

Открой ей кровь, в горячке,

В бреду она! Но осторожней, раб!

Не то я так тебе открою жилы,

Что капли крови не оставлю в сердце!

Аристид (шопотом).

Величество, не надо открывать.

Я всё предвидел, и на всякий случай

Питьё я приготовил: вмиг оно

Принцессу усыпит. А завтра утром

Она проснётся странная, тупая,

Покорная, как в столбняке. И это

Продлится долго. Испытал не раз я

Моё питьё.

Король.

Послушай, Аристид,

Коль врёшь ты мне, — то нет на свете пытки,

Которой ты не испытаешь!

Аристид.

Боже!

Мой государь, — ручаюсь за питьё.

Король.

Тогда ты гений, друг, и знай — награду

Неслыханную ты получишь.

Аристид.

Вот

Я вылил пузырёк мой в кружку, — нате!

Король (подходит к Бланке, которая рыдая всё тише и тише, странно стонет.)

Моё дитя, спокойна будь… Ты слышишь?

Я передумаю… Ты слышишь, Бланка?

Бланка (поднимая голову, смотрит на него странными глазами.)

Что надо вам? Кто вы?

Король.

Прошу тебя

Воды немного выпей.

(Бланка пьет.)

Вот так; приляг, приляг же, дочь моя.

Бланка.

Я ваша дочь? Какая ложь… неправда:

Отец мой молод — вы старик; отец —

Блондин, кудряв и с синими глазами,

Совсем святой Георгий…

(Король укладывает ее.)

Король.

Успокойся!

Бланка (впадая в забытьё.)

Теперь я в сад пойду, в наш монастырский

Старинный сад… Прости… О мама, мама!..

(Стонет и засыпает. Король садится в кресло подле нее и задумывается).

Король (Аристиду).

Не думаешь ли ты, что навсегда

Затмился её разум?

Аристид (улыбаясь).

Я не знаю.

Но если бы и так? Тот здравый разум,

Который жил в ней, — ненавидел вас,

По крайней мере, как супруга, — новый,

Весьма причудливый и шаловливый,

Быть–может, будет обожать. Ведь вам

Не душу же её на самом деле надо?

А что до тела, — то ведь крепкий разум

Не только не берёг его, но даже

И не питал: что день, то фунт убытку,

А новый будет обладать, быть–может,

Прекрасным аппетитом.

Король (погружен в мысли и плохо слушает Аристида).

Я смущен…

Какие сделал я уступки. Молча

Отрёкся пред народом от отцовства.

Её веду, отравленную ядом,

Безвольную, к венцу, и может–быть,

Безумное лобзание в бреду

Я получу от женщины безумной.

(Канделябр догорает и огни ламп гаснут один за другим.)

Куда пришёл я? Счастлив ли победой?

И победил ли? И к чему победа?

Тоска в душе… порока красный факел

Угас, как гаснут эти лампы.

Холодный склеп я чувствую в груди.

Всю жизнь я жаждал власти, испытанья

Я делал власти, данной мне судьбой,

И наслаждался. Но, быть–может, есть

Иные наслажденья? И философ

В тени своей уединённой кельи,

На всё взирая с снеговой вершины

Спокойной мысли, страсти превозмогши

Рассудком, — может–быть, счастливей?

Я мало испытал. Любовь… Семью…

Сжигал мой взор. Я жёг со страстью всё

И дерзко наслаждался ярким светом, —

Но, может–быть, свет тихий той любви,

Которая себе в ответ находит

Сиянье нежности, — гораздо выше?

Монахи хвалят жгучие экстазы,

Иные говорят о наслажденьи

Великом красоту творить, иные

О сладостном служеньи братьям–людям.

Для этого всего не надо власти,

И это всё неведомо Крюэлю.

И много, много есть на свете благ,

Мне неизвестных. Мало взял от жизни

Могучий человек. (Пауза.)

Цырюльник мой,

Я философствую. Всё это старость.

(Последний огонь гаснет. Темно.)

Да… Старость тут. И, может–быть, во тьме

И смерть подкралась. (Вздрагивает.)

Стой! Мне страшно стало.

Лучи луны украл седой святой

В окне. Открой окно!

(Аристид открывает окно. Лучи луны мягко ложатся на белую фигуру Бланки.)

Вот так. Светлее —

И страхов меньше. Но смотри, смотри

Как удивительно прекрасна Бланка,

Нет — не смотри. Ты недостоин… Ах!

Как много красоты на свете. Так ли

Живем мы люди, так ли мы живем?

Печально на душе, и кто–то строгий

Играет на органе гимн печали

В душе моей. Торжественно на сердце.

О, Бланка, может–быть, и в самом деле

Я растоптал свет старости моей —

Твою веселость. Как мне жаль тебя,

Как жаль себя и всех! Звучи сильней,

Орган невидимый в душе моей.

(Опирается у изголовья Бланки и созерцает ее. Аристид, сидя у окна, смотрит на луну и напевает).

Аристид.

Я бреду — луна блестит;

Вот и царский сад, —

Видишь, виселиц стоит

Длинный, длинный ряд.

Королевской воли плод

Зреет в том саду;

Урожаю счет ведет

Сатана в аду.

Враны каркают вокруг,

Разевая рты:

«Подожди, мой милый друг, —

Повисишь и ты».

(Едва он кончает, как неподалёку протяжно воет собака).

ЗАНАВЕС МЕДЛЕННО ОПУСКАЕТСЯ.

СЦЕНА СЕДЬМАЯ.

Утро. Сквозь окна той же комнаты веселыми разноцветными пятнами падает свет солнца. Аристид приготовляет у стола принадлежности стрижки и бритья. За сценой слышен смех Короля. Он входит в узорном восточном халате без своего золотого обруча на голове. Он смеется.

Король.

А, Аристид! Так ты готов? Скорее

Мне бороду стриги: вот так, совсем

Короткой сделай, и поаккуратней

Побрей мне щеки, шею, да смотри

Поаккуратней — я жених!

(Садится. Аристид обвивает его белым фартуком вокруг шеи.)

Аристид.

А как

Сегодня показалась государю

Невеста?

Король.

Превосходно, Аристид.

Она молчит, покорна… Словно спит,

Что дальше будет — будет видно дальше,

Но очевидно мне, что как овца

Пойдет она куда угодно. Плут,

Однако же хорошие секреты

Ты знаешь!

Аристид.

Воля человека часто

Препятствием бывает, и тогда

Её необходимо огорошить.

Король.

Мой Аристид, тебя люблю я, право.

Ты интересный шут. Из грязи

Тебя я поднял оттого, что мне

Понравилось какое–то словечко

Бесстыдное. Его не помню я.

Ты оправдал мои надежды.

С тобой я откровенен. Нужен даже

И королю наперсник. Ты развратен,

Сластолюбив, бесстыден, ладен,

Ты любопытен, ты наушник, словом,

Ты — клад.

Аристид (скромно).

Я рад стараться, Ваше величество.

Король.

Я знаю, как ты ловко

Ввернешь словцо за одного иль против

Другого, знаю, как искусно ты

Одно мне передашь, другое скроешь

И, внутренно смеясь, в тебе я вижу

Лишь доказательство моей же силы.

А потому я часто поступаю

По твоему, лукавый, шустрый раб.

Приятно было мне услышать,

Что с виду скромное свое жильё

Внутри убрал ты с роскошью безвкусной

Что со смиренным видом ты внимаешь

Вельможным просьбам: «нет, я не могу

Поделать ничего. Я только бедный

Цирюльник». Заставляешь, чтобы знатный

Просил тебя и кланялся тебе,

Дарил подарки и с тобою ночью

Кутнул бы, наконец, в твоем подполье,

Где ты грешишь, и чтобы он привел

С собою женщин, притащил бы вина,

И на коленях сидя у блудницы,

Просителя ты треплешь по плечу:

«Мой друг, граф, так и так». (Смеется.)

Все это правда. Видишь ли: я знаю

Всю подноготную об Аристиде.

Аристид (стрижет его).

Величество не брезгает никем.

Король.

Я верю, что меня ты любишь. Как же

Тебе да не любить меня. Ведь ты —

Ты тень моя. Неправда ль?

Аристид (продолжает стричь).

Государь,

Я менее, чем тень.

Король.

Ты червь навозный.

Но я тебе дал силу и возвысил

Тебя до откровенности со мной.

Ты мною восхищаешься, ты в сердце

Алтарь воздвиг мне. Я — твой бог! Умри

Король Крюэль — на виселицу тотчас

Цирюльника пошлют. Ведь это так?

Аристид (за делом).

Я вашего величества покорный

И преданный слуга.

Король.

Да, я — твой бог.

И вообще я бог. Великий разум

И воля крепкая даны мне, трон —

Подножие достойное меня,

Корона на челе моем высоком

Лежит спокойно, гордо. Понял я

Свое предназначенье: быть свободным.

Меня толпа на плечи подняла

И, головы топча, всё выше, выше

Всхожу я, испытуя все восторги,

Срывая все замки, осуществляя

Возможности и даже то, что сразу

Мне самому сдаётся невозможным.

Сшибая лбами подданных моих,

Я властвую. В чём сила государей?

(Аристид останавливает свою работу и слушает.)

В возможности создать из интересов

Машину рабства и людей связать

Их алчностью, их страхом, их господством,

В возможности не допускать до роста

Чрезмерного ни богачей, ни чернь.

Пусть грабят богачи, но понимают,

Что грабят милостью твоею. Чернь

Пускай всё терпит, — изредка, однако,

Облагодетельствуй её. За ласку

Ничтожную средь моря оскорблений

Безмерно будет благодарна чернь.

Но не усердствуй перед нею всё же

И помни: дворянин — опора трона,

Взнуздай его — но дай ему рабов.

Пусть видят все хранителя их право

В тебе, а если право чьё–нибудь

Нарушишь ты, другие с лестью подлой

Об’явят: «прав твой суд», боясь, чтоб ты

И их не поразил. Всегда найдутся

Толпы угодников пред сильным. Помни:

Толпу вооружённую держи

Надеющихся на чины и деньги…

Когда кого прижмешь, другому

Дай часть добра его… Игра большая,

Чудесная ведется королями.

И если ты сумел себя поставить,

Будь кровожаден, страшен, зверем будь,

Всё стерпят — только пусть твоё паденье будет

Невыгодно для партии большой;

Бывают короли — ослы, святоши,

Но дело не меняется: тогда

Министры занимают место трона;

Где есть раздор, где интерес народа

Разбит в противоречьях, — там есть власть;

Где власть — там наслажденье преступленьем.

Я бог земной, неправда ль, Аристид?

Аристид (намыливает ему щёки и шею).

А есть ли бог небесный, — я не знаю.

Король.

И потому в душе твоей молись

Тому могучему и ласковому богу,

Которого ты бреешь… (Пауза. Аристид бреет короля).

В эту ночь.

Я все же испытаю ощущенье,

Достойное меня, и на груди

У этой чудной девы — бог — вкушу я

Триумф мой. Оттого я весел.

Ты должен радоваться тоже.

«Раб верный», говорит писанье,

«Войди ты в радость господина». Верный?

Да, верен ты, поскольку интересом

Тебя опутал я. Вверяю смело

Тебе я горло беззащитное: ведь ты

Лишь тень моя, твоё благополучье

И жизнь твоя — стоят лишь мной одним.

Аристид (с странной улыбкой продолжает брит.)

О, вашего величества оценка

Уж слишком принижает мою службу.

У короля врагов так много:

Евстафий, Бланка, канцлер. Мог бы тут

Другой цирюльник, может–быть, стакнуться

С врагами королевскими. Но я…

Я чту вас, государь… Я чту вас…

К тому–ж я страшно горд, поверьте мне.

Вы — средоточье власти, вы — скопленье

Могущества, и мне порой приятно

Держать под бритвой эту жизнь.

(К концу речи Аристида, голос его дрожит от страшного волнения, лицо прыгает в странной нерешительной улыбке.)

Король (гневно).

Наглец!

Зачем ты так смеешься?

(На лице Аристида мелькает какое — то тупо — зверское выражение; быстрым движением бритвы он перерезывает королю горло.)

Аристид

Совершилось!

(Король хрипит, голова его отваливается в сторону, белое покрывало широко залито кровью.)

А, бог земной, а, властелин могучий!

Я — бога бог, судьба судеб, я — власть Над властью!

О, минута упоенья!..

(Сбрасывает умирающего на землю.)

Лежи, хрипи!! Вот я топчу тебя!

(Наступает на него ногой.)

Тебя могу я обесчестить. Вот

Тебе пощечина! Так ты меня

Бивал.

(Садится на его грудь, размахивая кровавой бритвой.)

Могу обрезать нос и уши!

(Вскакивает.)

Минута упоенья! Я разрушил

Гордыню эту! Если б брадобреем

Я был у господа на небе, или

У Люцифера в преисподней, — то же

Я сделал бы, клянусь! Ведь ты учил,

Что наслажденья нету выше власти —

И я тебе поверил!

(Становится в гордую позу, наступив на грудь Крюэля, протягивает вперед руку, скрючив пальцы.)

Власть, о власть!

(Слышит шорох, сразу вбирает голову в плечи, с вживается и, пугливо озираясь, крадется к потаенной двери, в которую и исчезает).

ЗАНАВЕС.