Странные террористы 85-летней давности
Марию Диксон задержали 13 декабря 1924 г. у советского полпредства в Париже. В кармане ее пальто лежал браунинг. Диксон заявила, что шла убивать красного полпреда Красина — «сатанинского большевика и агента Альберта Эйнштейна».
Сегодня «АН» вспоминают эту странную женщину. И не только ее.
Стрельба по красным дипломатам
Терактов против советских дипломатов в 1920-е было много. Морис Конради в 1924-м убил в Лозанне полпреда Воровского, Борис Коверда в Варшаве в 1926‑м — посла Войкова. Добавим сорвавшееся покушение на Чичерина в Генуе в 1922-м, налет на полпредство в Пекине в 1927-м… Продолжать можно долго.
Тут, правда, имелся особый момент. С одной стороны, дипломат — лицо неприкосновенное. С другой — красная Россия считалась страной, где захватили власть кровавые большевики. Стоило Конради или Коверде заявить, что они мстили за поруганную родину, — общественное сочувствие получали сходу.
Но случались и истории, не вписывавшиеся в прямолинейные схемы. Скажем, та же ситуация с Марией Диксон.
Защита Луначарского
Мария Александровна Горячковская–Диксон была московской литераторшей, писала под псевдонимом М. Евгеньева. У нее издавались книги, ставились пьесы. Знала шесть языков, работала в Коминтерне переводчицей, в Гражданскую служила следователем в ревтрибунале. В Европу уехала из Грузии, загранпаспорт ей выдал тамошний совнарком по ходатайству наркома просвещения СССР Луначарского. Такая вот вполне советская дама.
Она казалась всем человеком вполне здравым — ну, может, чересчур скандальной. И мало кто знал, что Диксон дважды лежала в Преображенской больнице с диагнозом «шизофрения». У Марии Александровны был свой пунктик — только доверялась она немногим, особо избранным.
Анатолий Васильевич Луначарский имел несчастье оказаться одним из этих избранных. Узнав о задержании Диксон, он выступил в «Известиях» (18.12.1924) со смущенно–покаянной статьей.
Нарком попал в идиотское положение по мягкости характера. В 1919 г. к нему на прием пришла «пожилая, несколько претенциозная дама с тягучим плаксивым голосом». Сказала, что писательница, подарила книжку, пожаловалась, что гонят с квартиры. Луначарский, как мог, защищал интеллигенцию. Написал записку в домком, чтобы Диксон (это была она) не трогали. И — влип.
Мария Александровна начала ходить к нему как на работу. Требовала того, другого, излагала какие–то прожекты. Ее выгоняли секретари, Луначарский прятался — без толку. В конце концов, нарком вскипел. Тогда Диксон заявила, что имеет компромат на лидера бывшей партии кадетов Милюкова. Кадеты для большевиков были лютыми врагами, Луначарский согласился выслушать. И Диксон поведала, что Милюков некогда убил ее крошку–сына. На сексуальной почве. Вместе с другими кадетами. После чего выцедил кровь и совершил кучу других изуверств. Теперь, зная тайну, Луначарский — человек со связями! — обязан попросить Троцкого отомстить за ребенка.
Луначарский: «Стало ясно, что я имею перед собой рехнувшегося человека».
Дальше он рассказывал, как пытался избавиться от клещом вцепившейся в него Диксон, как та караулила его возле дома, угрожала самоубийством. В милицию интеллигентный нарком обращаться стеснялся, психиатров следовательша ревтрибунала просто выгоняла. К счастью, в очередной приход она пожаловалась на смертельную усталость. Луначарский понял, что это шанс. Позвонил наркомздраву Семашко, попросил срочно выписать товарищу Диксон путевку в санаторий, на Кавказ.
Но через два года он сам поехал туда лечиться! И в Тифлисе на улице случайно встретил Марию Александровну.
Кошмар повторился. Теперь Диксон жаловалась не только на Милюкова, но и на физика Эйнштейна со знаменитым провокатором Азефом. Они мешали ей писать. Придет в голову ценная мысль, бросишься к столу — а мысль уже забыта. Эйнштейн с Азефом ее выгнали. Нет, Мария Александровна теперь способна и сама, без Троцкого, разобраться с негодяями — но ведь они живут в Германии! Как туда попасть?
Луначарский попросил местный Совнарком срочно выдать ей загранпаспорт.
Почему Диксон из Берлина отправилась в Париж — можно лишь гадать. Но именно здесь в январе 1925-го (аккурат 85 лет назад) ее судили. Предполагалось дело «русской Шарлотты Корде», шедшей мстить «красным палачам». Но вместо этого суд слушал многочасовые рассказы подсудимой о том, что большевики по заданию Азефа и Эйнштейна (который никакой не физик, а царский сыщик!) ловят на улицах детей и продают их в турецкие гаремы; что в гарем хотели продать и саму немолодую Марию Александровну…
Москва ехидно передала в прессу ее больничную карту.
