Человек в философии А. В. Луначарского

Высокой напряженностью и особой качественностью были отмечены все деяния Анатолия Васильевича Луначарского. Достаточно рано он осознал, что каждый день должен быть прожит как «avant dernier tour» (франц. как «перед последним туром»).

Луначарский закончил знаменитую 1-ю Киевскую гимназию. А так как за политическую деятельность получил в аттестате зрелости «4» по поведению, то закрыл себе путь для поступления в русский университет. В 1895–1896 годах он учился в Цюрихском университете, уделяя главное внимание марксизму и эмпириокритицизму. Именно в университетские годы закладывался колоссальный фундамент его знаний. Луначарский слушал курсы анатомии, физиологии, политической экономии, истории и литературы, но больше всего интересовался философией.

Возвратившись в Россию, Луначарский возобновил пропагандистскую работу в пролетарских кружках, за что неоднократно арестовывался полицией. Революционная деятельность Луначарского была многогранной: он — активный участник первой русской и Октябрьской революций, делегат ряда партийных съездов, организатор партийных школ на острове Капри и в Болонье…

После революции Луначарский 12 лет находился на посту наркома просвещения России (1917–1929), его организационная деятельность в этом плане и теоретические установки толком еще не изучены. Н. Крупская имела все основания заявить, что не было другого человека в стране, который бы сделал больше для народного просвещения, чем Луначарский. Он был государственным деятелем и философом, драматургом и дипломатом, ученым и поэтом, одно время — директором Института русской литературы (Пушкинского дома)…

Луначарского можно назвать универсальной личностью возрожденческого типа, образцом всесторонне просвещенного и образованного ‹коммунистического› человека — такого, о каком он мечтал и какого описывал в своих произведениях. Сохранить страну как национально–территориальную целостность, прорвать экономическую и политическую блокаду, создать новую науку и культуру могли титанические личности, к числу которых принадлежал Луначарский. Он был достойным посланником Советской России за рубежом, представлял ее культуру, образование, науку, поэтому стал олицетворением интеллигента–революционера–просветителя.

Деятельность Анатолия Васильевича Луначарского многогранна, отдавая должное этой грандиозной личности, остановимся лишь на некоторых аспектах его философского учения. В ранний период творчества Луначарский интересовался философией науки, вопросами естествознания, а в поздних философских произведениях обнаружил интерес к проблемам экзистенциальным. Как философия стремится к воспроизведению цельной картины мира, так и Луначарский попытался создать всеобъемлющую философскую концепцию, включающую вопросы гносеологии, антропологии, философии жизни, онтологии, однако основное внимание в течение всей жизни он уделял проблемам человеческого бытия. Антропология стала для него центральным пунктом онтологии.

Что же представляло собой бытие для Луначарского и какое место в нем отводилось человеку? В целом онтологические взгляды Луначарского покоились на «критическом материализме» Маха и Авенариуса. Мир признавался эмпириокритиками реально существующим независимо от человека, но данным ему посредством опыта. Вслед за ними Луначарский считал, что мир не сотворен Богом и не является порождением идеи, опытно познаваем, объективен, вечен, целостен, непрерывен и закономерен (см. ранние работы Луначарского А. В.: «Основные идеи эмпириокритицизма», «К вопросу о познании», «Заметки философа» и др.). Кроме того, мир — это идеально отрегулированный биологический механизм, подчиняющийся всеобщим законам. Все процессы, происходящие в человеке и природе, принципиально тождественны, будь то психика или физические явления, которые воспринимаются посредством психики: «…существенным и непосредственным условием ощущения всегда является определенный нервный процесс… Всюду, где я ощущаю… пространство, я должен признать однородный нервный процесс… Так физика, биология и психология соприкасаются друг с другом… и именно физиология органов чувств доводит их до взаимного соприкосновения… Материя есть сравнительно постоянная закономерная зависимость ощущений друг от друга, а человек есть часть природы», — утверждал еще идейный наставник Луначарского Э. Мах.¹

Подобно материалистам–сенсуалистам XVIII в., позитивисты считали источником знаний ощущения, которые порождены в человеке воздействием материальных предметов на его органы чувств. Взгляды Луначарского на мир и положение в нем человека напоминают механистический материализм эпохи Просвещения, работу Гольбаха П. «Система природы», в которой он объяснял физические и духовные явления, привычки с позиций чистого механицизма; сочинение Ламетри Ж. «Человек–машина», где человеческий организм был представлен как самозаводящийся часовой механизм. Французский материализм приветствовал природную необходимость как единственную силу, управляющую миром и людьми, эмпириокритики делали то же самое. Им свойственно признание подобия мира и человеческой жизнедеятельности. Для Луначарского человек также являлся органичной частью мира и развивался по единым для всего живого законам, которые устанавливались наукой.

У Луначарского, как у просветителей и эмпириокритиков, мы обнаруживаем «отказ от противопоставления миру действительности, миру, каким изучает его наука, какого–то другого мира, как вещи в себе».² Каждая же наука, считал он, охватывая свой круг конкретных явлений, выводит свой возможно более общий строй законов. Строит ряд пирамид, подножия которых покрывают весь мир, а вершины возносятся над ним. Философия же берет за исходные пункты именно эти вершины, обобщая и рационализируя научный «хаос». Луначарский–позитивист, подобно материалистам XVIII в., считал, что чувственное познание является лишь первым шагом на пути исследователя. Сущность реальности может быть познана только разумом. Как писал Гельвеций в трактате «Об уме», уму свойственно наблюдать, обобщать и делать заключения. Эту функцию, по мнению Луначарского, в отношении частных наук выполняет философия: она обобщает и рационализирует действительность. Философия у Луначарского, как и разум у просветителей, «занималась» поисками абстрактно–общего начала, созиданием некоего универсального закона. «В процессе мышления о мире мозг вырабатывает новые формы подвижного равновесия, внутренне закономерные, обладающие необходимым для жизни характером стройности и связности и в то же время отвечающие требованиям многообразной среды. В сознании успех этой выработки высшей формы равновесия сказывается как умственный рост, как закономерное познание природы; каждый шаг по этому пути к познанию, именно как шаг к устранению мучительного расстройства и замене его единством, испытывается как высокое наслаждение… захватывающая прелесть логического познавательного мышления вырастает до того умственного восторга, который освещен греками именем «философии», т. е. любви к мудрости»,³ — утверждал Луначарский. И в этом смысле просветительский сенсуализм Луначарского смыкался с идеями немецких просветителей–рационалистов. В истории философии имеет место широкий подход к толкованию понятия «рационализм», при котором он рассматривается как широкое идейно–теоретическое течение, выражающее взгляды, потребности, общественное настроение определенных социальных классов, слоев, групп на определенном этапе общественного развития, и на основе этих умонастроений вырабатывающий определенные методологические установки для ориентации человека в практической деятельности и познании. Рационализм здесь связывается с идейными устремлениями передовых, прогрессивных сил общества, находящихся на восходящей стадии своего развития. Для него характерны возвеличивание человеческого индивида как активного, свободного и равноправного существа, исторический оптимизм, вера в безграничные возможности человека в познании и преобразовании природы. Рационалистическая установка Луначарского–эмпириокритика и позволила ему сформировать отношение к человеку как к творцу и нового мирового порядка, и себя самого.

Поэтому не случайно, будучи еще позитивистом, Луначарский с большим энтузиазмом воспринял экономическую теорию и социологию Маркса: они подтверждали выводы позитивизма о законосообразном развитии экономики, общества и человека. Луначарский считал марксизм формой практической реализации позитивизма. Более того, установление Марксом всеобщих законов развития — диалектического и исторического материализма — как нельзя лучше вписывалось в монистическую картину мира эмпириокритиков. И в материализме, и в эмпириокритицизме законы мышления и законы бытия содержательно совпадали, онтология пересекалась с гносеологией и антропологией. Подобно просветителям, марксисты и махисты были убеждены в неограниченности познавательных и созидательных возможностей человека. Он, как разумное существо был призван стать властелином мира, перестроить общественные отношения на разумных основаниях.

Человек в антропологии Луначарского — это здоровый живой организм, который всегда есть машина для того, чтобы приспособить к себе мир и самому приспособиться к миру, он всегда есть машина, чтобы утверждать все более победоносно равновесие внутри и по отношению к внешним событиям. Опыт человека Луначарский, вслед за эмпириокритиками, поставил в центр Вселенной. То же мы находим и у марксистов. Основная роль в экономическом и социальном преобразовании мира Марксом отводилась человеческому труду (термин, используемый Марксом вместо эмпириокритического «опыта»). Луначарский понял, что для Маркса философия — это перевод знаний о человеке в мире на язык человеческой практики. Таким образом, и марксисты, и эмпириокритики сходились во мнении, что люди сами делают свою историю. Только эмпириокритики считали, что путем приспособления мира к себе (или приспособления себя к миру), а марксисты признавали, что мир — это не храм, а мастерская (следовательно, человек в ней — строитель). Однако движущие силы для изменения бытия они находили в разных явлениях. У Маркса это материальные условия жизни. У Луначарского — сведение жизни к биологическим факторам, подмена конкретной исторической диалектики общественного развития, классовой борьбы совершенно абстрактной категорией биологического рода–вида.

Однако наметившаяся в онтологии Луначарского марксистская тема труда постепенно уступила место теме человека: Луначарский целиком принимает формулу античного софиста и субъективиста Протагора — «человек есть мера всех вещей». Действительно, когда Маркс сказал «… прежние философы думали, как истолковать мир, а мы ставим задачу переделать мир», то он дал самое исчерпывающее определение этической, — пояснил это высказывание Луначарский, — нравственной сущности материализма, ибо никакого утешающего истолкования мира мы не даем, не занимаемся тем, чтобы сказать, что мир вообще ужасен, но если–де его перетолковать, то он покажется приятным. Именно потому, что мы безусловно честно и мужественно смотрим на мир и чуем в себе запас сил и способностей переделать его, мы провозглашаем такой лозунг: человек, еще дезорганизованный, в могучем процессе организующий свои силы в экономическую систему, называемую социализмом, должен преодолеть среду, очеловечить ее, не тем, чтобы рассказывать басни, будто бы миром правит на деле какой–то сверхчеловек с бородой, бог, а очеловечить с тем, чтобы сделать эту природу реально зависимой от человека путем познания законов природы и их применения в нашей все растущей, все более богатой и могучей технике…».⁴

Нужно признать, что практика, труд в марксистском смысле так и остались непонятыми Луначарским. Говоря о материальности всего существующего, о человеке как творце истории, о труде как факторе, преобразующем действительность, Луначарский в труде видел махистскую разновидность энергии: «Процессы природы идут не по аналогии с мыслью, а по аналогии с трудом, по аналогии с тем, что мы чувствуем в своих мускулах, с борьбой, когда сцепляются две силы и неизвестно, которая из них победит, по аналогии с нашей собственной энергией, а самое слово энергия в переводе значит труд».⁵ В основании философских взглядов Луначарского покоятся вопросы гносеологии, над ними возвышается онтология, венчает же пирамиду Человек, для которого (после перехода власти в руки пролетариата) решение нравственных и этических проблем становится самым насущным.

Дело в том, что вопросы морали, этики, культуры были обойдены создателями научного социализма. «Дух марксизма был резко антиутопический и резко антиэтический», — писал Луначарский в «Этюдах критических и полемических».⁶ На этом «слабом месте» их учения и сосредоточил свое внимание Луначарский. Он дополнил теорию марксизма образными картинами обновленного бытия, иллюстрирующими то, что должно быть в идеале. Другими словами, Луначарский изобразил марксистский идеал во всей полноте его проявления — в искусстве, литературе, морали… Образцом для социального идеала у Луначарского стал христианский социализм, имеющий сходные с коммунизмом онтологические установки. Марксизм и христианство Луначарский считал продуктом творчества пролетариата, а научный социализм — воплощенным христианским «царством правды», которого ждут и ради которого страдают люди. Однако социализм, утверждал Луначарский, только берет христианский идеал, но делает с ним то, что те же пролетарии античного мира сделать не смогли: «…совершенно реалистично анализируют нынешние пролетарские пророки, т. е. пролетарские ученые мир, как он есть и куда он стремится, но кроме того еще пролетариат чувствует себя силой среди сил… он есть сила разрушительная… Но мало разрушить, надо еще создать, и пролетариат чувствует себя в силах создать».⁷ Как Луначарский формулирует этот идеал? «Мы понимаем его как высокую цель, которую мы выставляем в программе наших действий, которая, будучи всеохватывающей, вносит порядок в те действия, которые мы производим… он есть действительность, которая будет осуществлена… Идеалом проникнут каждый наш шаг, и этот идеал не уступает никаким другим, ибо вера наша в человека безгранична».⁸ Как видим, Луначарскому не был чужд идеализм в вопросах социалистического строительства. В принципе, все его онтологические постулаты так же гуманны и общи, как и христиански, поскольку слишком абстрактны и недостижимы: «Марксизм… рисует нам это будущее, как достижение огромной братской организации сил всего человечества для борьбы с природой и для мощной переделки мира, согласно плану, продиктованному всечеловеческим разумом и всечеловеческой волей к максимальной мощи и к максимальному счастью».⁹

Философии вера Луначарского в «нового человека», «человека светлого будущего» привела его к богостроительству, которое коррелировалось с идеями Ницше о богочеловеке. Существует мнение, что «богостроительство» и есть одна из попыток перенести ницшеанство на русскую почву. «Если уж кто–то не может жить, никого не обожествляя и не поклоняясь ему, пусть уж лучше обожествляет не бога, а все лучшее в человеке, все наивысшие достижения человечества».¹⁰ Дело еще и в том, что в марксизме, эмпириокритицизме и философии жизни были точки соприкосновения, позволявшие идеям свободно перемещаться из одного философского течения в другое. В нашем случае — это прагматическая направленность всех вышеперечисленных направлений; их стремление стать «общим делом»; волюнтаризм и жажда обновленной, насыщенной, мощной, свободной и красивой жизни; мечта о сверхчеловеке. «В учении Ницше усматривали высший религиозный гуманизм, основной ценностью которого является личность, способная творческим порывом сравняться с божеством. Отечественная онтология также была наполнена метафизикой бытия. «В России основной вопрос философии замыкался на поиск… места России в общечеловеческой истории. Отсюда и интерес к некоей «самости» личности, определявшей специфику русского общества, преувеличение духовного начала перед рациональным, стремление к аскетизму в мысли»,¹¹ обожествление человека. Поэтому богостроительство Луначарского можно назвать разновидностью моральной философии, ставившей целью создание на основе марксизма этики и религии без бога, место которого занял человек. Для Луначарского смысл человеческой жизни состоял в самосовершенствовании через культурное просвещение в процессе осуществления исторического предназначения — строительства коммунизма.

В поздний период творчества у Луначарского наблюдался отход от материалистической онтологии и обращение к метафизике бытия. Правда, по этому поводу сам Луначарский высказался так: «…рядом с… (французским — авт.) материализмом, который являлся одним из корней нашего марксистского материализма, развился идеализм революционный, который являлся другим корнем нашего марксистского материализма». Еще Сен–Симон предупреждал, что для того, чтобы основать новое общество, нужна новая религия. Поэтому попытки Луначарского и его соратников достичь идеала в области культурного строительства и просвещения народа в России, соединить религиозную культуру со светской, воплотив идеал в жизнь, привели к возникновению феномена религиозной веры в возможность построения коммунизма, то есть к религии советизма.