Разработка А. В. Луначарским идеала «Нового человека»: ретроспективный взгляд

Заявленное современным руководством России намерение перевести наше общество на рельсы инновационного развития закономерно порождает вопрос о том, каковы должны быть ценностные ориентации и нравственные идеалы субъекта указанного транзита. Такой вопрос возникает перед авторами любого масштабного социального начинания. Волновал он и инициаторов отечественного эксперимента первой трети ХХ века — большевиков, предпринявших дерзкую попытку «догнать и перегнать» индустриальный Запад. Их мегапроект по созданию мощной и независимой страны, способной стать примером остальному человечеству, имеет сегодня множество критиков и является предметом острых дискуссий. Но и самый яростный противник большевистских модернизаторов не может не признать их неистового желания превратить Россию в форпост современной им цивилизации, в лидера Истории. Ими был разработан также важный воспитательный проект (формирования «нового человека» — личности, призванной сделаться реализатором программы индустриальной модернизации страны).

По справедливому замечанию современных учёных, идеал «нового человека» неизменно «актуализировался во все критические времена».¹ Однако большевистская попытка 1920–1930–х годов отличается от многих иных практик именно своей системностью, тем, что социально–педагогическая проектная деятельность оказалась подсистемой более широкого социального проекта. Как раз благодаря этой своей особенности большевистский воспитательный эксперимент интересен современным учёным и общественным деятелям.

Разработка воспитательного проекта начиналась с определения воспитательного идеала. В этом процессе участвовали многие лидеры партии и государства: Н. И. Бухарин, Н. К. Крупская, Е. А. Преображенский, Л. Д. Троцкий и др. В когорте «старых большевиков» особо выделялся А. В. Луначарский, занимавший с 1917 по 1929 годы пост народного комиссара просвещения страны. Подобно своим коллегам, он полагал, что следует не ждать появления нового «человеческого материала», а формировать его практической созидательной деятельностью. При этом Луначарский подчёркивал, что указанный процесс должен иметь масштабный характер, охватывать все слои общества. Он полагал, что указанная массовидность нужна не столько обществу, сколько самому «человеку воспитывающемуся». Луначарский писал: «Можно создать отдельные индивидуальности, которые будут лучше окружающих, которые будут страдать от этого, чувствовать себя бессильными» (курсив здесь и далее наш — С. Н. и О. З.).²

Анализ статей и речей наркома просвещения показывает, что выстраивание им ценностного образца «нового человека» подчинялось общей для большевиков логике. Он, как и другие большевистские теоретики, разрабатывал систему ценностей, руководствуясь принципом дуальной оппозиции, путём противопоставления «социалистического» — «буржуазному». Представляя мир вслед за носителями традиционного народного сознания как арену борьбы Правды и кривды, он (вместе с Троцким, Бухариным и другими) к первой относил всё связанное с «социалистическим» будущим, а ко второй — с «буржуазным» прошлым.³ В качестве одной из важнейших ценностей «нового человека» Луначарский выдвигал коллективизм. И в этом он был не оригинален. В данном случае нарком просвещения, подобно своим однопартийцам, следовал за народной отечественной традицией, с одной стороны, и руководствовался тем пониманием общества будущего, которое было у теоретиков РКП(б) / ВКП(б), с другой. Он видел «нового человека» такой личностью, которая «должна быть готова принести себя в жертву общим задачам; мало быть готовым умереть за эти задачи — мы требуем большего: мы требуем жить этими задачами, жить каждый час своей жизни».⁴

Однако в отличие от многих своих соратников (Е. А. Преображенского, И. В. Сталина, Е. М. Ярославского и др.) А. В. Луначарский понимал всю сложность диалектики отношений между «индивидуализмом» (который настойчиво порицался большинством партийных теоретиков и пропагандистов) и «коллективизмом».⁵ Ссылаясь на Ленина, он писал: «Является в высокой степени неправильным и даже прямым уклонением в ересь, с точки зрения коммунизма, утверждение, что мы вступаем в период массовой жизни в том смысле, что коллектив как комплекс индивидуумов заменит собой мастера. Владимир Ильич в области политики боролся с крайним напряжением против этой ереси».⁶

Раз за разом, возвращаясь к данной мысли, он восклицал: «Разве социализм предполагает потерять всё тонкое, выразительное, индивидуальное? Мы считаем, что коммунистический строй есть гармоничное сочетание людей… с самыми разнообразными способностями, которые соединяются вместе, потому что они как музыканты оркестра, которые играют каждый свою партию, соединяются вместе в известную гармонию. Мы не должны забывать индивидуальные стороны человеческого сердца. Мы будем любить не только идеи, но и друг друга. И потому все стороны индивидуальной жизни должны быть освещены и согреты и глубоко поняты, ибо на здоровом теле звучной, тонкой, внимательной и отзывчивой индивидуальности строится всё это величественное здание».⁷ Луначарский постулировал: «Мы. не забываем прав личности на своеобразное развитие. Нам незачем урезывать её, обманывать и отливать в насильственные формы: прочность социалистического общества заключается не в казарменном однообразии и не в искусственной дрессировке, не в религиозном или эстетическом обмане, но в реальной солидарности интересов».⁸

Адептам «безличностного коллективизма» (а ими были большинство неофитов «русифицированного марксизма») Луначарский пояснял, что в «коллективно–урегулированном производстве» человек будет свободен, так как более ему не придётся находиться «в рабской зависимости от машины». Рисуя образ жизни «нового человека», нарком писал: Человек «совершенно индивидуально устраивает свою обстановку, свои философские убеждения, свою семью, свой бытовой уклад. Если при этом возникает великое разнообразие, — тем лучше. Это значит, что общество расцветает пышным цветом. Это великое разнообразие никогда не превратится в хаос, ибо интересы не будут противоположны, ибо в основном–то тогда люди являются братьями и сотрудниками». Луначарский полагал, что при достижении в строящемся социуме «экономической общественной гармонии, легко будут сочетаться в подвижные, разнообразные гармонические же сочетания остальные культурные человеческие взаимоотношения».⁹

Отличительными чертами «нового человека», по мнению Луначарского, должны были стать «настойчивость, трудолюбие, дух солидарности». Новый человек представлялся наркому универсальной личностью: «он должен иметь свою специальность, он должен знать своё дело, но вместе с тем интересоваться и уметь войти в любой круг познаний».¹⁰ Следуя идеалу калокагатии, Луначарский продолжал: «Не может быть противопоставления телесного и духовного, точно так же, как не может быть разрыва между индивидуальностью и социальностью». На фоне такого идеала ярче виделись недостатки «старого человека»: «страшная дробность, страшная узость. Почти никто не думает о том, что же такое мир, что же такое жизнь, что же такое наше время, куда мы идём».¹¹

Рисуя идеал «нового человека», Луначарский отмечал, что ему должна быть присуща твёрдая воля: «нужно, чтобы человек держал себя в рамках, умел заставить себя подчиниться неприятному ради цели, которую он считает для себя благотворной». Кроме того, «новый человек» — это человек чести. Нарком учил: «чувство чести надо развивать с малых лет<…>если мальчик или девочка скверно солгали, помешали коллективной работе, учинили насилие сильного над слабым, проявили антисемитизм, они должны почувствовать стыд перед всеми товарищами за свои поступки, недостойные членов этого коллектива».¹²

Проектирование Луначарским идеала «нового человека» происходило под влиянием, как минимум, трёх факторов: марксистской доктрины, традиционной нравственности и процесса индустриальной модернизации России. Именно идеал Маркса свободной личности вдохновлял наркома просвещения в его желании «освободить индивидуальность, дать простор человеческому творчеству, привести к величайшему разнообразию жизни».¹³ Но данная антропоцентристская идея дополнялась им традиционным народным представлением о первенстве интересов социальной общности, коллектива. Этот социоцентристский сегмент идеала усиливался благодаря тому, что российское общество вступило в 1920–е годы в период форсированной модернизации, требовавшей подчинить интересы индивида потребностям социальной трансформации, соображениям победы в «гонке за лидером» — индустриальным Западом.¹⁴ Таким образом, идеал «нового человека», проектировавшийся А. В. Луначарским, приобретал гибридный, выражаясь словами А. С. Ахиезера, характер. Он сочетал в себе антропоцентризм, дополненный социоцентризмом и подкреплённый утилитарными соображениями.

Литература