Мне хочется напомнить о замечательной инициативе Ленина, относящейся, если не ошибаюсь, к зиме 1918/19 года и имевшей довольно широкие последствия в то время, но потом оставшейся, к сожалению, в стороне.
Я с тем большим удовольствием делаю это, потому что мы подходим к времени и условиям, при которых данная тогда Лениным идея может быть воплощена гораздо более широко и удачно, чем в те первые военные, голодные, холодные годы гражданской войны. Не помню уже, в какой точно день (по архивным материалам это, вероятно, не трудно установить) Владимир Ильич призвал меня к себе.1 Я позволю себе передать здесь нашу беседу в живом диалоге, не ручаясь, конечно, за точность каждого слова, об этом и речи не может быть, но беря полную ответственность за общий ход разговора и смысл его.
— Анатолий Васильевич, — сказал мне Ленин, — у вас имеется, вероятно, не малое количество художников, которые могут кое–что дать и которые, должно быть, сильно бедствуют.
— Конечно, — сказал я, — и в Москве, и в Ленинграде имеется немало таких художников.
— Дело идет, — продолжал Владимир Ильич, — о скульпторах и отчасти, может быть, также о поэтах и писателях. Давно уже передо мною носилась эта идея, которую я вам сейчас изложу. Вы помните, что Кампанелла в своем «Солнечном государстве» говорит о том, что на стенах его фантастического социалистического города нарисованы фрески, которые служат для молод ежи наглядным уроком по естествознанию, истории, возбуждают гражданское чувство — словом, участвуют в деле образования, воспитания новых поколений. Мне кажется, что это далеко не наивно и с известным изменением могло бы быть нами усвоено и осуществлено теперь же.
По правде сказать, я страшно заинтересовался этим введением Владимира Ильича. Во–первых, действительно вопрос о социалистическом заказе художникам остро меня интересовал. Средств для этого не было, и мои обещания художникам о том, как много они выиграют, перейдя от службы частного рынка на службу государства, естественно, повисли в воздухе. Использовать искусство для такой огромной цели, как воспитательная пропаганда наших великих идей, это сразу показалось мне крайне заманчивым. А Владимир Ильич продолжал:
— Я назвал бы то, о чем я думаю, монументальной пропагандой. Для этой цели вы должны сговориться на первый срок с Московским и Петербургским Советами, в то же время вы организуете художественные силы, выберете подходящие места на площадях. Наш климат вряд ли позволит фрески, о которых мечтает Кампанелла. Вот почему я говорю, главным образом, о скульпторах и поэтах. В разных видных местах на подходящих стенах или на каких–нибудь специальных сооружениях для этого можно было бы разбросать краткие, но выразительные надписи, содержащие наиболее длительные коренные принципы и лозунги марксизма, также, может быть, крепко сколоченные формулы, дающие оценку тому или другому великому историческому событию. Пожалуйста, не думайте, что я при этом воображаю себе мрамор, гранит и золотые буквы. Пока мы должны все делать скромно. Пусть это будут какие–нибудь бетонные плиты, а на них надписи возможно более четкие. О вечности или хотя бы длительности я пока не думаю. Пусть все это будет временно.
Еще важнее надписей я считаю памятники: бюсты или целые фигуры, может быть, барельефы, группы.
Надо составить список тех предшественников социализма или его теоретиков и борцов, а также тех светочей философской мысли, науки, искусства и т. п., которые хотя и не имели прямого отношения к социализму, но являлись подлинными героями культуры.2
По этому списку закажите скульптору также временные, хотя бы из гипса или бетона, произведения. Важно, чтобы они были доступны для масс, чтобы они бросались в глаза. Важно, чтобы они были сколько–нибудь устойчивы по отношению к нашему климату, не раскисли бы, не искалечились бы от ветра, мороза и дождя. Конечно, на пьедесталах можно делать вразумительные краткие надписи о том, кто это был.
Особое внимание надо обратить и на открытие таких памятников. Тут и мы сами, и другие товарищи, и крупные специалисты могут быть привлечены для произнесения речей. Пусть каждое такое открытие будет актом пропаганды и маленьким праздником, а потом по случаю юбилейных дат можно повторять напоминание о данном великом человеке, всегда, конечно, отчетливо связывая его с нашей революцией и ее задачами.
По правде сказать, я был совершенно ошеломлен и ослеплен этим предложением. Оно мне чрезвычайно понравилось. Мы занялись тотчас же его осуществлением. Осуществление, однако, пошло немножко вкривь и вкось. Правда, мы сделали ряд надписей в разных местах. Кажется, некоторые из них сохранились. Точно так же мы поставили несколько десятков памятников в Ленинграде и Москве, привлекая сюда и старых и молодых скульпторов.3 <…>
Я спрашиваю себя теперь, когда мы ведем такое широкое строительство, не могли бы ли мы вернуться к идее монументальной пропаганды, не могли бы ли мы ставить пока пусть вновь только временные памятники и включать в новые здания такие плоскости, на которых можно было бы начертывать великие слова наших учителей,<…>
[1933]
- 4 апреля 1918 года Ленин в беседе с Луначарским высказал идею о монументальной пропаганде. 12 апреля Совнаркомом был принят декрет «О памятниках республики», в котором ставилась задача снять памятники царям и их слугам, не представляющие ценности в историческом и художественном отношениях, и установить революционные памятники. Особой комиссии в составе народного комиссара просвещения, народного комиссара имуществ Республики и заведующего отделом изобразительных искусств Наркомпроса поручалось определить, какие памятники в Москве и Петрограде подлежат снятию, и рекомендовалось привлечь художественные силы для разработки проектов новых, революционных памятников. В. И. Ленин придавал огромное значение проведению в жизнь этого декрета. Вопрос об этом обсуждался на заседаниях Совнаркома 8, 17 и 30 июля 1918 года. Ленин неоднократно критиковал руководителей Наркомпроса, Народного комиссариата имуществ и Московского Совета за неудовлетворительное проведение декрета СНК в жизнь. Более подробно об этом см. «Литературное наследство», т. 80, с. 61–64. ↩
Совет Народных Комиссаров 17 июля 1918 года, заслушав доклад замнаркома просвещения М. Н. Покровского об установке памятников выдающимся революционерам и общественным деятелям, а также мыслителям, ученым, писателям, художникам, постановил: список представить в СНК через 5 дней.
30 июля 1918 года Совнаркомом был утвержден список памятников великим людям. В соответствующем постановлении указывалось: «поставить на 1–е место постановку памятников величайшим деятелям революции — Марксу и Энгельсу». 2 августа в газете «Известия» № 163 за подписью Председателя СНК В. И. Ленина был опубликован «Список лиц, коим предположено поставить монументы в Москве и других городах РСФСР, представленный в СНК Отделом изобразительных искусств Народного комиссариата по просвещению…» и далее перечислялись имена революционных и общественных деятелей, писателей и поэтов, философов и ученых, художников, композиторов, артистов, которым предполагалось поставить памятники.
↩20 июля 1918 года в газете «Известия» № 152 было напечатано обращение Комиссариата народного просвещения, в котором говорилось, что комиссариат приступает к установке во всех крупнейших городах России досок с надписями и цитатами и что выбор текстов для них должен быть произведен при самом широком участии народа.
В этой работе участвовали скульпторы Л. В. Шервуд, Т. Э. Залькаун, Б. Д. Королев, С. Д. Меркулов, С. Т. Коненков и другие.
Во исполнение декрета зав. Отделом изобразительных искусств В. Е. Татлин в конце августа 1918 года написал письмо Луначарскому о том, что к ноябрю будет готово 30 памятников.
В ЦПА ИМЛ сохранился документ: 28 изречений Маркса, Дантона, Чернышевского, Лассаля, Цицерона, Гейне, Томаса Мора, Шиллера с надписью Луначарского о том, что эти изречения одобрены в качестве текстов для монументальной пропаганды им, В. Я. Брюсовым и В. М. Фриче.
9 сентября на заседании Совнаркома Луначарский, отвечая на запрос о подготовке надписей, ответил, что комиссия (Фриче, Покровский, Брюсов) представила 28 изречений, которые, как он отмечал, «одобрены мною и Ильичем» («Литературное наследство», т. 80, с. 63).
↩