Марксистская критика дооктябрьских лет — прямая предшественница советской литературной критики и всего нашего литературоведения. Фактически это одно принципиальное явление, существующее в разных исторических условиях и эпохах и находящееся в процессе диалектического развития. Если рассматривать это явление в исторической перспективе с момента зарождения до настоящих дней; нетрудно увидеть, что его характеризует все более глубокое и разностороннее применение марксистского метода для осмысления и оценки произведений литературы, искусства и всего процесса художественного творчества.
Сам Луначарский после 1917 года много сделал для того, чтобы показать преемственность идей марксистской и советской критики. Он пишет труды, обобщающие опыт и историческое значение своих предшественников и соратников, выпускает под своей редакцией со своими вступительными статьями их сочинения, ведет большую работу, особенно в начале 30-х годов, по воспитанию молодой литературно–критической смены. С этой же целью оп издает спои дореволюционные произведения. Важно отмстить, что критик выбирал из них те, которые казались ему неустаревшими, полезными для дальнейшей разработки марксистской эстетики, для творческих дискуссий. Старые работы он переиздавал с соответствующими комментариями, предисловиями, иногда с купюрами и переделками текста. И хотя многое ценное из дореволюционных статей было Луначарским забыто и затерялось, сам принцип отбора свидетельствовал и о возросшем! зрелости критика, и о неизменности его основных идей.
Известны дискуссии 20-х — первой половины 30-х годов о пролетарской культуре, о традициях и новаторстве, об отношении к литературной классике, о восприятии модернизма, о творческом методе советской литературы, о характере литературной критики и т. п. Советское литературоведение в последние годы много сделало для того, чтобы во всей полноте раскрыть процесс становления нашей литературной критики в первые годы Советской власти, хотя, конечно, в этой области предстоит сделать больше, чем уже сделано. Однако осмысление обширного материала истории советской литературной критики может быть успешным и перспективным тогда, когда мы будем помнить, что многие узлы литературно–критических противоречий советской эпохи завязались еще в дооктябрьские годы. Стало быть, Луначарский, вступая после 1917 года в новый и самый плодотворный период своей деятельности, был внутренне подготовлен к решению грандиозных задач культурного строительства молодого Советского государства. «Я счастлив констатировать, — писал он в 1919 году, переиздавая «Диалог об искусстве», — как мало из того, что мне приходилось писать на своем веку, подлежало бы сколько–нибудь радикальной переделке при издании вновь. Мы осуществляем сейчас именно то, о чем мечтали и что планировали»1
Совместный путь с Лениным и под его руководством, весь опыт социалистического строительства в нашей стране, напряженная самостоятельная работа по осмыслению мирового художественного творчества, мировой общественной мысли сделали Луначарского в советские годы наиболее крупной фигурой в области эстетики, литературоведения, литературно–художественной критики, а его влияние на литературу и искусство весьма значительным. Правда, как уже было сказано в предисловии, масштабы и значение всего сделанного Луначарским открылись сравнительно недавно, в 60-е годы.
«У Анатолия Васильевича, — писала Н. К. Крупская, — была не просто талантливость — это была талантливость, поставленная на службу большевизму».2 В этом определении все верно, кроме неудачного слова «служба», ибо Луначарский видел в большевизме и коммунизме великий идеал человечества и неутомимо боролся за осуществление его.
Луначарский–критик равно силен и в объективном социально–эстетическом анализе различных явлений духовной жизни общества, и в разоблачении буржуазного искусства, буржуазной эстетики, и в утверждении нового пролетарского искусства. Это соединение, этот триединый сплав трезвого анализа, страстного разоблачения и пафоса утверждения необходимы Луначарскому для решения практических задач. Здесь литературная критика непосредственно переходит в организаторскую деятельность. Понятно, что эта черта делового хозяйственного подхода к литературе и искусству наиболее полно раскрылась в советские годы, но проявилась она чуть ли не в первых произведениях Луначарского.
«Позитивную эстетику» Луначарский называл «наукой об оценках» (т. 7, с. 51). Это определение вполне применимо ко всей литературно–критической деятельности Луначарского. Более того, оно, будучи очищено от биологического, махистского налета (что очень легко сделать), может быть распространено на советскую литературную критику вообще в лучших ее проявлениях.
Определение Луначарского — «наука об оценках» — с добавлением и уточнением «современной литературы» ценно, потому что оно учитывает две стороны литературно–критического акта: научный анализ и оценочный характер. Как бы ни был важен для Луначарского принцип, оценки, он всегда обусловлен и подкреплен научным анализом. А, с другой стороны, анализ, разбор произведений искусства всегда пронизан оценкой и сопровождается практическими выводами и рекомендациями.
Научный характер советской литературно–художественной критики — в марксистско–ленинской методологии. В конечном счете, только марксистско–ленинская критика и является научной, способной правильно понять, осмыслить и оценить литературное произведение, творчество писателя, литературу в целом. Овладев марксистской методологией, передовая критика получила все необходимые данные для того, чтобы дать верное, практически обоснованное и логически доказательное знание о современном литературном процессе. Методология литературно–критического анализа постоянно совершенствуется, обогащается лучшими достижениями советской и передовой западной эстетической мысли, историческим опытом нашего народа, его боевого авангарда КПСС.
В. Г. Белинский писал, что критика и искусство вышли «из одного общего духа времени. То и другое — равно сознание эпохи, но критика есть сознание философское, а искусство — сознание непосредственное».3 «Дух времени», о котором писал Белинский, требовал от критиков точных и вместе с тем достаточно гибких критериев оценки, не догматических предписаний, а четких принципов, исключающих субъективный произвол. Марксистские критики наполнили понятие «дух времени» конкретным общественным и революционным содержанием и подняли литературно–критическое дело на новую, более высокую ступень.
Поучая писателя и читателя, литературный критик сам учится у них, двигает вперед общественное самосознание. Па литературного критика тем самым возложена большая ответственность. Стать критиком–марксистом — дело чрезвычайно трудное, одного эстетического вкуса и образованности, как можо убедиться на примере Плеханова, Воровского и Луначарского, здесь недостаточно, хотя эти качества и являются необходимыми условиями успешной работы в этой области. Марксистская критика есть наука, потому что она противостоит субъективизму, эстетству, индивидуализму, иррационализму и прочим порокам буржуазной эстетики.
Передовая критика по своему характеру не может быть только отрицательной, направленной на разоблачение какой–либо порочной концепции. Даже отрицая, критик–марксист преследует позитивные цели, предлагает конструктивные решения, утверждает идеалы революционного искусства. Критик–марксист «снимает» неверную концепцию для формирования своей — передовой, отвечающей интересам пролетариата и тем самым «духу времени».
Будучи наукой, марксистская критика строит свои выводы в форме понятий и логических умозаключений, т. е. пользуется научным инструментарием, литературоведческой терминологией. Сказанное не означает, будто художественное, образное начало совершенно противопоказано литературной критике (так же как теории и истории литературы) Если писатель нередко выступает в роли литературного критика, а литературный критик пишет художественные произведения, то, понятно, вполне допустимо использование средств художественной литературы в литературно–критической работе.
«Марксистская критика, — писал Луначарский в 1928 году, — есть одновременно и научная и своеобразно художественная работа» (т. 8, с. 18, выделено нами. — И. К.). Художественность у Луначарского означала воссоздание в литературно–критической работе образов Сервантеса и Шекспира, Пушкина и Достоевского, Горького и Маяковского, Вагнера и Мусоргского, Тициана и Кустодиева, Шевченко и Янки Купалы. Критик часто открывал в героях мировой культуры новые черты и детали, давал им новую интерпретацию с учетом изменившейся действительности XX века. Однако как бы ни был силен художественный элемент в «артистической натуре»4 Луначарского, как бы широко ни был он представлен в его работах, критик почти никогда не приносил ему в жертву научную истину. «Поэт и философ революции», он сделал марксистскую критику художественной, демократичной, доступной для широких слоев читающей публики. Эти стороны его деятельности, черты его портрета чрезвычайно поучительны, составляют предмет нынешних забот, споров, размышлений.
Работа Луначарского на посту народного комиссара по делам просвещения является замечательным примером того, какими должны быть отношения между руководителями партии, правительством и людьми искусства. «Партийный подход к вопросам литературы и искусства, — сказано в Отчетном докладе XXV съезду КПСС, — сочетает чуткое отношение к художественной интеллигенции, помощь в ее творческих поисках с принципиальностью».5
Эти идеи были близки Луначарскому, над утверждением их он неустанно работал на протяжении всей своей сознательной жизни. Ленинский принцип партийности получил у Луначарского практическое осуществление и дальнейшую разработку применительно к конкретным условиям советской действительности.
Луначарский был страстным борцом в великой битве начала XX века за сердца и умы людей. Эта битва продолжается, и все новые пароды и страны вступают на путь социализма, создают свою социалистическую культуру. В делах и произведениях А. В. Луначарского освободившееся и борющееся человечество находит благодатный материал для изучения и претворения в жизнь.