Предисловие

В Государственной Третьяковской галерее, в ее запасных фондах, хранится большое полотно Аристарха Лентулова «Деятели искусства СССР», созданное к десятилетию Октябрьской революции.¹ Здесь изображены известнейшие мастера советского театра, музыканты, художники, писатели — всего более сорока человек.

В центре холста Лентулов поместил А. В. Луначарского. «На нем, — читаем мы в журнальной заметке, содержащей информацию о картине, — нагрузка двойной функции. Эта фигура служит осью, на которой держится композиционное единство группы, она же является идеологической осью сюжетного построения».²

Нельзя не признать, что вопрос о композиционном центре группового портрета деятелей советского искусства решен автором картины удачно. Анатолий Васильевич Луначарский на протяжении многих послеоктябрьских лет находился в самом центре художественной жизни Советского Союза, был одним из ее главных организаторов, руководителей и активнейших участников.

Призванный к этой роли самим В. И. Лениным, он умело, творчески осуществлял политику Коммунистической партии и Советского государства в сложной области, завоевав признание и уважение художественной интеллигенции, огромный авторитет в нашей стране и далеко за ее пределами. Наличие тех или иных ошибок Луначарского — что не удивительно при полнейшей новизне порученного ему партией дела — не меняет этой общей высокой оценки.

В сферу художественной жизни, развитию которой так много и успешно помогал Луначарский, входила, разумеется, и литература. На протяжении целых шестнадцати послеоктябрьских лет он был связан со всеми видными представителями советской литературы разных поколений, со всеми основными литературными организациями, учреждениями, журналами. При всей его чрезвычайной занятости многогранной и напряженной государственной, общественной, партийно–пропагандистской работой он участвовал в обсуждении всех существенных вопросов литературной жизни. Можно сказать, не было почти ни одной значительной литературной дискуссии, в которой бы он не принял то или иное участие, не было ни одного заметного литературного явления, мимо которого он прошел бы.

Однако эта большая и важная роль Луначарского как критика, теоретика, организатора в литературном движении советской эпохи до недавнего времени не получала соответствующей оценки и признания. Недостаточное внимание к этой стороне деятельности Луначарского — крупнейшего советского литературного критика — можно констатировать даже в конце пятидесятых — начале шестидесятых годов, когда вновь стали выходить сборники его работ, когда довольно широко было отмечено в печати 25‑летие со дня его смерти.

Вот характерный пример. В вышедшей тогда трехтомной «Истории русской советской литературы» (1958–1961), содержащей более 2200 страниц и сорок три монографических главы, Луначарскому было посвящено буквально неполных две страницы. «С первого взгляда это просто непостижимо, — справедливо констатировал, выступая на обсуждении книги, М. Б. Чарный. — Как, история советской литературы без Луначарского?.. Да, три тысячестраничных тома — и статьи о Луначарском нет».³

О Луначарском — критике советской литературы читатели долго были гораздо меньше осведомлены, чем о его работах, посвященных корифеям русской и мировой литературы прошлого или театру. Сам Луначарский, за очень малым исключением, не включал статей по советской литературе, рассеянных преимущественно по газетам и журналам, в свои книги и сборники. Да и в течение четверти века после смерти первого наркома просвещения в его сборники (к тому же редко издававшиеся) входили статьи лишь о классиках русской литературы, о критиках, об изобразительном искусстве, о театре и драматургии.

Первая попытка собрать важнейшие статьи Луначарского о советской литературе в отдельной книге была сделана в 1958 г. Учебно–педагогическим издательством.⁴ Но только в восьмитомном собрании сочинений, подготовленном Институтом мировой литературы имени Горького (М., «Художественная литература», 1963–1967) Луначарский впервые предстал перед читателями по–настоящему как критик и теоретик советской литературы. Во втором томе названного издания, целиком посвященном этой теме, помещено более восьмидесяти больших и малых статей (из них более пятидесяти ни в прижизненные, ни в посмертные сборники Луначарского не входили). Много его работ, относящихся к советской литературе, вошли и в другие тома собрания: первый, третий, седьмой, восьмой.

Конечно, собрание сочинений, состоящее только из восьми томов, не могло включить всех статей и выступлений Луначарского по вопросам советской литературы. Но и то, что осталось несобранным и не перепечатывалось со страниц периодики или отдельных изданий, было взято на учет в обстоятельном библиографическом указателе К. Д. Муратовой «А. В. Луначарский о литературе и искусстве» (Л., 1964) и в дополнительном библиографическом перечне, составленном Л. М. Хлебниковым («Литературное наследство», т. 82). Кроме того, за последние десять — пятнадцать лет немало статей и материалов Луначарского, имеющих отношение к истории советской литературы, было извлечено из архивов и опубликовано, введено в научный обиход.⁵

Так создавалась база для серьезного изучения темы «Луначарский и советская литература», и становилось все более ясно, что без разработки этой темы нельзя дать настоящую картину истории советской литературы и советской критики.

Серьезному исследованию темы «Луначарский и советская литература» предшествовали опыты характеристики его общих эстетических взглядов и литературно–критических позиций. Здесь следует назвать книги А. И. Кривошеевой (1939), А. Елкина (1961), А. А. Лебедева (1962; 2‑е издание — 1970). Однако во всех этих книгах рассмотрение взглядов Луначарского было мало связано с конкретной историко–литературной почвой.

Перед исследователями все более настоятельно определялась задача не только охарактеризовать основные эстетические взгляды Луначарского, но и проследить, как они реализовались в его конкретной литературно–критической деятельности, какую они играли роль в становлении и развитии молодой советской литературы.

При разработке этой темы, разумеется, необходимо показать отношение критика к различным литературным течениям и группировкам, к тем или иным родам и жанрам нашей литературы, к важнейшим проблемам ее развития, наконец, к отдельным писателям. Эти разные стороны и компоненты большой темы на протяжении последнего десятилетия начали привлекать внимание ряда литературоведов, преимущественно младшего поколения: Н. А. Антропянского, Л. А. Белой, А. Ф. Ермакова, В. В. Ефимова, И. П. Кохно, А. С. Малинина, Н. А. Самойловой и других. Появились в печати их статьи, главным образом в ученых записках и вузовских сборниках (а также авторефераты кандидатских диссертаций), озаглавленные: «Луначарский и Пролеткульт», «Луначарский и футуризм», «Луначарский и его роль в становлении советской поэзии», «Луначарский о путях развития советской драматургии», «Луначарский о социалистической романтике», «Некоторые вопросы теории реализма у Луначарского», «Луначарский о свободе творчества и партийности литературы», «Луначарский о пролетарских писателях», «Луначарский о Брюсове», «Творчество А. Блока в оценке Луначарского» и т. п.

Но все эти работы на частные темы не могли, разумеется, удовлетворить остро ощущавшейся потребности в обобщающем труде, который представил бы Луначарского как активного участника литературного движения советской эпохи во весь рост. Первоначальные же наброски суммарной характеристики были еще слишком конспективны.

Первым опытом обстоятельной обобщающей работы на эту тему явилась книга П. А. Бугаенко «А. В. Луначарский и литературное движение 20‑х годов» (Изд–во Саратовского университета, 1967).⁶ Это серьезная работа, в которой использован и архивный, неопубликованный материал. Автор сосредоточил свое внимание на отношении Луначарского к ряду важнейших явлений тогдашней литературной жизни — к Пролеткульту, к «левому» искусству, к РАПП, к творчеству Горького, на его участии в спорах о художественном методе советской литературы. Привлекает основной пафос книги — стремление покончить с недооценкой литературно–критической деятельности Луначарского, показать большую роль, которую он играл в развитии советской литературы, подчеркнуть значение его работ для нашего времени.

Однако в книге Бугаенко освещены далеко не все важные стороны работы Луначарского как одного из ведущих деятелей советской литературы. По верному замечанию одного из рецензентов, «многие вопросы… выпадают из поля зрения исследователя, иные представлены довольно бегло».⁷ Не рассмотрено литературно–критическое творчество Луначарского предоктябрьского периода, хотя оно подготовляло его работу в советские годы. Не со всеми утверждениями и определениями автора можно согласиться. Многое требует уточнений и существенных дополнений.

Все это оправдывает появление настоящей работы, цель которой возможно полнее и точнее, с привлечением большого дополнительного (в том числе архивного) материала, раскрыть огромную роль и участие выдающегося советского критика в борьбе за идейность и мастерство советской литературы, показать со всей конкретностью, как он в качестве активнейшего деятеля проходит через все этапы первого шестнадцатилетия ее яркой истории.

Конечно, и настоящая работа не может претендовать на исчерпывающую полноту в освещении взятой большой темы, требующей коллективных усилий наших литературоведов.