Заключение

Луначарский — замечательный критический талант нашего времени — жил в эпоху, когда меркло и уходило в прошлое искусство старого общества и когда только нарождалось, вступало в жизнь искусство нового мира. В своем критическом сознании Луначарский как бы связал эти два художественных мира. Линия эстетической преемственности и линия разрыва с нормами традиционной эстетики прошли через «критическое сердце» Луначарского. В памяти этого сердца сохранилось все самое светлое и самое звучное, что подарили людям величайшие художники человечества. Но в этом сердце всегда жила беспокойная, тревожная мечта о неведомом еще в своей красоте искусстве грядущего мира.

Думается, что излишне говорить, какое значение имеет теоретическое и художественно–критическое наследие Луначарского для развития современной теории социалистического реализма, для выработки принципов социалистической критики. Это значение очевидно.

Именно в работах Луначарского, главным образом в работах советского периода, были осуществлены первые серьезные попытки методологического обоснования роли и задач социалистического искусства и марксистской художественной критики. Но было бы увлечением искать у Луначарского законченной теории социалистического реализма. И дело тут не в личных его «слабостях», а в том, что время, в которое он жил, было временем зарождения социалистического искусства в нашей стране и самых первых его шагов в условиях победившей революции. В таких условиях всякая целостная программа, целостная теория этого искусства могла быть лишь более или менее убедительной гипотезой относительно путей и перспектив дальнейшего развития данного искусства.

Луначарский высказывал такие гипотезы. Но он понимал, что все это лишь гипотезы и не склонен был из них делать методологических нормативов. Эти гипотезы теперь могут оцениваться по–разному.

Для нас, например, близка и понятна может быть мысль Луначарского относительно слияния в искусстве социалистического реализма реалистического начала и самой высокой и динамичной романтики. Нам могут так же представляться интересными его догадки относительно перспектив развития художественной критики в нашем обществе. Исключительный интерес представляет и гипотеза Луначарского относительно сближения и слияния в искусстве будущего разных видов реалистической типизации.

Во всех этих случаях основные итоги дальнейшего развития нашего искусства утверждают нас в мысли относительно правильности теоретических прогнозов Луначарского. И по сей день мы можем наблюдать сохранение, а в известной мере даже углубление, различия в приеме правдивого, отображения действительности между нашими художниками, которым наиболее близка художественная традиция Чехова и Тургенева, и теми, для которых подобная манера — слишком «аполитична» и «безыдейна». С другой стороны, мы уже знаем теперь и такие зрелые произведения социалистического искусства, в которых осознанно революционное мировосприятие начинает сливаться с художественной полнотой отражения действительности, например «Тихий Дон» Шолохова, «Петр Первый» Толстого, поэзия Твардовского, музыка Прокофьева.

Мысли Луначарского относительно «двух видов» реалистической типизации, «двух типов» художников–реалистов, мысли, основанные не только на опыте его собственных наблюдений, но и на опыте предшествовавших великих критических умов, несомненно, представляют и поныне большую ценность. И не только с точки зрения расширения возможностей творческого «самосознания» того или иного художника, но, в еще большей степени, с точки зрения уяснения некоторых общих перспектив развития социалистического искусства, на которое Маркс и Энгельс возлагали огромные надежды.

Все это, понятно, отнюдь не означает провозглашения какого–то искусственного, теоретически предписанного художественного многообразия творческих течений, имеющихся в нашем искусстве сегодня. Тем более это не может означать какого–либо принижения идейно–художественной ценности тех произведений, которые написаны в иной манере, нежели, к примеру, произведения Шолохова или Твардовского. Речь идет лишь об уяснении некоторых наиболее общих перспектив развития социалистического искусства, и прогноз Луначарского важен для объективной оценки того разноречия в художественных манерах и стилях, картину которого представляет сегодняшний день нашего искусства.

Истина всегда революционна по самой своей сущности. Дело лишь в том, что одна, единственная, исторически данная истина может иметь отнюдь не единственную форму выражения. Конкретная многогранность объективной действительности предопределяет разнообразие форм ее выражения.

Очевидно, было бы известным увлечением полагать, что наблюдения Луначарского над закономерностью в развитии реалистического искусства имеют универсальный характер и что ими можно объяснить все важнейшие процессы, протекающие ныне в искусстве. Надо учесть также и то, что эти отмеченные закономерности, являясь своего рода методологической основой различных течений в реалистическом искусстве, сами, в свою очередь, могут выступать как форма проявления определенных, пусть неярко выраженных, социальных тенденций.

Неоспоримым правом критиков и искусствоведов является стремление доказать, что именно данное, а не какое–нибудь иное течение, что этот, а не иной вид типизации являются наиболее плодотворными для нашего искусства, наиболее необходимыми нашему обществу на данном этапе его развития. Но достаточно неразумным явилось бы стремление представить дело таким образом, что только один из возможных видов типизации является «законным». Этого никогда не было в истории реализма и быть не может.

Известные противоречия искусства, кроющиеся в самой возможности различного подхода художников–реалистов к действительности и к самому искусству, в возможности различных видов реалистической типизации — эти противоречия могут быть преодолены лишь в сфере самого искусства, в порядке своеобразного «соревнования» и взаимопроникновения, взаимоассимиляции. Это противоречие не может быть «снято» в ходе какой–нибудь дискуссии или вообще любым иным, внехудожественным путем. Хотя, естественно, в деле уяснения существа этих противоречий и тех конкретно–исторических форм, в которых они ныне проявляются, роль дискуссий, споров и столкновений велика и плодотворна.

Так или иначе, но критические споры, свидетелями которых мы являемся, — это не цепь бессистемных случайностей, а звенья общего процесса, в котором постепенно выкристаллизовываются определенные идейно–эстетические принципы нашего искусства на новом этапе его развития.

Не ради «чистой любознательности», но как к вескому аргументу в этих опорах прибегаем мы и к наследию Луначарского — крупнейшего марксистского теоретика искусства, великолепного критика, первого наркома просвещения, сподвижника гениального вождя революции. Эстетические и художественно–критические взгляды Луначарского в советский период — это отражение и обобщение существенных черт, опыта развития нашей культуры, искусства, общественной жизни страны на первом этапе ее развития, это отражение и обобщение характерных процессов развития мировой культуры того времени.

Советская действительность развивается, претерпевает развитие и наше искусство. Партия провела огромную работу по восстановлению ленинских норм во всей жизни нашего общества. Симптоматичным с этой точки зрения представляется и нарастание у нас интереса к Луначарскому. Когда–то Луначарский бросил лозунг: «Назад, к Островскому!» — к реалистическому искусству больших идей, ясного рисунка, жизненной правды. И когда мы обращаемся к Луначарскому, то невольно начинаем думать о перспективах развития искусства.

И столь же естественно мысль о Луначарском связывается с представлением о тех процессах, которым предстоит развиться в нашей критике явлений искусства.

Но блистательное единство партийно–публицистической страстности и художественной тонкости в оценке самого широкого круга произведений искусства,¹ которое мы находим в лучших работах Луначарского, не просто результат его личной одаренности. Эти черты творческого облика Луначарского как бы предвосхищают ту пору зрелости критической мысли вообще, которая должна наступить у нас. Последовательное социалистическое переустройство общества призвано, помимо прочего, раскрыть перед искусством возможность истинно свободного развития в интересах эстетического воспитания народа.

Когда–то выдающийся марксистский философ, основатель Итальянской коммунистической партии Антонио Грамши, размышляя о том, каким должен быть истинно народный критический талант, вспомнил о фигуре Альфредо Де Санктиса — крупнейшего итальянского гуманиста–демократа и просветителя, которого Луначарский называл «итальянским Белинским».²

«Критика Де Санктиса, — писал Грамши, — является воинствующей, а не «бесстрастно» эстетической, это критика периода культурных битв и столкновений антагонистических мировоззрений. Анализ содержания, критика «структуры» произведений, то есть логической и исторически подлинной последовательности всего многообразия чувств, получивших художественное воплощение, связаны с этой культурной борьбой: кажется, именно в этом состоит та глубокая человечность и тот гуманизм Де Санктиса, которые и сегодня делают этого критика столь привлекательным. Отрадно чувствовать в нем страстный пыл человека, имеющего твердые моральные и политические убеждения, которых он не скрывает и не стремится скрывать». Словом, говорит Грамши, Де Санктисом дан подлинный образец критики: «Эта критика должна слить воедино — со всем пылом пристрастия, пусть даже в форме сарказма — борьбу за новую культуру, то есть за новый гуманизм, критику нравов, мнений и мировоззрений с эстетической или чисто художественной критикой».³

Думается, что творчество Луначарского как нельзя более отвечает этой характеристике.

Принципы той политики, которую Луначарский от имени партии проводил в области искусства, не нуждаются в догматизации.

Да, Луначарский считал, что социалистическому искусству очень близки традиции революционно–демократического художественного творчества, революционно–демократической эстетики. Иное, конечно, дело, когда эти традиции объявляются единственно приемлемыми для нас. Иное опять–таки дело, когда сами эти традиции вульгаризируются и модернизируются.

Луначарский полагал, что наше, социалистическое искусство не может не быть жизнеутверждающим и мажорным по основной своей идее, по общей своей концепции мирового развития, поскольку это искусство тесно связано с марксистским, коммунистическим мировосприятием вообще. Но все это еще никак не значит, что каждый «положительный герой» в произведениях советских художников «должен» быть во что бы то ни стало наделен «счастливой» судьбой или что каждое художественное произведение у нас обязано иметь «оптимистическую концовку». Подобные требования приводят лишь к девальвации оптимизма.

Да, Луначарский был убежден, что дидактический, непосредственно–агитационный элемент должен занимать большое место в революционном, проникнутым боевым пафосом, социалистическом искусстве, что искусство в целом не чуждо задаче открытой популяризации передовых идей времени. Но Луначарский никогда не говорил, что только «агит–искусство» может быть признано в качестве узаконенного вида творчества в нашей стране и поощряемо разного рода дарами и наградами «сверху».

Луначарский неоднократно отмечал, что современное буржуазное искусство находится в состоянии глубочайшего кризиса, порожденного неразрешимостью противоречий самого буржуазного общества на нынешнем этапе его развития. Но Луначарский умел видеть и очень высоко ценить все то ценное, что создавали и создают лучшие художники–реалисты за рубежами нашей страны. Он восторгался великими художниками–импрессионистами и не отбрасывал как сплошную заумь искания молодого Пикассо, он рассказывал русскому читателю о достижениях зарубежного театра, к его голосу прислушивались Роллан и Шоу. Короче говоря, великие принципы и идеи не ставятся им под сомнение только по той причине, что время от времени они могут искажаться в чьих–нибудь неловких или слишком ловких руках.

В деятельности Луначарского — теоретика искусства отразилось величие первой в мире победоносной социалистической революции, опыт культурного строительства в обществе, идущем к социализму. И потому имя Луначарского не может не привлекать к себе внимания всего прогрессивного человечества. И потому идеи Луначарского, сформировавшиеся в революционных бурях, не могут не иметь ныне интернационального значения, ибо в них воплощены некоторые существеннейшие черты, в них осмыслены некоторые наиболее общие перспективы развития художественного творчества человечества на нынешнем этапе его борьбы за жизнь и счастье грядущих поколений.