Первый нарком просвещения

В 1925 г. молодая Советская республика праздновала 200–летие Российской Академии наук. Со всех концов мира съехались на этот юбилей крупнейшие ученые. Одни из них ехали с дружескими чувствами, другие — с неприязнью и подозрением, посмеиваясь в душе над этой «варварской» страной, «которой еще не коснулась культура». И многие из тех, кто рискнул поехать в страну большевиков, делали это не без опаски: их предупреждали не только о различных ужасах, якобы происходящих в ней, но и о том, что большевики попытаются «околдовать» их и привлечь на свою сторону.

На этом торжественном юбилее было сказано немало пышных речей о науке.

Но вот на трибуну поднялся Анатолий Васильевич Луначарский — первый нарком просвещения Советской республики. Он начал свою речь на русском языке, продолжал ее на немецком, французском, английском, итальянском и закончил великолепной классической латынью.

Речь его была подлинным гимном науке. Он говорил о ее роли, значении и о необходимости совместной борьбы ученых всего мира за ее развитие и процветание.

Яркими красками нарисовал он классовую природу науки. С исключительной убедительностью он показал, что наука может служить разным целям, в зависимости от того, в руках какого класса она находится.

Эта речь потрясла собравшихся. Так мог говорить только подлинный друг науки. То, чего так боялись некоторые иностранные гости, случилось. Они подпали под очарование этого большевика.

Советские ученые имели право гордиться своим народным комиссаром. И они гордились тем, что именно наша страна, наша партия могли воспитать и выдвинуть такую талантливую и блестящую фигуру, как Луначарский. Недаром в одной из французских газет того времени было написано, что А. В. Луначарский — самый культурный и самый образованный из всех министров народного просвещения Европы…

Пламенный боец, революционер с огромными энциклопедическими знаниями, ученый, крупнейший критик нашего времени, выдающийся теоретик искусства, оригинальный писатель, замечательный публицист и оратор, наконец, незаурядный практик — один из организаторов социалистического строительства и строительства культуры в нашей стране — таким явился Луначарский в сознании своих современников — поколения, совершившего Великую Октябрьскую социалистическую революцию и заложившего фундамент социализма в нашей стране. Творческое наследие Луначарского огромно, сфера интересов этой, по ленинскому выражению, «наредкость богато одаренной натуры» поразительно многогранна. Луначарским написаны интереснейшие исследования по эстетике и этике, по вопросам современной политики и истории философии и огромное количество статей по различным вопросам литературы и искусства.

Уже в самом характере дарования этого человека, характере страстном, мятущемся, но всегда обнаженно искреннем, выразились некоторые черты лучшей части целого поколения русской интеллигенции. Речь идет о — людях, для которых стремление помочь своему народу в его борьбе за свою свободу и счастье грядущих поколений явилось тем душевным компасом, который через все бури и ненастья истории привел их к ясному осознанию своего места в жизни. В эпоху пролетарской революции такое понимание истории, такое осознание своего места и роли в ней мог дать только марксизм. Своей жизнью революционера–ученого Луначарский доказал, что участие в великом революционном деле раскрывает с необычайной полнотой все таланты одаренной личности.

Большевистская партия, марксистско–ленинское мировоззрение придали этому необычайному таланту яркость, целеустремленность, огромную силу и широту творческих замыслов. Поставленный на ответственный пост руководителя народного просвещения, Луначарский помогал партии и Советскому правительству прокладывать новые пути в трудном и сложном деле народного образования.

Поэтому имя Анатолия Васильевича Луначарского — первого народного комиссара просвещения — дорого и близко каждому советскому человеку.

Анатолий Васильевич Луначарский родился 23 ноября 1875 г. в городе Полтаве, в семье чиновника.

Учился он в 1–й Киевской гимназии. Еще совсем юным гимназистом начал принимать участие в революционных гимназических кружках, которые поддерживали тесную связь с марксистски настроенной частью киевского студенчества.

Под воздействием марксистской литературы крепла его вера в победу революции, в победу рабочего класса. Как–то раз в полемике с одним из своих сверстников, утверждавшим, что верить в социалистическую революцию в России — значит верить в чудо, Луначарский ответил: «Наоборот, чудом было бы, если бы эта революция в России не произошла».

Систематическую революционную работу Анатолий Васильевич начал вести с 1892–1893 гг. в качестве пропагандиста и агитатора киевской социал–демократической организации. Работая среди рабочих железнодорожного депо, он проводил митинги, организовывал маевки за Днепром, вел беседы с рабочими. Его умение подойти к рабочим, простым и доступным языком объяснить самые сложные вещи, увлечь своим революционным пылом, своим ораторским талантом завоевало ему заслуженный авторитет и любовь среди них.

Политическая неблагонадежность и — как ее следствие — «четверка» по поведению вынудили юношу после окончания обучения в гимназии искать возможности продолжать образование за границей. В течение нескольких лет он учился в Цюрихском университете философии и естествознанию. Здесь же, за Границей, он сблизился с группой «Освобождение труда» и особенно тесно — с ее основателем Г. В. Плехановым.

В 1897 г. Луначарский возвратился в Россию и поселился в Москве. Вместе с А. И. Елизаровой, М. Ф. Владимирским и другими он принимал деятельное участие в работе московской социал–демократической организации.

За революционную работу Анатолий Васильевич много раз подвергался арестам, тюремному заключению и ссылкам. Он был выслан сначала в Калугу, а затем в Вологду и Тотьму, но и в ссылке не прерывал партийной работы как среди рабочих, так и среди интеллигенции, особенно в кружках учителей и учащейся молодежи.

Как только кончился срок ссылки, Луначарский возвратился в Киев и сразу же постарался наладить партийные связи с большевистской частью киевской социал–демократической организации.

В 1904 г. по предложению Бюро комитетов большинства Анатолий Васильевич выехал в Париж для работы в редакции центрального органа партии. Здесь же произошла и его первая встреча с В. И. Лениным, который приехал в Париж на несколько дней для прочтения реферата. Уезжая, Ленин настойчиво звал Луначарского поскорее переехать в Женеву. И действительно, через несколько дней после отъезда Ленина приехал в Женеву и Анатолий Васильевич. Не прошло и трех дней с момента приезда в Женеву Луначарского, как большевики уже расклеивали по всему городу объявления, оповещавшие, что по инициативе фракции большевиков в большом зале Гандверка (Handwerk) устраивается собрание, на котором выступит тов. Воинов. Луначарский выступал тогда под характерным псевдонимом «Воинов», который как нельзя более ярко показывал направленность его революционной работы — боевой, страстной, полемической.

И Луначарский, выступивший во всем блеске своего великолепного ораторского искусства, вскоре покорил аудиторию. Реферат закончился бурными аплодисментами по адресу докладчика.

С этого времени Луначарский становится известен как блестящий оратор. Об этом периоде деятельности Луначарского П. Н. Лепешинский писал:

«Великолепные, точные, отчеканенные формулировки Владимира Ильича и блестящие фейерверки политической мысли Воинова положительно расстраивали ряды меньшевиков».¹

Встреча с В. И. Лениным была поворотным моментом в жизни Луначарского. Именно в эти годы под влиянием В. И. Ленина его мировоззрение приобрело большевистскую направленность. Пером и словом защищал Луначарский дело большевиков. Он принимал самое горячее участие в выпуске большевистской газеты «Вперед», в состав редакции которой входил вместе с В. И. Лениным, В. В. Воровским и М. С. Ольминским. Первый номер газеты «Вперед» вышел 4 января 1905 г. С первого же номера стали появляться политические статьи Луначарского, каждая из которых была острейшим оружием против меньшевиков.

Гул событий 9 января 1905 г. докатился и до Женевы. По этому поводу был созван митинг, собравший колоссальное количество народа.

Первым на этом митинге выступил Мартов. Он не отличался красноречием. Речь его и на этот раз была тусклой и бесцветной. После него выступал Луначарский. Незадолго перед началом митинга с ним с полчаса дружески беседовал В. И. Ленин, советовал, как и что говорить. И Анатолий Васильевич оправдал доверие Ильича. Своей великолепной речью он зачеркнул выступление Мартова. Зал задрожал от бурных рукоплесканий, приветствуя оратора.

Анатолий Васильевич вел тогда большую пропагандистскую работу не только в Швейцарии. Он объехал Францию, Бельгию, Италию, Германию и все другие места, где находились русские эмигрантские и студенческие колонии.

В. И. Ленин очень высоко ценил Луначарского как способнейшего литературного работника, пламенного пропагандиста, относился к нему с уважением и теплотой именно за эту его «чертовскую талантливость», за то, что в любом порученном деле он проявлял всю страстность своей души, всю исключительную одаренность своей натуры.

В апреле 1905 г. был созван в Лондоне III съезд РСДРП. Анатолий Васильевич по поручению В. И. Ленина выступил на съезде по одному из самых главных вопросов — о вооруженном восстании, вокруг которого разгорелась особенно жестокая борьба с меньшевиками. Этот доклад был обсужден и согласован с Владимиром Ильичем.

Вынужденный в 1905 г. по болезни переехать во Флоренцию, Луначарский продолжал принимать живейшее участие в работе большевистской газеты «Пролетарий», выходившей с мая 1905 г. Он вел большую переписку с редакцией, получая письма и заказы лично от Владимира Ильича или от кого–либо из членов редакции.

В 1905 г. В. И. Ленин в своих письмах к Луначарскому все время приглашает его активно сотрудничать в центральном органе — «Пролетарий», настаивает, чтобы Луначарский больше внимания уделял работе по подготовке брошюр и статей для рабочих по истории революционного движения. 1 августа 1905 г. Ленин писал Луначарскому:

«Из России есть письма Ц. К., уповающие на Вашу литературную работу. Трудно нам очень без Вашего постоянного и близкого сотрудничества».²

В другом письме, написанном между 15 и 19 августа, В. И. Ленин, стараясь помочь Луначарскому в работе, наметил темы, советовал, какой материал лучше использовать.

В октябре 1905 г. Анатолий Васильевич приехал в Петербург и принял активное участие в издании большевистской газеты «Новая жизнь». Вскоре в Петербург возвратился и В. И. Ленин, и для Луначарского снова начался период непосредственной работы с Владимиром Ильичем.

Декабрьское вооруженное восстание в Москве было в центре внимания петербургских большевиков. Их деятельность была направлена на то, чтобы помочь московскому восстанию и принять все меры против его подавления.

Анатолий Васильевич был участником большевистских групп, которые должны были организовать забастовку на Николаевской железной дороге и разобрать железнодорожные пути, по которым перевозились войска из Петербурга в Москву. Луначарский вел широкую агитацию и среди петербургского студенчества. Об этом видный советский режиссер А. Я. Таиров вспоминал так:

«Помню, что когда я и мои сверстники были студентами (а первые мои встречи с А. В. относятся как раз к этому времени — примерно к 1905–1906 гг. в Петербурге), то идейный сдвиг в наших умах произвел именно А. В. Он личными беседами, статьями, докладами, которые он делал в петербургском «кружке молодых», объединявшем все молодые художественные, кадры Петербурга, забрасывал в нас те зерна марксовой философии, которые в иных умах всходили сравнительно быстро, а в иных давали ростки лишь через много лет. Если бы провести анкету в среде художественной интеллигенции примерно моего возраста, то очень многие художники нашей страны должны будут сказать, что их внутренний поворот к новой сфере мышления в области искусства произошел при несомненном участии и воздействии А. В.».³

Период реакции, наступивший после поражения революции 1905 г., тяжело сказался на творческой и политической биографии Луначарского. В эту пору разброда и шатаний среди интеллигенции он отступает от марксизма и большевизма. Частью той общей ревизии, которой русские махисты подвергли философско–теоретические основы марксизма, было «богостроительство». Реакционные идеи «богостроительства» — идеи «обожествления высших человеческих потенций», — нашедшие себе место во множестве статей и выступлений Луначарского того периода, свидетельствовали о его переходе в области теории на позиции, чуждые революционному марксизму.

В трудную пору философских и политических блужданий Луначарского ему особенно необходима была постоянная и повседневная помощь Владимира Ильича. Но, оторванный от большевистского центра, от мудрого и направляющего ленинского руководства, заброшенный в среду «отчаявшихся и уставших», он начал увязать в махистском болоте, войдя в группу «Вперед».

В. И. Ленин активно боролся за Луначарского, старался вывести его из философского и политического кризиса. В. И. Ленин резко восстал против политических и философских взглядов Луначарского. В своей гениальной работе «Материализм и эмпириокритицизм» он подверг резкой критике воззрения ревизионистов, разоблачил их философские ошибки, в том числе и ошибки Луначарского. Анатолий Васильевич впоследствии сам признавал, что именно резкая и непримиримая постановка вопросов В. И. Лениным помогла ему понять свои ошибки и избавиться от них.

Но даже в периоды самых тяжких «грехопадений» Луначарского В. И. Ленин постоянно сохранял искреннее уважение к этому обаятельному человеку, всегда проявлял глубокую заботу о его судьбе. А. М. Горький вспоминал о своем разговоре с В. И. Лениным (во время одного из посещений Лениным Горького на Капри в 1908–1910 гг.) по поводу русских махистов:

«Как–то поздним вечером, когда все ушли гулять, — пишет Горький, — он говорил мне и М. Ф. Андреевой, — невесело говорил, с глубоким сожалением:

— Умные, талантливые люди, немало сделали для партии, могли бы сделать в десять раз больше, а — не пойдут они с нами! Не могут. И десятки, сотни таких людей ломает, уродует этот преступный строй.

В другой раз он сказал:

Луначарский вернется в партию, он — менее индивидуалист, чем те двое (А. А. Богданов и В. А. Базаров. — Ред.). Наредкость богато одаренная натура. Я к нему «питаю слабость» — черт возьми, какие глупые слова: питать слабость! Я его, знаете, люблю, отличный товарищ! Есть в нем какой–то французский блеск. Легкомыслие у него тоже французское, легкомыслие — от эстетизма у него».⁴

В глубокой личной преданности Луначарского делу пролетариата, которую В. И. Ленин никогда не подвергал ни малейшему сомнению, Владимир Ильич видел реальные возможности его возвращения на позиции партии.

В 1912 г. Луначарский отошел от «впередовцев». В его взглядах произошел заметный перелом. Он становится деятельным сотрудником большевистской «Правды». Еще далеко не все ошибки и колебания Луначарского — философа, литератора и политика преодолены. Но, видимо, именно в это время наметились реальные пути выхода его из кризиса послереволюционной поры.

«Вашу радость, — писал В. И. Ленин А. М. Горькому в начале января 1913 г., — по поводу возврата впередовцев от всей души готов разделить, ежели… ежели верно Ваше предположение, что «махизм, богостроительство и все эти штуки увязли навсегда», как Вы пишете. Если это так, если это впередовцы поняли или поймут теперь, тогда я к Вашей радости по поводу их возврата присоединяюсь горячо. Но я подчеркиваю «ежели», ибо это пока еще пожелание больше, чем факт.

…Возврат, — подчеркивает в заключение В. И. Ленин, — впередовцев от махизма, отзовизма, богостроительства может дать чертовски многое».⁵

Путь Луначарского к марксизму–ленинизму и большевистской партийности сложен, его колебания на этом пути достаточно известны. И можно без всякого преувеличения сказать, что именно Ленин спас замечательный талант Луначарского, что именно партия сберегла его от непоправимого разрыва с передовыми идеями века, с самой историей, навсегда связав с коммунизмом, с великим делом многомиллионных народных масс.

В период первой мировой войны Луначарский прочно занимает интернационалистскую позицию, непримиримо выступая против проявлений шовинизма в политике (Плеханов) и в искусстве (Верхарн, Метерлинк).

К 1914 г. относится значительное выступление Луначарского по основным вопросам теории и практики художественного творчества — «Письма о пролетарской литературе». В «Письмах» заметно стремление связать задачи развития передового искусства непосредственно с политической борьбой пролетариата. Однако и здесь еще слышны отголоски богдановских идей.

Во время войны Анатолий Васильевич переехал из Парижа в Швейцарию. М. П. Кристи, впоследствии работник Наркомпроса, живший в то время вместе с Луначарским, так вспоминал об этом периоде их жизни: «Во время империалистической войны мы переехали из Парижа в Швейцарию и поселились вместе в одной деревушке над Женевским озером. Однажды, точно осененный пророческим предвидением, А. В. заявил, что приближается революция и нам нужно к ней готовиться. Это было зимой 1916–17 г. И мы строили планы, как вернемся в Россию и что будем там делать. Помимо революционной работы, мы решили работать в области народного образования. А. В. предложил основательно к этой работе подготовиться. Он достал все классические и новейшие сочинения по педагогике и зимой 1916–17 г. …изучал педагогику, изучал дело народного образования, вовлекая в это всех нас».⁶

В мае 1917 г. Луначарский вернулся в Россию и был выдвинут межрайонной организацией в Петроградскую городскую думу. Кипучая жизнь революционного Петрограда сразу же захлестнула его. Было горячее время митингов, и Луначарский вел беспрерывную агитацию на заводах, в мастерских, в казармах, на площадях.

В июльские дни меньшевики и эсеры вместе с буржуазией обрушились на большевистскую партию. Большевистские газеты были закрыты, начались массовые аресты. Луначарский также был арестован правительством Керенского и посажен в «Кресты». По выходе из тюрьмы он вновь был избран в думу товарищем городского головы по вопросам просвещения.

В августе 1917 г., когда Корнилов двинул войска на Петроград, большевистская партия призвала рабочих и солдат к вооруженному сопротивлению контрреволюции. В эти дни Луначарский вместе с Ф. Э. Дзержинским работал в большевистском комитете обороны Петрограда. По заданию партии он писал революционные листовки и прокламации, которые в огромном количестве разбрасывались с самолета над корниловской армией.

Анатолий Васильевич в то время чаще всего выступал на митингах в цирке «Модерн». Кроме того, он задумал прочесть народу курс исторических лекций под названием «Великие демократические коммуны». Сюда входили коммуны древней Греции, особенно Афины, коммуны Италии конца средних веков, особенно Флоренции, коммуны Фламандии и Голландии, коммуна Парижа времен Великой французской революции и Парижская коммуна 1871 г. Ежедневно с 7 часов вечера цирк был переполнен. Перед началом лекции зачитывались сводки о продвижении корниловцев. Один раз, вспоминал Луначарский, пришлось выступать в полной темноте из–за аварии со светом. И народ не разошелся. Молча и внимательно слушала оратора огромная толпа, и только огоньки папирос, как звездочки, вспыхивали в темноте.

Не раз приходилось выступать и перед отрядами моряков в Кронштадте, и на заводах, где особенно часто выступали меньшевики и где разгорались горячие диспуты.

В Октябрьские дни Луначарский находился в распоряжении Революционного Комитета и вел работу главным образом агитационного характера. Его речи, в которых звучала подлинная классовая ненависть к врагам пролетариата, поднимали людей на подвиг, звали к победе, вели на борьбу за дело партии и революции.

Революция победила! На одной шестой части земного шара впервые в истории власть была завоевана пролетариатом. Свершилось то, о чем так страстно мечтали миллионы трудящихся всего мира.

Революция победила! Но много славных борцов пало в бою за ее победу.

На Марсовом поле в братских могилах погребены павшие борцы революции. На скромных гранитных плитах могил высечены слова:

Ты встал, трудовой Петербург,

И первый начал войну

Всех угнетенных

Против всех угнетателей,

Чтоб тем убить

Самое семя войны.

Не зная имен

Всех героев борьбы

За свободу,

Кто кровь свою отдал,

Род человеческий

Чтит безыменных.

Всем им в память

И честь

Этот камень

На долгие годы

Поставлен.

Немногие знают, что автором этих взволнованных, величественных эпитафий был Анатолий Васильевич Луначарский. Он пропел прекрасную и пламенную песнь во славу тех, кто отдал жизнь свою за великое дело свободы и счастья людей. Он сам был одним из таких людей!

Когда В. И. Ленин 25 октября, на заседании ЦК партии, в небольшой комнатушке Смольного, составляя список Совета Народных Комиссаров, предложил на пост народного комиссара просвещения Анатолия Васильевича Луначарского, все приняли это как должное.

Роль Луначарского в организации народного просвещения Страны Советов поистине огромна. То, что сделано Луначарским, трудно переоценить. Весь свой талант, всю свою энергию вложил он в дело культурного преобразования нашей страны.

О. Ю. Шмидт рассказывал, что ему пришлось слышать отзыв В. И. Ленина о Луначарском в 1921–1922 гг., т. е, в самые трудные годы перестройки работы Наркомпроса. В ответ на какие–то упреки по адресу Луначарского В. И. Ленин сказал:

«Этот человек не только знает все и не только талантлив — этот человек любое партийное поручение выполнит, и выполнит превосходно».⁷

В. И. Ленину часто приходилось направлять действия Луначарского, и товарищеская критика Лениным его ошибок помогала ему исправлять их. Известны колебания Луначарского в период Октябрьских дней. Испугавшись разрушения культурных ценностей во время октябрьских боев в Москве, он подал было в отставку, но, встретив осуждение со стороны В. И. Ленина, остался на своем посту. Позднее он сам так объяснял этот шаг:

«Пишущий эти строки был испуган разрушениями ценных художественных зданий, имевшими место во время боев революционного пролетариата Москвы с войсками Временного правительства, и подвергся по этому поводу весьма серьезной «обработке» со стороны великого вождя». Анатолий Васильевич приводил слова В. И. Ленина по этому поводу: «Как Вы можете придавать такое значение тому или другому старому зданию, как бы оно ни было хорошо, когда дело идет об открытии дверей перед таким общественным строем, который способен создать красоту, безмерно превосходящую все, о чем могли только мечтать в прошлом?»⁸

В. И. Ленин всегда находил время, чтобы уделить внимание Наркомпросу. Он часто приглашал к себе А. В. Луначарского, М. Н. Покровского и давал ценные советы и указания по тому или иному вопросу народного образования. Он знал, что на этих людей можно положиться. Недаром В. И. Ленин писал:

«В комиссариате просвещения есть два — и только два — товарища с заданиями исключительного свойства. Это — нарком, т. Луначарский, осуществляющий общее руководство, и заместитель, т. Покровский, осуществляющий руководство, во–первых, как заместитель наркома, во–вторых, как обязательный советник (и руководитель) по вопросам научным, по вопросам марксизма вообще. Вся партия, хорошо знающая и т. Луначарского и т. Покровского, не сомневается, конечно, в том, что они оба являются, в указанных отношениях, своего рода «спецами» в Наркомпросе».⁹

Через несколько дней после победы Октябрьской революции Луначарский по поручению партии опубликовал «Обращение» к гражданам России, в котором приветствовал педагогов «на арене светлого и почетного труда просвещения народа — хозяина страны», излагал основы политики Советского государства в области народного образования, говорил о необходимости в кратчайший срок добиться всеобщей грамотности путем организации сети школ, о введении всеобщего, обязательного и бесплатного обучения, о создании единой для всех граждан светской школы, о необходимости привлечения к делу народного образования широких масс трудящихся. Это была программа работы Наркомпроса.

В обращениях, написанных Луначарским в ноябре 1917 г. — «Ко всем учащим» и «К учащимся», — он обращается к учителям, молодежи и ко всей интеллигенции с призывом помочь Советской власти.

Трудны были первые шаги в деле организации Наркомпроса. Нужно было окончательно уничтожить все отвратительные пережитки прошлого, сломать старый аппарат просвещения и создать новый, тесно связанный с народными массами. «Согласовать большевистскую власть с чиновниками министерства народного просвещения, — вспоминал Луначарский, — оказалось невозможным. Решено было отправиться на приступ мрачного дома, откуда расходилась паутина высоких царских чиновников–пауков, великих, по выражению Щедрина, министров народного затемнения. Решено было — что же поделаешь! — выгнать оттуда все чиновничьи сонмы, начиная от товарища министра и кончая машинистками, и постараться потом постепенно заполнить образовавшуюся пустоту нашей медленно растущей и, увы, далеко не совершенной коллекцией «квалифицированных сил»».¹⁰

Вскоре после назначения Луначарского народным комиссаром небольшая группа товарищей во главе с Анатолием Васильевичем и Надеждой Константиновной Крупской отправилась «на приступ». Все чиновники министерства заранее заявили, что, как только ненавистный Луначарский переступит порог, они сразу же уйдут, отрясая прах от ног своих, и не удастся ему и его невежественным большевикам пустить в ход сложную машину, в течение столетий ведавшую просвещением народов российских!

Когда Луначарский с товарищами вошли в министерство, там, кроме технических служащих, никого не было. Все они были собраны в огромной нетопленной комнате, и Луначарский выступил перед ними с горячей и страстной речью. В первый раз служащие, работавшие годами в министерстве, увидели говорящего с ними народного комиссара. Разве в прежнее время стал бы министр говорить со своими служащими, как с равными, о важных и серьезных вопросах народного образования!

Как ни трудно приходилось на первых порах, но постепенно Наркомпрос стал развертывать свою работу. Он был тесно связан с районными и городскими организациями, в Наркомпрос шли рабочие, работницы, учителя, учащиеся, ученые, крестьяне из дальних деревень и все те, кому дорого было дело народного просвещения. Анатолий Васильевич всегда находил время для того, чтобы поговорить, побеседовать по душам со всеми этими людьми, умел зажечь их, ободрить, заразить своим энтузиазмом.

Вместе с Н. К. Крупской и М. Н. Покровским Луначарский часто выступал на конференциях, митингах, собраниях и везде, где он мог рассказать народу о великом значении образования для трудящихся и о великих перспективах, раскрывающихся перед молодой Советской страной.

Н. К. Крупская, вспоминая о своей совместной работе с первым наркомом просвещения, писала:

«Мы, наркомпросовцы, работавшие с А. В., все относились к нему с горячим чувством уважения», видели в нем «борца за дело вооружения масс знаниями, за дело вооружения масс всеми достижениями в области искусства».¹¹

Луначарский вел огромную партийную и общественную работу. В качестве уполномоченного Реввоенсовета он объездил почти все фронты, выступал на митингах в красноармейских частях, среди населения прифронтовой полосы. И везде его слушали с огромным вниманием, любили и ценили как замечательного оратора и пламенного пропагандиста.

В дни наступления Деникина на Тулу, когда враг приближался к Москве и положение страны было очень серьезным, Луначарский был представителем Реввоенсовета в Тульском укрепленном районе.

По партийным заданиям Луначарский выезжал в Костромскую и Саратовскую губернии, в Тамбовщину, был на Украине и на Кубани.

В поле зрения Луначарского как наркома просвещения находились вопросы ликвидации неграмотности, дошкольного воспитания, строительства новой трудовой школы, профессионального образования, социального воспитания, рабочего образования, высшего образования, вопросы политического просвещения, пропаганда идей революционного марксизма, борьба с буржуазной идеологией, книгопечатание, все отрасли искусства и литературы.

Велика роль Луначарского в создании новой трудовой школы и в разработке целого ряда важных педагогических проблем. Советская республика унаследовала от царской России очень слабо развитую школьную сеть. Необходимо было все перестраивать и создавать заново. Старая школа подлежала революционной ломке. Поэтому первые шаги в строительстве новой школы ознаменовались творческими поисками новых путей. Но, прежде чем строить новую школу, нужно было завоевать учительство, завоевать молодежь. Анатолий Васильевич придавал учителю исключительную роль в деле воспитания нового человека.

Верхушка учителей, сидевшая во Всероссийском учительском союзе и связанная со старой властью, была враждебно настроена к Советам. Да и значительная часть остальной массы учителей была под влиянием эсеров и отнеслась к большевикам враждебно.

В своем пламенном обращении «Ко всем учащим», опубликованном 15 ноября 1917 г., Луначарский призвал учителей быть всегда с народом и идти ему на помощь в благородном деле народного просвещения. «Подлинный учитель, каким он должен быть, должен прежде всего быть с народом во всех его переживаниях и даже блужданиях, — говорил Луначарский.

— Идите к нему на помощь. Он полон сил, но окружен бедою. Слава тем, кто в тяжкий час испытания огнем окажется с народом, каков он есть.

Позор тем, кто покидает его. И знайте, бунт — безобразный бунт интеллигенции против трудового народа, — если бы он продолжался, усеял бы и без того многострадальный путь его новыми терниями, но колесницы его не остановил бы».¹²

Но борьба за учительскую интеллигенцию заключалась не только в переработке ее классового сознания. Нужно было в первую очередь улучшить тяжелое материальное положение учителя. В те времена это было трудное дело. Но Луначарский делал все, что мог.

Позиции приходилось завоевывать шаг за шагом. Это была большая, повседневная и сложная работа. Но, несмотря на трудности, удалось переломить настроение учителей и, привлечь их на сторону большевиков. Луначарский опирался на передовую учащуюся молодежь. Он выступал перед ней на митингах, читал лекции, вел беседы у себя в Наркомпросе с теми, кто приходил к нему. А приходили многие и часто.

А. В. Луначарский всегда старался помочь людям. О его чуткости, внимании к рядовым работникам рассказывает секретарь Анатолия Васильевича В. Д. Зельдович:

— Как–то А. В. Луначарский посетил большой детский сад. Работники наперебой старались все показать и объяснить своему народному комиссару. Было шум и весело.

Проходя через общую комнату для игр, я увидел хорошо знакомый, проницательный взгляд А. В. Луначарского, направленный в сторону, и понял, что он чем–то заинтересован. Он смотрел на маленькую, невзрачную женщину, молчаливо и безучастно стоявшую в стороне от воспитателей и веселого хоровода ребят. Присмотревшись к ней, я почувствовал, что она охвачена каким–то горем и не замечает, что делается вокруг. «Вы работников этого сада знаете?» — спросил Анатолий Васильевич присутствовавшего здесь же заведующего отделом народного образования. — «Хорошо знаю — это наш лучший детский сад, и коллектив замечательный». — «А эту женщину?» — «Ах, эту? Почти что решен вопрос об ее отчислении». — «Почему? Она плохой работник? Педагог? Ее не любят ребята?» — «Да, мы ее работой не удовлетворены. У нее были опоздания на работу. Она замкнутый человек. Держится в стороне от коллектива. Что касается ребят, то, как ни странно, они к ней так и льнут, но отношения, которые она с ними установила, непедагогичны. Она настолько говорит с ними, как с равными, что эта фамильярность снижает роль педагога. Ее много раз об этом предупреждали, но то ли это до нее не доходит, то ли она из упрямства продолжает свое. Сколько раз мы ее — да еще как — критиковали».

Видно было, что Луначарский ответом не удовлетворился. В этот момент в самом центре детского карнавала какой–то бутуз сшиб другого и, несмотря на уговоры и окрики педагогов, их никак нельзя было расцепить. Луначарский быстро отошел от всех, направился к одиноко стоявшей, как будто отсутствовавшей девушке: «Будьте так любезны, товарищ, помогите нам урезонить этого маленького драчуна, — обратился он к ней. — У вас, говорят, это хорошо получается». Девушка от неожиданности вздрогнула и точно проснулась. Она посмотрела на Луначарского встревоженно и недоверчиво большими умными глазами, в которых еще проглядывал затравленный зверек. Но, увидев обращенное к ней ласковое лицо, смущенно зарделась, подошла к малышу и что–то сказала. Бутуз сейчас же оставил свою жертву, бросился, прижался к груди своего любимого товарища–педагога и залился горькими слезами. Девушка погладила его по головке и вновь что–то сказала. Глаза малыша заблестели, он рассмеялся, она подвела его к хороводу, и мы через минуту увидели его мирно играющим со своим недавним «врагом».

«Какой вы молодец, — громко сказал Луначарский, — как хорошо, что ребята вас так слушаются. Откройте нам ваш секрет». — «Их просто надо любить, — произнесла смущенно девушка. — Ребята непосредственны и настоящую любовь понимают», — «У вас есть семья?» — «Отец мой погиб в гражданскую войну на фронте. Осталась нетрудоспособная мать и два маленьких брата. Мне нужно и за ними ухаживать, их содержать, и здесь работать…» — «А здесь об этом знают?» — «Меня об этом никто не спрашивал», — грустно сказала девушка. — «Как так? — обратился Луначарский к коллективу. — Вы обсуждаете на собраниях поведение вашего товарища, говорите об опозданиях на работу и не спрашиваете о причинах». Окружающие смущенно молчали, Луначарский отошел в сторону с заведующим отдела народного образования, что–то его спросил и, обращаясь к девушке, сказал: «Разрешите мне пожать вашу руку, товарищ. Вы настоящий, хороший работник и, я надеюсь, будете еще лучше. Полагаю, что вы мою оценку подтвердите своей дальнейшей работой, а я буду за вами наблюдать». Лицо девушки озарилось счастливой улыбкой. Она рванулась вперед, протянула народному комиссару руку: «Вы…» — сказала она, но не смогла говорить, зарыдала и убежала в соседнюю комнату. Луначарский тоже был взволнован.

Мы возвращались с заведующим и работниками отдела народного образования, «Товарищи, — обратился к ним Луначарский, — не все могут о себе сказать, защититься. Есть такие, что виноваты, но так все распишут, что выйдут сухими из воды, а бывает, что обстоятельства дела за человека, а защитить себя он не может. Подпав под жесткую критику, такие люди теряются и не могут ответить, замыкаются в себе. Критика нужна, человек без помощи другого часто себя не видит, но нельзя только критиковать, в человеке нужно понять все — и отрицательное и положительное, выяснить, что побуждает его делать и то и другое. Можно так закритиковать человека, что он потеряет веру в себя.

А похвала — великое дело. Похвала растит человека и заставляет его делать иногда чудеса, выпрямляет его, делает его стойким. Такой подход должен быть не только по отношению к учащимся, но и по отношению к учащим и вообще к человеку. Решать все, обобщая, нельзя. Человек — очень сложный механизм и требует индивидуального подхода».

Медленно, но верно налаживалось дело создания новой школы. В октябре 1918 г. были разработаны и опубликованы основные принципы единой трудовой школы, которые легли в основу декрета ВЦИК «Положение об единой трудовой школе РСФСР». Это был первый советский закон о школе. В нем были сформулированы демократические начала народного образования.

Основы политики Советского правительства и партии в области народного образования были изложены в программе партии, принятой на VIII съезде РКП (б) в марте 1919 г. Этот раздел программы был написан В. И. Лениным. Это было «наше незыблемое общественно–педагогическое кредо», — писал Луначарский.

Огромное значение придавал Луначарский политехническому образованию. Вопрос о политехническом обучении он рассматривал в неразрывной связи с вопросами общего образования. В декларации Народного комиссариата просвещения о задачах профессионально–технического образования в России Луначарский говорил о стремлении создать такую единую трудовую школу, в которой принцип политехнического обучения являлся бы основным стержнем всего преподавания.

Луначарский считал, что целью коммунистического воспитания является всестороннее развитие человека. «Мы хотим воспитать человека, который был бы возможно более гармоничен в нравственном и духовном отношении, получил полное общее образование и мог бы легко приобрести мастерство в какой–либо области».¹³ В своих речах, выступлениях, статьях Луначарский постоянно подчеркивал, что новая школа должна быть школой жизни, что она должна быть связана с производством.

Решение задачи политехнического обучения наталкивалось в то время на большие затруднения: материальная база школ была недостаточна, не хватало подготовленных педагогов. Но Луначарский верил, что придет время, когда задача политехнизации школы снова станет в порядок дня. Одной из важнейших задач Наркомпроса была борьба за ликвидацию неграмотности. «Вам придется свалить неграмотность в России», — таковы были, по рассказу Анатолия Васильевича, одни из первых слов, сказанных ему В. И. Лениным, когда был решен вопрос о назначении его народным комиссаром просвещения.

Неграмотность в СССР с 1917 по 1920 г. была ликвидирована среди трех миллионов человек; в голодный год работа была затруднена, но, оправившись от разрухи, Наркомпрос приступил к проведению широкой кампании по ликвидации неграмотности.

Поистине огромно значение деятельности Луначарского в деле сплочения вокруг партии всех лучших сил русской интеллигенции, в привлечении на сторону молодой Республики Советов симпатий прогрессивной зарубежной интеллигенции.

Луначарский отлично понимал, что создание новой культуры тесно связано с решением вопроса об интеллигенции. Тема «Интеллигенция и революция», «Интеллигенция и народ», «Интеллигенция и партия» — одна из ведущих в творчестве Луначарского.

Твердо отстаивая интересы партии, классовые интересы пролетариата и всего трудового народа, Анатолий Васильевич решительно боролся против политически враждебной интеллигенции, поддерживал самые крутые меры Советского государства, направленные на слом злостного саботажа части старой интеллигентской верхушки. Вместе с тем он постоянно и очень решительно напоминал товарищам по работе, сколь непростительно было бы оттолкнуть всю старую интеллигенцию, сколь безрассудно было бы сказать ей: «Или с нами, или против нас». По отношению к основной массе интеллигенции он выдвигал иную форму сотрудничества: «Кто против буржуазии, тот с нами».

Образцом истинно партийного отношения к ставшей на сторону Советской власти интеллигенции для Луначарского был Ленин. В одной из своих статей 1929 г. он писал: «Ленин говорил, что у нас должно быть товарищеское отношение к нашим работникам, что нельзя им ставить на каждом шагу преграды, что нужно облегчать их труд чрезвычайной симпатией и вниманием и отличать всякий их шаг вперед».¹⁴

Деятели науки и культуры видели в Анатолии Васильевиче не только своего компетентного руководителя, но и чрезвычайно чуткого друга и выразителя их нужд и интересов. Характерно, что при баллотировке в члены Академии наук в то время, когда среди академиков почти не было коммунистов, он был избран единогласно. Но, конечно, это триумфальное избрание Луначарского в академики было не только свидетельством его огромных личных заслуг перед всей нашей передовой наукой и прогрессивной культурой. Анатолий Васильевич был не только выдающимся деятелем культуры, он был в первую очередь большевиком и умел объяснить великую освободительную роль социализма в развитии культуры. «Интеллигент среди большевиков и большевик среди интеллигентов», — так однажды сказал о себе Луначарский.

Обладая великолепными ораторскими данными, Луначарский являлся замечательным пропагандистом и популяризатором истинно марксистских взглядов на искусство и культуру. Большевистская страстность, столь свойственная Луначарскому, всегда соединялась с глубоким и основательным знанием предмета. Та видимая легкость, с которой Анатолий Васильевич всегда был готов выступить, казалось бы, по любому вопросу, являлась уже итогом огромной работы, колоссальных знаний, накопленных многими и многими годами упорного труда. Обладая удивительной памятью, он мог цитировать источники наизусть, не заглядывая ни в какие записи. Как–то его спросили, как это он может без всякой подготовки так легко выступать, оперируя при этом огромным фактическим материалом. Он ответил: «Я готовился к этому всю жизнь».

Однажды на заседании коллегии Наркомпроса стоял доклад Академии наук. Здесь впервые коллегия Наркомпроса встретилась с наиболее крупными учеными — академиками Стекловым, Ольденбургом, Ферсманом и рядом других ученых. Луначарский выступил с большой речью по вопросам развития Академии наук. Когда кончилось заседание, к группе членов коллегии подошел академик Стеклов — ученый с мировым именем — и сказал:

«Знаете, товарищи, я слушал Анатолия Васильевича и разводил руками: я — специалист–математик, а должен сознаться, что ряд новейших математических трудов, на которые ссылался Анатолий Васильевич, я еще не читал. Как этот человек, загруженный огромной политической, творческой работой, работой по руководству наркоматом и т. д., как он успевает изучать груду научных, при том сугубо специальных книг, — для меня это прямо–таки загадка!»¹⁵

О блестящем докладе–экспромте Луначарского рассказывал литературовед П. С. Коган:

«Я помню, как Анатолий Васильевич работал первые годы революции. У него совещание педагогов. Он делает доклад о педагогических системах, дает установки, по которым должна развиваться советская школа. Не успел Анатолий Васильевич окончить доклад, как сообщают, что явились художники. Анатолий Васильевич принимает их и беседует с ними о направлениях западноевропейской живописи как знаток этого искусства, увлекает их перспективами развития искусства Советской страны. Художников сменяют представители театра, и Анатолий Васильевич вдохновенно, страстно, увлекательно говорит о том, как советский театр должен показывать действительность, куда он должен вести советского зрителя, намечает пути дальнейшей работы советского театра, его репертуара… Затем мы поехали в Академию художественных наук, где Анатолий Васильевич должен был выступить на конференции литературоведов по творчеству Данте. Я слышал много блестящих выступлений Анатолия Васильевича, но это выступление по глубине содержания, по тонкости анализа и по мастерству формы необходимо отнести к числу его лучших выступлений. Он обратил внимание на те черты творчества Данте, которые для нас, специалистов, оставались незамеченными».¹⁶

Мир искусства и литературы всегда особенно сильно привлекал Луначарского, ибо он сам был художником в самом широком значении этого слова. Луначарский оставил блестящую страницу в области искусствоведения и литературоведения. В своих многочисленных книгах, статьях, выступлениях он со свойственным ему талантом и блеском осветил все важнейшие вопросы искусства и литературы. Им написан ряд работ по истории западноевропейской и русской литературы и множество превосходных статей и очерков, касающихся русских и европейских писателей.

Его работы об античной скульптуре, о готической архитектуре, живописи эпохи Возрождения, о французской классической трагедии и лучших памятниках гравюрного искусства, о музыке и истории театра исключительны по своей ценности.

Его эрудиция в области современного искусства была огромна. Мимо него не проходило ни одно более или менее заметное явление русского или западноевропейского искусства. Его книги и очерки представляют собой энциклопедию культуры, искусства и литературы первой половины XX века.

По широте и глубине знаний он мало имел себе равных даже среди образованнейших представителей мировой культуры. Почти в каждой области культуры он мог померяться знаниями с любым, самым знающим и тонким специалистом. К тому же Луначарский обладал таким прекрасным стилем и слогом, что любое его произведение, освещающее тот или иной вопрос, является ценностью не только как искусствоведческое произведение, но и как произведение большой художественной силы.

В послеоктябрьское время начался наиболее зрелый и плодотворный период в деятельности Луначарского. Он внес огромный вклад в дело строительства новой культуры социалистического общества как организатор–практик, как литературный критик и агитатор и, наконец, как философ и теоретик нового искусства. Вот почему партия с большой любовью и признательностью относилась к этому человеку, выделяя в его деятельности, в его сложном жизненном пути главное, представляющее неоспоримую ценность и значение для последующих поколений строителей коммунистического общества.

Луначарский собрал и популяризировал все идеи и высказывания В. И. Ленина в области культуры. Работая на протяжении ряда лет под его непосредственным руководством, он имел много бесед с великим вождем по широкому кругу вопросов культуры в целом, а также народного образования, искусства и художественной литературы, в частности.

«Все ленинское наследство, — говорил Луначарский, — должно быть самым внимательным образом исследовано литературоведами, начиная от философских построений Владимира Ильича, его исторической концепции, его политических воззрений и кончая непосредственно литературными высказываниями. Часто бывает, что брошенные, казалось бы, вскользь замечания Владимира Ильича содержат на самом деле целую программу действий для литературоведа, намечают вехи его методологического пути, приобретают директивное значение».¹⁷

Луначарский явился первым крупнейшим историком и теоретиком советского искусства и литературы. Его труды в этой области завоевали ему заслуженное признание. Среди его работ по принципиально–методологическим вопросам следует, прежде всего, отметить такие обстоятельные и оригинальные статьи, как «Маркс и Энгельс об искусстве», «Ленин и литературоведение», «Беседы по марксистскому миросозерцанию», наконец, известный доклад на II пленуме Оргкомитета Союза советских писателей СССР в 1933 г., в котором Луначарский поставил кардинальные вопросы теории искусства социалистического реализма. Существенный интерес для решения сегодняшних проблем советской художественной критики представляет такая интересная работа Анатолия Васильевича, как «Тезисы о задачах марксистской критики» (1928 г.). Теоретически ценные положения содержит его доклад, прочитанный в секции литературы Комакадемии в конце 1929 г. («Социология и патология в истории литературы»). Свои общие взгляды на природу и задачи литературной критики, на ее роль в развитии искусства он изложил в большой статье «Критика (Теория и история)».

Основная тема и главный идейный стержень всех теоретических построений и исканий Луначарского в области эстетики и теории искусства неоднократно формулировались им самим: «Искусство и революция», «Искусство и пролетариат». Эта общая и всеобъемлющая для Луначарского — теоретика, философа и критика искусства тема конкретизируется при рассмотрении им таких проблем, как партийность искусства, задача создания нового, социалистического искусства; освоение искусства прошлого, художественной классики прошлого; наконец, проблема отношения к искусству, прежде всего литературе, современного буржуазного мира. Все перечисленные вопросы всегда рассматривались им как часть названной выше общей проблемы, определяющей их решение, проблемы «Искусство и революция», точнее — «Искусство и социалистическая революция».

В новых условиях, после победы Великого Октября, тема «Искусство и революция» закономерно переросла у Луначарского в тему «Искусство и партия», «Искусство и Советское государство».

Социальной роли искусства он придавал исключительное значение. Язык искусства — наиболее доходчивый язык. Воздействуя на человеческий характер, на человеческую волю, искусство адресуется не только к разуму человека, но и к его чувствам.

Воспитывая человека в «направлении энтузиазма к общему делу», помогая формировать новое миропонимание, искусство является незаменимым помощником партии в строительстве нового мира.

Анатолий Васильевич, как никто другой, знал и ценил великое художественное наследие прошлого. Великолепно понимая, что без овладения классическим наследством нам не построить своей пролетарской культуры, он давал сокрушительный отпор всем тем, кто призывал сдать в архив чуть ли не все, что было создано в области культуры и искусства до революции. Но, высоко ценя культуру и искусство прошлого, призывая учиться у классиков, Луначарский понимал, что одного только старого классического наследства недостаточно, и горячо доказывал необходимость развития пролетарского революционного искусства.

Красной нитью через все работы Луначарского проходит непреклонная вера в полное торжество дела Великой Октябрьской революции. Он считал, что героическое время, в которое мы живем, пафос революционного строительства дают «неисчерпаемое количество художественных импульсов», являются наилучшим стимулом для развития талантов свободного народа. Неустанно заботясь о росте и расцвете новой советской культуры, он призывал деятелей искусства и культуры быть новаторами, прокладывать новые пути, используя весь тот богатый жизненный материал, который дает наша новая революционная эпоха, «изумительная эпоха», как говорил о ней Луначарский. Для него не было никакого сомнения в том, что на первом месте для художника должна быть тема современности. И он не раз подчеркивал, что только тогда писатель может быть настоящим писателем, когда он органически связан с современностью, когда он откликается на все животрепещущие вопросы жизни.

Луначарский боролся за широту содержания новего пролетарского искусства, считая, что оно со всей полнотой должно отражать новую жизнь и нового советского человека. Он резко критиковал тех деятелей пролеткультовского толка, которые стремились свести пролетарское искусство к изображению рабочего, к фабрично–заводской тематике.

«Пролетарий и тот новый человек вообще, который вырабатывается в процессе социалистического строительства, не чужд ничему, что существует в природе и в жизни. Пролетариат вовсе не отрекается от красоты природы, а стало быть, от пейзажа, от цветов, животных, от красоты человека — мужчины, женщины, ребенка…»¹⁸

Уже в первые годы Советской власти перед искусством Советской республики остро встал вопрос о направлении, по которому оно должно идти; споры были вызваны главным образом засильем модернистских формалистических групп. Принимая активное участие в решении этого вопроса, Луначарский всегда отстаивал реализм как основной путь развития советского искусства. Он утверждал, что искусство пролетариата должно наследовать великие традиции реализма.

«Я жду от влияния революции на искусство, — отмечал он, — очень многого, попросту говоря — спасения искусства из худшего вида декадентства, из чистого формализма; революция должна возвратить искусство к его настоящему назначению, мощному и заразительному выражению великих мыслей и великих переживаний».¹⁹

По поводу важнейшего требования партии, обращенного к писателям: «Пишите правду», — Луначарский подчеркивал, что правдивое изображение действительности помогает нам лучше ориентироваться в действительности, помогает ее дальнейшей перестройке. Луначарский всегда резко критиковал сторонников так называемого «искусства для искусства».

Решительный отпор давал он тем, кто проповедовал отказ от партийного и государственного руководства в области искусства. Утверждая огромную роль искусства, и прежде всего литературы, в воспитании нового человека, Луначарский вслед за Лениным решительно подчеркивал значение партийного руководства всей художественной деятельностью в условиях победившего социализма. В работе «Ленин и литературоведение», излагая содержание статьи Ленина «Партийная организация и партийная литература», Луначарский писал:

«Несмотря на то, что со времени написания этой статьи прошло больше четверти века, она до сего времени ни на йоту не потеряла своего глубочайшего значения. Более того, основной принцип партийной литературы, служащей делу социалистического переустройства мира, в настоящее время так же актуален, как и развернутая в статье жесточайшая критика буржуазной литературы».²⁰

Луначарский утверждал, что партийность поднимает искусство до высокого участия в переделке мира и человечества. Но это не значило сводить художественное произведение к голому и скучному проповедничеству и умалять его художественное достоинство. К художественному произведению он предъявлял огромные требования. Он целиком присоединялся к требованию наших великих критиков — Белинского, Чернышевского, Плеханова — о том, что самые лучшие идеи и намерения в художественном произведении могут только тогда захватить человека, когда они написаны с большой художественной силой и талантом.

Утверждение некоторых литераторов: была бы идейная направленность и классовая выдержанность, а все остальное «приложится» — Луначарский считал глубоко неправильным. «Каждый писатель–коммунист должен петь по–коммунистически, но это должна быть песня яркая, завлекательная».²¹ Вместе с тем Луначарский никогда не сводил художественное мастерство к вопросам только формы. Главное для него — содержание. «Нет мастера без великого содержания»,²² — утверждал он.

Над проблемой содержания и формы Анатолий Васильевич работал долгие годы. Понимая искусство как единство формы и содержания при ведущей роли содержания, он много раз подчеркивал, что «форма без содержания — мертва», что наше революционное содержание дает нашему искусству и литературе огромные возможности «развернуть такую художественную форму, которой никогда до сих пор не было видно».

С проблемой партийного руководства искусством, партийного воспитания художественной интеллигенции, Луначарский связывал задачу развития новой художественной критики. На всем протяжении своей многолетней кипучей работы в области литературы и искусства Анатолий Васильевич боролся за развитие талантливой, вдумчивой, теоретически обоснованной революционной критики. Он стремился создать критику, достойную социалистической эпохи, вооружающую советского читателя верным пониманием задач искусства, поднимающую его эстетические вкусы и в то же время доступную для массового читателя. Критика должна раскрывать закономерность художественного творчества, устанавливать его особенности, воздействовать на художественный процесс и на восприятие художественных образов читателем. Только такая критика является творческим фактором. Такой была критика самого Луначарского. Его критическое слово ярко бсвещало путь художнику.

По мнению Луначарского, «марксистская критика есть одновременно и научная и своеобразно художественная работа».²³

Задача критика в социалистическом обществе исключительно ответственна и почетна: он учитель писателя, учитель читателя.

«Было распространено мнение, — говорил Луначарский, — что мы не нуждаемся больше в Белинских, так как писатели наши не нуждаются больше в советах… На самом же деле именно из сотрудничества крупных писателей и литературных критиков с крупными талантами всегда вырастала и впредь будет вырастать истинно великая литература».²⁴

От критика Луначарский требовал, чтобы тот прежде всего был марксистом. Он утверждал, что «критик–марксист — не литературный астроном, поясняющий неизбежные законы движения литературных светил»,²⁵ он–боец и строитель, и у него должна быть вполне определенная позиция в литературной борьбе. И главным критерием этой оценки является вопрос, помогает или вредит данное произведение великому делу коммунизма.

Признавая необходимость критики недостатков художественного произведения, Луначарский в то же время серьезно предостерегал от перегибов в сторону преувеличения отрицательных сторон. Очень хорошим пожеланием нашим критикам звучат слова Луначарского:

«В общем и целом критик–марксист, отнюдь не впадая в добродушие и попустительство, что было бы величайшим грехом с его стороны, должен быть априори доброжелательным. Его великой радостью должно быть найти положительное и показать его читателю во всей ценности. Другою для него целью должна быть его помощь — направить, предостеречь, и только в редких случаях может явиться надобность постараться убить негодное разящей стрелой смеха или презрения или раздавливающей критикой, могущей действительно просто уничтожить какую–нибудь раздувшуюся мнимую величину».²⁶

Особенно много и плодотворно работал Анатолий Васильевич в конце 20–х и в 30–е годы. Именно тогда им были созданы такие блестящие работы по истории философии и искусства, как знаменитый доклад «Этика и эстетика Чернышевского перед судом современности» (1928 г.), статья «Плеханов как искусствовед и литературный критик» (1929–1930 гг.), работа «Барух Спиноза и буржуазия» (подготовленная к 300–летнему юбилею великого философа), статья «Гете и его время» (написанная к столетию со дня смерти Гете), уникальная по тонкости художественного анализа статья «Пушкин–критик» (1931–1932 гг.), исследования «Гейне–мыслитель» (1931 г.), «Рихард Вагнер» (статья написана в связи с пятидесятилетием со дня смерти замечательного композитора).

Прекрасным образцом подлинно марксистского подхода к истории науки и философской мысли явилась работа Луначарского о Френсисе Бэконе (единственная глава, которую он успел написать из задуманной им незадолго до смерти книги о Бэконе). В конце 20–х — начале 30–х годов Луначарский выступил с серией статей по истории русского реалистического искусства, явившихся во многих случаях отправной точкой для всего последующего развития русского литературоведения и советской историко–литературной школы. Поистине огромное значение имели прежде всего работы о русской революционно–демократической литературе (статьи о Чернышевском, Герцене, Белинском, о литературе 60–х годов), затем статьи о Пушкине, Гоголе, Достоевском, Тургеневе, Короленко, Некрасове, Л. Толстом, Чехове, Блоке, Брюсове.

Вне всякого сомнения, именно в популяризации и изучении творческого наследия ближайших предшественников русских марксистов — революционных демократов 60–х годов — Луначарским сыграна совершенно особая роль. Ленин первым определил историческое значение политических и философских позиций Черные звского в развитии освободительного движения и передовой общественной мысли в России в допролетарский период. Плеханов (несмотря на известную недостаточность и ошибки его оценки шестидесятников) положил начало систематическому научному освоению философских и эстетических воззрений вождя русской революционной демократии. В статьях же Луначарского мы находим блестящий панегирик Чернышевскому–художнику. Но это был не только панегирик. В работах о Чернышевском и его соратниках им намечена и вполне определенная программа дальнейшего исследования эстетического и художественного наследия наших великих предшественников, программа, далеко еще не реализованная в работах наших исследователей.

Велики заслуги Луначарского в пропаганде лучших образцов классического искусства Запада. Именно ему принадлежит первое место среди всех русских критиков в правильной оценке таких писателей, как Ромен Роллан и Анри Барбюс. Едва ли не первым заговорил у нас Луначарский как о весьма обещающем поэте — о Луи Арагоне. Им написаны запоминающиеся статьи о творчестве Шоу, Ибсена и других замечательных зарубежных писателей. Луначарский создал ряд блестящих литературных портретов, которые печатались или готовились им как предисловия к выходившим тогда сочинениям Свифта, Марселя Пруста, Томаса Гарди, Флобера, Мериме и других классиков зарубежного искусства. Всю свою ценность сохраняют и такие оригинальные его работы, как «Шандор Петефи» (1925 г.) и «Уитмен и демократия» (1932 г.). Несомненный интерес для широкого читателя в ту пору представил и прочитанный им в Свердловском университете, а затем изданный отдельной книгой курс истории западноевропейской литературы в ее важнейших моментах.

Огромная работа была проделана Луначарским по ознакомлению советского читателя и зрителя с лучшими образцами классического и современного зарубежного изобразительного искусства. Его статьи о Ренуаре, Сезанне, Пикассо, оценки творчества таких мастеров, как Стейнлейн, Мазереель, Кольвиц, сохраняют и поныне большое значение для нашего искусствознания. Ценность искусствоведческих выступлений Луначарского связана еще и с тем, что, часто бывая за границей, прекрасно зная все крупнейшие музеи Европы, он писал о художественных произведениях западной живописи не понаслышке, а на основе действительного знания и глубоко прочувствованных личных впечатлений.

Но, конечно, наибольшее значение для нас имеют работы Луначарского о важнейших явлениях советского искусства. Его статьи о Горьком, Маяковском (в котором Луначарский уже тогда видел действительно великого поэта пролетарской революции), Акопяне, Серафимовиче, Фурманове, Есенине представляют поистине золотой фонд советского литературоведения. И если о Горьком и Маяковском у нас говорят как о двух великанах, стоящих у самого начала социалистического искусства, то о Луначарском следует сказать как о крупнейшем критике, осветившем их творчество и творчество тех, кто пошел по проложенному ими пути.

Исключительно бережно, осторожно, внимательно относился Анатолий Васильевич к первым шагам и первым успехам советской литературы, тревожился ее неудачами, раздумывал над их причинами. Его статьи о пьесах Тренева, об авторах «12 стульев» и «Золотого теленка», о леоновских «Барсуках», стихах Иосифа Уткина и Александра Жарова, тогда молодых комсомольских поэтов, о панферовских «Брусках» и произведениях «самого комсомольского из всех писателей» — Марка Колосова, его оценки произведений Ильи Эренбурга и Алексея Толстого, Михаила Зощенко, Ивана Доронина, Владимира Киршона, Исаака Бабеля и других советских писателей проникнуты истинно партийной заинтересованностью в судьбах советского искусства.

Роль, сыгранная Луначарским в развитии советского театра, также трудно переоценить. Творчество крупнейших советских драматургов и режиссеров неразрывно связано с его именем. Наиболее глубокие, принципиально точные (пусть и не лишенные частных недостатков и просчетов) оценки таких всемирно известных деятелей советского театрального искусства, как Станиславский, Вахтангов, Мейерхольд, Качалов, Москвин, Леонидов и другие, принадлежат перу и слову Луначарского.

Крупнейшим авторитетом является Луначарский в области теории драматургии и театральной критики. Будучи и сам весьма оригинальным драматургом (его пьесы в 20–х и 30–х годах шли не только на русской сцене, но и в целом ряде известных западноевропейских театров), Луначарский постоянно проявлял особый интерес к истории театрального искусства, прежде всего русского, и развитию советского театра. Почти ни одна из новых чем–то интересных постановок не проходила без хотя бы и краткого, но всегда содержательного и блестяще написанного отклика со стороны Луначарского. В судьбах таких всенародно любимых у нас и всемирно признанных театров, как Художественный, Большой, Малый, Луначарский сыграл огромную роль. Хорошо зная и любя театр, он понимал, что это искусство требует огромной культурной традиции и большой творческой смелости и самостоятельности.

Особую страницу в творческом наследии Анатолия Васильевича представляют его выступления по теории музыки и по истории музыкальной культуры. Уже в советское время им были написаны содержательные статьи о Вагнере и Римском–Корсакове, его перу принадлежат работы, посвященные творчеству Чайковского, Бетховена, Шопена, Шуберта. Ряд интересных теоретических статен по обсуждавшимся тогда острым вопросам развития советской музыкальной культуры (например, большая работа «О социологическом методе в теории и истории музыки»), по вопросам постановки и перестройки музыкального образования в стране довершает картину поразительно многогранных художественных воззрений Луначарского.

Несмотря на огромное количество работ по истории искусства и литературы, Луначарский мог бы написать еще больше, если бы не революционная действительность, звавшая его из стен кабинета. Он не мог целиком отдать себя столь привлекавшей его работе критика, литературоведа и искусствоведа. Порой он вынужден был ограничиваться только первоначальным подходом к волновавшим его проблемам художественной жизни.

В самые первые годы революции перед наркомом просвещения стояла задача разъяснения широчайшим народным массам задач и целей великого культурного строительства в нашей стране. Основная часть времени и энергии Луначарского уходила на митинги и выступления перед самой различной аудиторией. Он был солдатом революции и всегда работал там, где дело революции этого требовало. Он сделал больше, чем он мог бы сделать как кабинетный ученый. В. И. Ленин говорил: «…Приятнее и полезнее «опыт революции» проделывать, чем о нем писать».²⁷ Луначарский делал революцию и не жалел затраченного на это труда, и, быть может, не сожалел и о своих ненаписанных книгах.

Луначарским написано несколько интересных, малоизвестных ныне работ по истории пролетарской революции в России. Отдавая много времени и сил развитию советской педагогики, он создал несколько трудов по истории педагогической мысли в России и за рубежом и по истории науки, выступал с обстоятельными дбкладами по этим вопросам («Философия школы и революция», «Студенчество и революция» и другие). Недавно начали вновь переиздаваться у нас яркие, теоретически глубокие и всегда столь убедительно аргументированные выступления Луначарского по различным вопросам антирелигиозной пропаганды. В 20–е годы статьи Луначарского по истории христианства, его работы, посвященные проблемам происхождения религии и церкви и их роли в развитии мировой культуры, привлекали внимание самых широких читательских кругов и являлись весьма действенной формой марксистского просвещения масс. Знаменитые публичные диспуты между Луначарским и митрополитом Александром Введенским приобретали характер события в политической жизни столицы. Церковники в полемике с ним пытались использовать даже его старые ошибки «богостроительства», от которого он под влиянием В. И. Ленина начисто отрекся. Как вспоминает Корней Чуковский, Введенский на одном из публичных диспутов с Луначарским, зачитав несколько «богоискательных» строк из одной старой книги Луначарского, обратился к аудитории с вопросом:

— Знаете ли вы, кто написал эти благочестивые строки?

И, выдержав эффектную паузу, ответил:

— Нарком Луначарский.

Луначарский возразил ему не сразу. Он долго говорил о другом и, лишь сойдя с трибуны и шагнув к выходу, вдруг словно спохватился:

— Ах, да. Я совсем позабыл ответить моему оппоненту… вот о тех строках, которые он сейчас процитировал. Строки эти действительно были написаны мною. Помню, прочтя их, Владимир Ильич сказал: «Как вам не совестно, Анатолий Васильевич, писать такую чушь! Ведь за нее всякий поганый попик схватится».

И ушел под ураган аплодисментов.²⁸

Надо сказать, что Луначарский вообще блестяще умел использовать формы и методы наиболее непосредственной и прямой борьбы с чуждой, классово враждебной идеологией, борьбы, если можно так сказать, врукопашную, когда противники сходятся вплотную, не разделяемые никакими расстояниями во времени и пространстве.

Замечательную работу по пропаганде марксизма, достижений молодой советской культуры и науки вел Луначарский за рубежами нашей Родины. Такие блестящие его выступления, как доклад на Оксфордском съезде философов (1930 г.), его полемика с крупнейшим буржуазным философом XX века Бенедетто Кроче, его статьи в зарубежной прессе, как и вообще вся деятельность Луначарского — литератора и организатора строительства социалистической культуры, оказывали на зарубежную прогрессивную интеллигенцию огромное влияние и содействовали нараставшей тяге ее к идеям социализма, все более пристальному вниманию к жизни Страны Советов.

Сплочение вокруг Советской республики лучших интеллектуальных сил Запада было делом большого политического значения. А. В. Луначарский говорил, что вожди западной интеллигенции нужны нам для борьбы за дело мира, против империалистической войны.

Имя Луначарского было чрезвычайно популярным за границей среди лучших людей Европы. И оно было ненавистно всем врагам Советской страны. Среди его лучших друзей были писатели Анри Барбюс, Ромен Роллан, Анатоль Франс, Бернард Шоу.

Луначарский много сделал для того, чтобы весь мир узнал светлую правду о великом Советском Союзе, о его героической борьбе за демократические свободы, за социализм. Вслед за Горьким, борясь за мир и дружбу народов, разоблачал Луначарский врагов Советской страны, подготовку ими новой империалистической бойни. В последний период своей жизни Анатолий Васильевич был призван партией к работе в новой для него области — на дипломатическом поприще.

Начиная с 1927 г. Луначарский принимал активное участие в работе Подготовительной комиссии конференции по разоружению в качестве заместителя главы советской делегации. В своих горячих выступлениял и речах он разоблачал преступные замыслы и хитросплетения врагов мира, подготавливавших новую войну.

Работе Лиги Наций в 1927–1933 гг. посвящено много статей, выступлений и речей Луначарского. В своих многочисленных письмах и корреспонденциях из Женевы он систематически информировал общественность о наиболее важных моментах в работе Подготовительной комиссии, об обстановке на сессиях, позиции делегатов иностранных держав и острой дипломатической борьбе, развернувшейся там.

Советская делегация последовательно проводила линию, направленную к разоружению. Она предложила заключить конвенцию о всеобщем разоружении, а в случае ее отклонения выдвигала проект конвенции о пропорциональном и прогрессивном сокращении вооружения. Точка зрения Советского правительства не встретила ни понимания, ни поддержки большинства делегатов конференции. Но это не помешало советским представителям добиться огромной моральной и политической победы.

Женевская конференция по разоружению открылась в 1932 г. под треск пулеметов в Шанхае, взрывы бомб в Нанкине, под стоны раненых и умирающих. Луначарский в своих блестящих выступлениях и статьях гневно обличал сплошную фальшь политики буржуазных дипломатов, болтавших о разоружении, когда уже слышался шум самой настоящей войны.

С трибуны Лиги Наций перед лицом всего мира делегация СССР сказала народам правду и сорвала маску лицемерия с лица «женевских миротворцев», затеявших игру в разоружение.

В 1933 г. Луначарским был написан ряд статей, направленных против германского фашизма («Бесы», «Господин Блюм взволнован») и по различным вопросам международной политики.

Выступления Луначарского в защиту мира завершают и увенчивают большую, сложную, красивую и поразительно богатую творческими достижениями жизнь этого замечательного человека…

Скончался Луначарский 26 декабря 1933 г. в Ментоне, на юге Франции.

Анатолий Васильевич Луначарский отдал советскому народу, социалистической культуре и искусству весь свой незаурядный организаторский дар, весь свой замечательный критический и публицистический талант. И ныне Луначарский в лучших своих литературно–критических и философских трудах предстает перед нами как истинный образец самого органического сочетания партийной публицистической страстности революиионера–борца и народного трибуна с глубокой объективностью широко и основательно эрудированного ученого. В ряду замечательных ученых–коммунистов — строителей первого в мире социалистического государства Луначарский выступает как крупнейший деятель социалистической культуры и как выдающийся теоретик и критик искусства социалистического реализма.

Всю свою жизнь, до последнего биения сердца, как и подобает истинному коммунисту–ленинцу, Луначарский отдал делу пролетарской революции, великому делу миллионов людей труда.