Анатолий Васильевич Луначарский

А. В. Луначарский (1875–1933) — одна из сложных и противоречивых фигур в русской истории XX века.¹ Прекрасно образованный, эрудированный, интеллигентный, имеющий широкий круг интересов в области литературы и искусства, он был одним из ярчайших русских представителей западного просвещения. Видный член большевистской фракции РСДРП до 1917 г., он казался самой подходящей фигурой для того, чтобы возглавить Комиссариат просвещения (Наркомпрос) в новом советском правительстве. Луначарского гораздо больше интересовала культура и образование, чем политика: он называл себя "поэтом или философом" Октябрьской революции.² Хорошо знающий несколько европейских языков, плодовитый поэт и драматург, он бесспорно являлся лучшим оратором среди большевиков после Л. Д. Троцкого. Многие современники Луначарского называли его интеллигентом среди большевиков и большевиком среди интеллигентов. Как комиссар Наркомпроса он пытался сделать беспартийную интеллигенцию частью советского общества и таким образом перешагнуть ту пропасть, которая отделяла интеллигенцию от масс в русском обществе в конце XIX и начале XX века.

На нем лежала огромная ответственность как на комиссаре просвещения в период с 1917 по 1929 г. — он отвечал за все, что делало советское правительство в области культуры и образования. При многих положительных качествах Луначарского в его характере были явные слабости, недостатки, иногда он допускал просчеты, серьезно сказывавшиеся на работе. Он был плохим администратором и предпочитал писать пьесы или сочинять стихи, а не заниматься скучными практическими делами своего комиссариата. Он не любил кропотливой работы и в интеллектуальном плане был небрежен и недостаточно собран. Хотя коммунисты были довольны, что человек с таким образованием и способностями руководил советской культурой, но положение его в коммунистической партии было достаточно изолированным. Он никогда не был членом ЦК или Политбюро, что говорит об отсутствии у него политической власти. Без сомнения, Наркомпрос страдал от того, что его глава не имел влияния в партийных кругах.³ Вскоре после революции М. И. Калинин заметил: "Рекомендация Луначарского не имеет никакого значения: она так же бесполезна, как любая рекомендация, которую я мог бы дать вам. Совсем другое дело, если бы вы могли сослаться на товарища Сталина".⁴ При своих разносторонних способностях он мог претендовать на более важный пост. Назначение руководителем Наркомпроса отражало не только его собственные пристрастия, но и ту незначительную роль, которую он играл в партийных делах. Более того, многие коммунисты сомневались в его преданности и надежности, т. к. он был близок к кругам беспартийной интеллигенции и имел "отклонения и увлечения".⁵

Кроме того, трудно понять точно взгляды Луначарского на некоторые ключевые вопросы — например, на Пролеткульт, на цензуру и свободу слова, на роль искусства и художника в социалистическом обществе и на взаимодействие культуры и политики. Хотя он был плодовитым писателем, но количество не всегда гарантировало высокое качество. Он считался одним из ведущих литературных критиков своего времени, но его критические статьи и обзоры часто были написаны торопливо и небрежно или даже просто продиктованы стенографистке без последующей редакторской правки, грешили неточностями. Вряд ли его можно причислить к поэтам первого ранга; многие его пьесы не были бы поставлены на сцене, если бы он не был главой Наркомпроса; кроме того, его поддержка беспартийной интеллигенции была непоследовательной и в конечном итоге зависела от политических обстоятельств. Апостол терпимости, как его называли, не всегда проявлял терпимость к старой интеллигенции.

Исследователи уделяли много внимания его деятельности как главы Наркомпроса.⁶ Существует большое количество исследований, посвященных его философским трудам, особенно идее богостроительства, его пьесам и поэзии, а также работам как театрального и литературного критика.⁷ Но в целом участие Луначарского в революционном движении подробно не изучено. Делались и попытки создания его биографии, но объективное изучение его жизни с привлечением документальных материалов еще впереди.

Родился А. В. Луначарский в Полтаве в 1875 году. После смерти отца в 1885 г. мать с семьей переехала в Киев. Анатолий учился в Первой киевской гимназии, где попал под влияние студентов университета, увлеченных народничеством и марксизмом. Он принимал участие в работе радикальных кружков, получивших распространение среди гимназистов в конце 1880–х — начале 1890–х годов. Заинтересовавшись идеями народничества, затем он обратился к марксизму. Будучи гимназистом 7–го класса, он вел революционную пропаганду среди ремесленников и железнодорожных рабочих. Его ценили за знание марксистской литературы и умение общаться, но его интеллигентные манеры казались неподходящими для нелегальной конспиративной работы.

Для завершения своего образования Луначарский решил поехать в Западную Европу, как это делали многие молодые русские дворяне и интеллигенты. В 1895 г. он поселился в Цюрихе, где посещал лекции Р. Авенариуса по психологии и записался на два его семинара по философии и биопсихологии. Луначарский увлекся концепцией эмпириокритицизма, выдвинутой Авенариусом, — одним из философских ответвлений позитивизма (этой концепции придерживался и Э. Мах). В своей работе "Критика чистого разума" Авенариус отвергал дуализм разума и материи и утверждал, что опыт является всеобъемлющим. И Авенариус, и Мах отказывали марксистам в праве на абсолютную истину, они считали, что наука имеет дело лишь с относительными гипотезами. Но все же они оценивали марксизм как "гипотетический миф", побуждающий людей к действиям. Эта интерпретация оказала сильное влияние на Луначарского и послужила основой в разработке им идеи богостроительства.

В 1896 г. Луначарский прервал свои занятия, переехав сначала в Италию, затем во Францию. В Россию он вернулся в 1898 г. и в Москве вступил в революционный кружок А. И. Елизаровой–Ульяновой, старшей сестры В. И. Ленина. Впервые Луначарский был арестован 13 апреля 1899 г., но за неимением достаточных улик его освободили, выслав в Киев, где жила его мать.

24 мая Луначарский был арестован снова в ходе дальнейшего следствия по революционному кружку Елизаровой–Ульяновой. Его перевезли в Москву и несколько месяцев он провел в Таганской тюрьме. Во время следствия стало ясно, что он не играл ведущей роли в кружке, а занимался в основном марксистской агитацией среди московских рабочих. 8 октября его освободили из тюрьмы, запретив проживание в Москве. Обосновался он в Калуге, где находился под надзором полиции до вынесения приговора по участию в кружке Елизаровой–Ульяновой. Вместе с другими революционерами, такими, как А. А. Богданов, И. И. Скворцов–Степанов и В. А. Базаров, он вел марксистскую пропаганду среди железнодорожных рабочих Калуги, школьных учителей и рабочих на фабрике Д. Д. Гончарова.⁸

Весной 1900 г. Луначарскому разрешили съездить к матери в Киев. Он приехал 8 апреля, но вскоре, 29 апреля, был арестован как участник собрания Киевского комитета РСДРП. Луначарский протестовал против ареста, заявив, что вечером 29 апреля они обсуждали сочинения норвежского драматурга Генрика Ибсена, не имеющие ничего общего с политикой. Присутствующие также доказывали, что собрание преследовало литературные, а не политические цели. Луначарский провел месяц в тюрьме. В ходе следствия было установлено, что собрание 29 апреля действительно было литературным, но была отмечена "общая политическая неблагонадежность" Луначарского.⁹

30 июня он вернулся в Калугу, где оставался под надзором полиции, ожидая приговора по участию в революционном кружке Елизаровой–Ульяновой. Наконец 15 мая 1902 г. царское правительство вынесло приговор: ссылка сроком на 2 года в Вятскую губернию. Но еще в феврале он обосновался в Вологде после того, как получил письмо от Богданова, который убеждал просить о переводе из Калуги. В июне Луначарский узнал, что по приговору ему определена Вятская губерния. Он немедленно попросил разрешение отбывать ссылку в Вологде; Министерство внутренних дел дало согласие.¹⁰

Луначарский встретил в Вологде хорошо организованную колонию ссыльных революционеров, многие из которых были ему знакомы по киевскому подполью. Богданов был здесь с 1901 года. Луначарский вел здесь философские диспуты с выдающимся философом и религиозным мыслителем Н. А. Бердяевым. 1 сентября 1902 г. Луначарский женился на сестре Богданова, А. А. Малиновской (она была его женой до 1925 г., когда он женился на Н. А. Розенель, урожденной Сац).

В результате разногласий с губернатором А. А. Лодыженским Луначарский был вынужден в марте 1903 г. переехать в г. Тотьму Вологодской губ., где и жил до окончания своей ссылки в мае 1904 г., продолжая заниматься революционной деятельностью. Вернувшись в Киев, он сотрудничал в газетах "Киевские отклики" и "Русская мысль", участвовал в Киевском литературно–артистическом обществе, членом которого был прежде, кроме того, активно работал в Киевском комитете РСДРП.¹¹

В Киеве Луначарский оставался до осени, когда по предложению Богданова он эмигрировал в Париж, где хотел исследовать причины постоянных внутренних разногласий, существовавших в РСДРП, кульминацией которых был раскол на большевиков и меньшевиков на II съезде в 1903 году. Луначарский стал воинствующим большевиком не столько потому, что он был согласен с Лениным, сколько из–за убеждения, что компромиссы и оппортунизм меньшевиков уничтожат революционное движение. Однако это решение было для него нелегким в значительной степени из–за его личных добрых отношений с Г. В. Плехановым и П. В. Аксельродом, с которыми он познакомился в Цюрихском университете.

При встрече Ленина и Луначарского в Париже в декабре 1904 г. они обсуждали издание новой большевистской газеты, которая должна была нейтрализовать "Искру", находившуюся в то время под контролем меньшевиков. "Вперед", первая нелегальная большевистская газета, появилась в Женеве 22 декабря. В начале этого же месяца Луначарский переехал туда, чтобы работать в редколлегии, в которую входили В. И. Ленин, А. А. Богданов, В. В. Боровский и М. С. Ольминский. Ими было выпущено 18 номеров, последний из которых вышел 5 мая 1905 года.

Луначарский присутствовал на III съезде РСДРП в апреле 1905 г., но не играл там заметной роли. После съезда состояние здоровья вынудило его уехать лечиться в Италию. Революция 1905 г. прервала лечение во Флоренции. В октябре он вернулся в Россию и поселился в Петербурге, где вошел в состав редколлегии легальной большевистской газеты "Новая жизнь", пока это издание не закрыли в декабре, затем в "Вестнике жизни". В конце декабря полиция арестовала его за пропаганду марксизма среди рабочих.

В начале 1906 г. Луначарский был освобожден из тюрьмы. После этого он часто ездил в Финляндию для участия в конференциях и собраниях, которые объединяли революционеров всех фракций и партий, противостоящих царизму и политике недавно созданной Государственной думы. В записях охранки отмечено, что он был способным оратором и в своих выступлениях призывал Думу к большей политической активности.¹²

Хотя в 1906 г. Луначарский был еще активно занят большевистской работой, но после поражения революции для него стало значительно сложнее эффективно работать в России. Для интеллигенции в этот период были характеры потеря веры в радикализм, разочарование, попытки пересмотреть прежнее теоретическое понимание революции. Постепенно правительство пришло в себя и начались аресты оставшихся в стране революционеров. Чтобы избежать нового тюремного заключения, Луначарский бежал за границу в начале 1907 г. с намерением поселиться в Италии. По пути в Италию он ненадолго остановился в Берлине, где находилась довольно значительная колония русских эмигрантов. Из–за своей территориальной близости к России и мощному влиянию социал–демократической партии Германии (СДПГ), Берлин привлекал многих русских революционеров, скрывающихся от царской полиции. В августе Луначарский посетил Штутгартский конгресс II Интернационала как представитель большевиков. В это время он стал "ведущим представителем" европейского синдикализма — теории, которой очень увлечены были русские революционеры после революции 1905 года. На этом конгрессе он подчеркнул, что "синдикализм мог бы отвлечь рабочих от профсоюзов".¹³

Когда Луначарский покинул Россию, ему было 32 года. Он был уже профессиональным революционером, пережил аресты, заключение и ссылку. Внешне он ничем не напоминал типичного революционера: скорее это был серьезный молодой ученый, увлеченный интеллектуальными занятиями, а не свержением царского режима. Зарабатывал он на жизнь журналистикой: сотрудничал в русских газетах, готовил статьи по западноевропейскому искусству, литературе и театру. Критика им Думы и его убеждение, что Дума не представляет интересов рабочих, были в это время характерны для его политических воззрений.

Соглашаясь с Богдановым, под влиянием которого он находился, Луначарский расходился по вопросам революционной тактики с Лениным, после некоторых колебаний поддержавшим бойкот выборов в I Думу. Но на IV съезде РСДРП в Стокгольме в апреле 1906 г. Ленин переменил свою позицию и в дальнейшем призывал социал–демократов принять участие в выборах в Думу. Он считал, что новая революционная ситуация может не возникнуть в течение долгого времени. В этих условиях РСДРП будет вынуждена использовать легальные средства, в том числе участие в Думе, чтобы критиковать правительство и разоблачать то, что он называл "поддельным конституционализмом".

Богданов и Луначарский вместе с теми, кого Ленин именовал "отзовистами и ультиматистами", отвергали возможность работы в Думе для РСДРП. Левые большевики отрицали и другие легальные средства борьбы против царизма, считая, что агитация и пропаганда среди рабочих — лучший метод для подготовки будущей революции, которая, по их мнению, была неизбежной. Большевики антиленинского направления призывали бойкотировать выборы в Думу и сосредоточиться исключительно на нелегальной революционной деятельности. Намечавшийся раскол в Большевистском центре обострился из–за финансовых дел. Политический и финансовый конфликт затрагивал в основном Ленина и Л. Б. Красина. Вскоре появилась и третья составляющая в этой драме Большевистского центра. На этот раз главными конфликтующими сторонами были Богданов и Ленин. Луначарский участвовал в конфликте лишь косвенно и не играл в нем значительной роли.

При создании Большевистского центра Богданов и Ленин договорились между собой: не обсуждать публично марксистскую философию и создать политический союз. Когда Богданов и Плеханов начали яростно дискутировать по проблемам теории познания, большевики приняли решение, что данный вопрос для них непринципиален. На практике же эту договоренность начали игнорировать. В 1904–1906 гг. Богданов опубликовал свой трехтомный труд "Эмпириомонизм", где он, основываясь на эмпириокритицизме Авенариуса и Маха, подвергал пересмотру взгляды Маркса и Энгельса, утверждая, что марксистская теория познания была неполной. Отделяя культуру от экономики и политики, он заявлял, что каждая развивается независимо друг от дуга. Он ставил культурные изменения выше перемен в экономике и политике, и соединял социализм с пролетарской культурой. Богданов полагал, что рабочие под руководством новой интеллигенции, которая выйдет из среды пролетариата, создадут свою собственную культуру, и выступал против пассивного принятия любого культурного наследия прошлого. Богданов был убежден, что в реальной жизни нельзя использовать лишь одну теорию, что идеология, включающая в себя не только классовые интересы, может преобразовать мир. Его взгляды нашли значительную поддержку среди большевиков, особенно у Горького и Луначарского. Все трое выделяли именно эмоциональную, этическую часть марксистских идей.¹⁴

В начале 1908 г. Богданов из Женевы приехал к Горькому на Капри. Хотя 11 февраля редколлегия журнала "Пролетарий" вновь единодушно приняла решение публично не обсуждать философский материализм, дискуссия по вопросам теории познания между Богдановым и Лениным стала острее и откровеннее. К апрелю, когда Ленин приехал на виллу Горького на Капри, где жили Богданов, Луначарский и Горький, отношения Богданова и Ленина были напряженными.

Споры на Капри были ожесточенными. Ленин считал полностью неприемлемым третий том "Эмпириомонизма" Богданова, вышедший в свет в 1906 году. Кроме того, Ленин спорил с Горьким и Луначарским по богостроительству, особенно в связи с тем, что только что вышел из печати в Петербурге первый том работы Луначарского "Религия и социализм" (второй том вышел там же в 1911 г.). Надежды Горького не оправдались, и приезд Ленина на Капри не только не разрешил разногласий, но еще больше их обострил. Впоследствии Ленин постоянно утверждал, что он защищает подлинную марксистскую теорию от ревизиониста Богданова и его последователей, представив свою версию марксизма как единственно верную.

21–27 декабря 1908 г. Пятая общероссийская конференция РСДРП собралась в Париже. Хотя в октябре многие большевики во главе с Красиным, Богдановым, Луначарским, Шанцером и Алексинским хотели выдвинуть ультиматум социал–демократам в III Думе, требуя от них подчиниться ЦК партии, конференция все же призвала к поддержке социал–демократов, работающих в Думе. В апреле 1909 г. Ленин продолжал свое наступление на левых большевиков, опубликовав в Москве свой "Материализм и эмпириокритицизм", над которым он работал в течение года. Эта основная работа по философскому материализму (хотя это скорее полемика, а не философия), была его ответом Богданову и Луначарскому. Для Ленина, претендующего на роль непререкаемого авторитета по марксизму, "Материализм и эмпириокритицизм" стал интеллектуальной основой.

В июне в Париже собралась расширенная редакция "Пролетария". Редколлегия во главе с Лениным присвоила себе право назначать и убирать членов не только Большевистского центра, но и большевистской фракции в целом. Небольшим большинством голосов Ленин объявил большевиков — сторонников Богданова вне фракции. Ленинцы, такие как Н. К. Крупская, Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, А. И. Рыков, М. П. Томский, осудили сторонников бойкота, отзовизма, ультиматизма и богостроительства. Луначарского они критиковали за его теорию богостроительства и потребовали от него порвать со сторонниками Богданова, но из фракции он исключен не был. Однако осенью 1909 г. газета "Утро России" напечатала статью, где утверждалось, что Луначарский, Горький и другие большевики были выброшены из РСДРП. Придя в ярость, Луначарский написал краткое опровержение в газету "Киевская мысль". Он назвал журналистов "Утра России" безответственными и обвинил их в публикации фальшивки.¹⁵ В августе левые большевики основали на Капри Первую высшую социал–демократическую пропагандистско–агитационную школу для рабочих. Главными организаторами были Горький, Богданов, Луначарский и Алексинский.

В декабре несколько левых большевиков за границей, в том числе Луначарский, создали группу "Вперед" в РСДРП и основали журнал под тем же названием. Для утверждения своей преемственности с большевизмом они взяли имя первой нелегальной большевистской газеты, которая была основана Лениным и Богдановым в декабре 1904 года. Богданов официально объявил о создании группы в письме Центральному комитету партии от 28 декабря 1909 года. К письму прилагалась копия манифеста "Вперед", опубликованного без даты в Париже. Богданов продолжал обвинять ленинцев, что они действовали в июне как диктаторы и что именно они, а не большевики–богдановцы, отошли от истинного большевизма. Группа "Вперед" всемерно поддерживала нелегальную тактику борьбы против царского правительства, но воздерживалась от осуждения всех легальных средств борьбы, утверждая, что любые обобщения опасны и в "каждой конкретной ситуации надо решать", какие методы будут предпочтительнее.¹⁶ Между ноябрем 1910 г. и мартом 1911 г. действовала вторая партийная школа в Болонье, организованная группой "Вперед".

Считается, что группа "Вперед" не была едина теоретически. Но участники группы не были единодушны и политически. Существовали значительные разногласия между членами группы "Вперед", с одной стороны, и сторонниками бойкота, отзовизма и ультиматизма — с другой. Более того, не все левые большевики присоединились к группе. Например, Красин не был ее членом. Отсутствие единства в группе мешало ее существованию как отдельной фракции в РСДРП. Но все же им удалось сохраниться и до 1917 г. выпускать свою периодику. Такая группа не могла иметь большого числа последователей в России. Тактика "Вперед" была непопулярна среди многих социал–демократов, которые считали, что в данной обстановке сосредоточиться исключительно на нелегальной революционной работе было нереально.¹⁷ Луначарский был вынужден признать, что группа не имела большой поддержки в РСДРП, ее влияние распространялось лишь на небольшое количество местных организаций — в Московской области, в С.–Петербурге, в Одессе и особенно в Тифлисе. Организованная сторонниками Ленина весной 1911 г. партийная школа в Лонжюмо (под Парижем) также нанесла удар по усилиям группы "Вперед" найти поддержку в России.

Выдвинутая Луначарским идея богостроительства вносила дополнительный разброд в группу. Богостроительство обычно определяется как "религиозный атеизм", т. е, как попытка выразить марксизм посредством суррогата религии и дать альтернативу обещанному христианством вечному спасению праведников. Как модель большевистского утопизма богостроительство предлагало "войти в землю обетованную на земле", приняв социалистическое сознание.¹⁸ Это была не просто вульгарная попытка заменить утвержденную религию марксизмом. Это движение включало в себя целое мировоззрение и вместе с другими большевистскими утопическими идеями стремилось представить будущее коммунистическое общество, — то, чего не сумели сделать Маркс и Энгельс.

Богостроительство появилось как следствие поражения революции 1905 года. Основными представителями этого движения были Луначарский и Горький. (Нельзя согласиться с исследователями, утверждающими, что Богданов и Красин были последователями богостроительства.¹⁹ Каждый из них развивал утопические модели коммунизма, иногда они объединялись с Луначарским и Горьким против Ленина, но идея богостроительства была им чужда.)

Луначарский в значительной степени положил начало этому движению своим двухтомным трудом "Религия и социализм", в котором более всего его интересовали религиозные поиски и стремления человечества освободиться от имеющейся зависимости от природы и сверхъестественного. По его мнению, марксизм был кульминацией этого поиска, стремлением передвинуться с одного уровня сознания на другой. Когда в 1908–1909 гг. Ленин подверг нападкам его приверженность идеям богостроительства, Луначарский объявил об отказе от них. Но внимательное чтение его позднейших сочинений и изучение его деятельности как главы Наркомпроса показывает, что в действительности в течение всей своей карьеры он оставался верным утопическому представлению о коммунистическом обществе.

Как часто писал и отмечал в своих публичных выступлениях Луначарский, научный социализм позволяет людям признать собственную "боголичность". Осознание этого положило бы конец имеющейся якобы психологической зависимости человека от сверхъестественного и направило бы энергию людей на изменение этого мира к лучшему. Бог был искусственно создан человечеством, утверждал Луначарский, потому что люди были эмоционально неуверенны и чрезмерно озабочены своими собственными физическими возможностями. Он считал, что просвещение — это желанная цель самопознания, и в то же время, как и марксизм, это практическое средство для самореализации. Нельзя раскрыть бога, потому что его не существует, но бог должен проявиться внутри каждой личности в процессе сознательного понимания безграничности человеческих сил. Согласно Луначарскому, "люди не созданы в образе бога, но бог создан в образе людей". Он полагал, что "необязательно искать бога", вместо этого "необходимо миру дать бога" путем человеческого "триумфа в природе". По его представлениям, по–настоящему образованный человек — это не просто смертный, живущий короткий период времени, борясь за то, чтобы выжить, но это "борец–титан, напрягающий все силы, чтобы изменить лицо земли", и в конечном итоге "богочеловек, создание, для которого, вероятно, и был создан мир, и который будет управлять природой".²⁰

Но Луначарский столкнулся здесь с неизбежностью смерти, которая по христианской традиции теряла свою власть из–за обещания физического воскрешения каждого человека. Он стремился разрешить эту проблему, приписывая бессмертие коммунистической утопии. Для него сущностью богостроительства было достижение бессмертия в социалистическом коллективе — "продолжающемся потоке поколений", который вберет в себя все человечество, включая прошлые и будущие поколения. Луначарский не имел в виду личное, телесное воскрешение, но в его сочинениях и речах есть много мест, где говорится о достижении совершенства в коммунизме. Борец–титан, или богочеловек, будет "всезнающим" и "всемогущим", не скованным какими–либо ограничениями в интеллектуальном, духовном или психологическом развитии. Предполагалось, что социализм даст возможность проявить людям все свои потенциальные силы и передать эти накопленные знания и опыт другим поколениям; социалистическое сознание вместе со всеобщим просвещением сможет убедить их в коллективном бессмертии человечества.²¹

Идеологические установки Луначарского о бессмертном коммунистическом коллективе были основаны на огромной вере в прогресс, на предположении, что каждое поколение будет не только жить значительно лучше, но что и самому человеку присуще становиться "лучше" каким–то образом. Под этим он подразумевал культурный, интеллектуальный и духовный рост. Однако его утопические фантазии не смогли найти значительного числа сторонников ни среди коммунистов, ни среди обычного населения главным образом из–за отсутствия средств для перехода к практическим делам. Сам Луначарский достаточно оптимистично смотрел на человеческую природу и связывал с марксистской революцией убежденность в "моральном равенстве всего человечества", но ему было довольно сложно убедить других принять эту утопическую модель. Для большинства людей, даже самых стойких коммунистов, идея коллективного бессмертия не была слишком утешительной. Богостроительство Луначарского не смогло эффективно заменить физическое воскрешение и вечную жизнь, которые предлагала христианская традиция, чтобы возвысить и придать смысл человеческим поступкам.

В отличие от Луначарского, Богданов и Красин верили, что люди смогут достичь бессмертия путем переливания крови. Богданов, врач по профессии, основал в 1926 г. первый советский институт по переливанию крови. Он умер 6 апреля 1928 г., видимо, пытаясь провести эксперимент по переливанию крови на себе (хотя точные обстоятельства его смерти остались неясными).

Луначарский и Красин содействовали созданию ленинского культа. После смерти Ленина Красин первым предложил бальзамировать и публично выставить его тело. Он стал членом комиссии по похоронам и вскоре вошел в ее исполнительный комитет. Он осуществлял контроль за бальзамированием тела Ленина (этот процесс начался 26 марта) и за сооружением первоначального мавзолея. 28 марта комиссия по похоронам была переименована в комиссию по увековечиванию памяти В. И. Ульянова (Ленина). Красин стал членом новой комиссии. Еще в 1924 г. было решено построить мавзолей из камня, который служил бы вечной гробницей. 13 ноября Красин и Луначарский впервые доложили комиссии о предполагавшемся сооружении. Строительство гранитного здания началось в июле 1929 г. и было закончено в октябре 1930 года.²²

Возникает вопрос, почему такие выдающиеся революционеры — Луначарский, Богданов и Красин — были поглощены вопросами бессмертия и почему они содействовали созданию большевистской идеологии вечной жизни. В значительной мере это была попытка придать конечную ценность социалистической революции, показав, что она существенно преобразует человеческое существование. Получив православное воспитание, они остро осознавали притягательную силу христианства с его обещанием вечного спасения и победы над смертью. Их утопическое видение коммунистического общества — "земли обетованной на земле", как сформулировал это Луначарский, предназначалось для удовлетворения эмоциональных и психологических потребностей рабочих, крестьян и беспартийной интеллигенции, чтобы таким образом увеличить число сторонников социализма.

В конце концов идеология вечной жизни не сумела стать прочной опорой для утопизма большевиков. Понимание Луначарским коллективного бессмертия было слишком абстрактным и в эмоциональном плане не удовлетворяло людей, которым еще предстояло столкнуться с реальностью индивидуальной смерти. Хотя многие коммунисты разделяли веру Богданова и Красина в науку и технологию, переливание крови не стало ключом для обретения бессмертия или "возрождения умерших организмов". Ленинский культ успешно превратил создателя государства в настоящее божество, но даже это не могло обеспечить этой идеологии переход в нечто практическое. Идея большевиков о бессмертии была неподходящей заменой той надежде, которую предлагала христианская традиция.

Вернемся в дореволюционную эпоху. Весной 1911 г. Луначарский переехал из Италии во Францию и оставался там до 1915 года. Он много общался с русскими эмигрантами. Любопытно отметить, что друзей среди большевиков у него было немного, Луначарский предпочитал общение с меньшевиками и эсерами.²³ Так же, как и в Италии, он погрузился в изучение европейского искусства и литературы в своей новой квартире в Париже. Он вращался среди художников, обосновавшихся в кафе "La Ruche" ("Пчелиный улей") и принимал участие в разнообразных издательских проектах. Он продолжал зарабатывать на жизнь обзорами искусства, литературы и театра Западной Европы для русских газет. Особенно много Луначарский сотрудничал как литературно–художественный критик в таких изданиях, как "День" и "Киевская мысль". Как и другим революционерам, ему не удавалось публиковать эмигрантские сочинения в России.

Постоянно проживая в Париже, Луначарский много путешествовал по Западной Европе с лекциями по искусству и поддерживал контакты с русской эмиграцией. В феврале 1914 г. он приехал в Берлин, намереваясь прочитать две лекции по современной литературе для эмигрантов. Первая — "Русская литература и Максим Горький" — прошла без инцидентов, но второе выступление было прервано берлинской полицией, которая арестовала Луначарского. Проведя ночь в тюрьме, он был вынужден покинуть Берлин и вернуться в Париж на следующий день.²⁴

В целом это был плодотворный период для созревания мировоззрения Луначарского. Погрузившись в культурное наследие Западной Европы, он бессознательно готовил себя к будущему назначению комиссаром просвещения. Луначарскому было почти 40 лет, когда началась первая мировая война. К тому времени его взгляды на основные идеологические и философские проблемы стали достаточно определенными.

В начале войны он придерживался оборонческих взглядов, но осенью 1914 г. присоединился к позиции редколлегии газеты "Голос". Он также, видимо, входил в левое крыло редколлегии газеты "Наше слово". Обе эти газеты были местом сбора интернационалистов, выступавших против войны. В то же время как военный корреспондент "Киевской мысли" и "Дня" он путешествовал по Франции, направляя корреспонденции о западном фронте. Последние его статьи в "Киевской мысли" были опубликованы в июне 1915 года.²⁵

Месяцем раньше, в мае, Луначарский уехал из Парижа в Женеву. Он продолжал критиковать сторонников оборончества, особенно Плеханова. Но Луначарский хотел объединить всех интернационалистов, включая и Ленина, который считал, что руководители II Интернационала совершили предательство, поддерживая военные действия. Однако Луначарский полагал, что националистические чувства рабочих объяснялись их низким культурным уровнем. Хотя позже он и утверждал, что немедленно по приезде в Швейцарию присоединился к ленинцам, но осенью 1915 г. он критиковал Ленина столь же резко, как и другие интернационалисты.²⁶

Крушение царского режима в феврале 1917 г. ошеломило эмигрантов. Они были полны решимости как можно скорее вернуться в Россию. Луначарский еще не достиг примирения с Лениным, но известие о революции заставило группу "Вперед" искать союза с большевиками–ленинцами. Луначарский очень хотел вернуться в Россию, но опасался, что разрешенный немцами транзит из Швейцарии в Россию через Германию может скомпрометировать революционеров в глазах рабочих.²⁷ Несмотря на опасения Луначарского, Ленин проехал из Швейцарии через Германию, Швецию и Финляндию и прибыл на Финляндский вокзал в Петрограде 16 апреля. Вторая партия эмигрантов вместе с Луначарским выехала из Цюриха 12 мая и достигла Петрограда 22 мая. Он не был в России с января 1907 года.

Поселившись в Петрограде, Луначарский помогал Горькому редактировать "Новую жизнь" и выступал против решения Временного правительства продолжать войну. Летом 1917 г. он был избран в Петроградскую городскую думу, руководил ее культурно–образовательной секцией. В то время он примыкал к межрайонцам, небольшой группе революционеров, образовавшейся вокруг Л. Д. Троцкого, которая занимала среднюю позицию между большевиками и меньшевиками. На VI съезде РСДРП в августе Луначарский пришел к формальному соглашению с большевиками–ленинцами. Троцкий уверял, что именно он первоначально способствовал их соединению с ленинцами.²⁸ Но все же проблемы в отношениях Ленина и Луначарского еще оставались. На съезде Ленин к ужасу многих большевиков выступил за национальное самоопределение. Луначарский, Бухарин и другие продолжали придерживаться интернационалистской позиции. После Октябрьской революции у Луначарского были разногласия с Лениным по составу нового правительства. Луначарский выступал за правительство, в которое входили бы все партии, представленные в Петроградском совете.

Богданов и Луначарский помогли утверждению Пролеткульта в дни, непосредственно предшествовавшие революции. 16–19 октября проходила первая Петроградская конференция пролетарских культурно–просветительских организаций; осуществлению этого содействовал Центральный совет фабричных комитетов. Пролеткульт был создан на этой конференции. Центральный комитет Пролеткульта собрался впервые 17 ноября, и были организованы отделы, занимавшиеся различными видами культуры (театр, музыка, изящные искусства, школа и заочное образование, клубы, лекции и литература), которые сохранялись в этой организации в течение всего периода ее существования.

У Пролеткульта была трудная жизнь, частично из–за подозрительности к нему со стороны партийного руководства, которая объяснялась долгим периодом фракционности руководства Пролеткульта. Эта организация выступала за пролетарскую культуру, но подлинного осознания, что значит этот термин, не существовало. Луначарский боролся за примирительную линию по отношению к культурному наследию прошлого, активисты из широких народных масс стояли на пролетарских шовинистических позициях. Важной была и проблема отношений Пролеткульта с партией и правительственными структурами на центральном и местном уровнях. Хотя Луначарский и защищал независимость Пролеткульта, по крайней мере в некоторых областях его работы, но Ленин вынудил его отказаться от этой политики в октябре 1920 г., когда Пролеткульт сделали отделом, подчиненным Наркомпросу.²⁹

Вскоре после Октябрьского переворота Луначарский был поставлен во главе Комиссариата просвещения.³⁰ Зная очень мало о педагогической теории и в сущности не имея никакого административного опыта, в других отношениях Анатолий Васильевич был подходящей фигурой для этого. У него была любовь к знаниям и культурным традициям западной цивилизации и почти непоколебленная вера в образование как главное средство для улучшения социальных институтов. Он был полон решимости как можно скорее уничтожить безграмотность. Коммунисты называли культуру и образование "третьим фронтом" и не придавали просвещению такого значения, как политике или экономике, особенно в первые годы после революции, когда главным для них была консолидация власти.

Каковы же были личные отношения Луначарского и Ленина? Почему его назначили комиссаром Наркомпроса? Как мог Луначарский работать в советском правительстве в 1920–х годах, будучи в изоляции от партии? Несмотря на идеологические и политические разногласия, существовавшие между ними, Ленин "предпочитал энергичных и бодрых революционеров" и поэтому любил Анатолия Васильевича, так как тот был "по–настоящему блестящим и веселым человеком", который получал удовольствие, развлекая людей "остроумной беседой и анекдотами". Его даже считали "закадычным другом Ленина". Однако Ленин признавал, что хотя "французский блеск" Луначарского был "полезен большевикам", но он "не был полностью одним из них".³¹

Осложняло их общение противоречивое, двойственное отношение Ленина к интеллигенции. Хотя он сам принадлежал к среде интеллигентов, но часто говорил о них с презрением, безжалостно критиковал, называл трусами, дилетантами, ругал за медлительность и слабоволие, хотя и признавал, что они талантливы и обладают качествами, недостижимыми для невежественных масс, — знаниями, умеют их применять и передавать другим. Особенно благоприятное мнение было у Ленина о технических и научных специалистах, их способностям он придавал особую, утилитарную ценность. Он уважал интеллигентов, которым "знание было необходимо как руководство к действию".³² Более того, если Луначарский полагал, что в конечном итоге пролетариат сможет создать свою собственную культуру, то Ленин возражал против этого, считая, что не может быть чисто пролетарской культуры или особой пролетарской науки. В отличие от Богданова и Луначарского, Ленин не сумел четко сформулировать всеобъемлющую теорию культуры.

Луначарский, предпочитавший музыку и поэзию политической пропаганде, имевший тонкий вкус, прочные связи среди беспартийной интеллигенции, вызывал недоверие и пренебрежение у многих коммунистов. Ленин и Троцкий были также выходцами из интеллигентной среды, но они нашли свое место в истории как политические и военные руководители. Они были энергичны, решительны, с большой силой воли, и полностью убеждены в правильности собственной позиции. Луначарский не принадлежал к таким людям; всю свою жизнь он был готов следовать за людьми с высоким интеллектом и сильной волей. Луначарский был человек мысли, а не действия. В 1920–х годах многие коммунисты продолжали критиковать его за прежние связи с группой "Вперед". Они иронизировали над его экспериментами в области культуры и образования, казавшимися многим непрактичными и нереалистичными, отвлекающими от настоящей работы для революции. Образ Луначарского — уступчивого, мягкого и слабовольного буржуазного интеллигента — не соответствовал той модели твердого коммуниста, которая была популярна в 20–е годы. Говоря о Луначарском, Бердяев утверждал, что "в нем было что–то от провинциального учителя и немного от журналиста".³³ Горький также признавал способности Луначарского, но считал, что в нем "слишком много от книжного червя".³⁴ В понятие "твердый истинный большевик" входило и "частое употребление непечатных выражений". Эта "общая практика" в партии "не нравилась" Луначарскому, чье нежелание выражать себя таким образом делало его объектом грубых шуток среди его коллег.³⁵

Внешний облик Луначарского также усиливал впечатление о нем, как о профессоре–любителе, а не профессиональном революционере. В молодости красивый и стройный, он быстро постарел и казался значительно старше своих лет. С детства слабое его здоровье с годами еще ухудшилось. Сильная близорукость заставляла его носить очки с толстыми стеклами. Ему не шло пенсне, потому что оно привлекало внимание к его необычайно крупному носу. Среднего роста, он казался еще ниже из–за того, что сутулился, а став старше, располнел.

Несколько вызывающий стиль жизни Луначарского был одной из причин его "дурной репутации" в партии. После Октябрьской революции он жил вполне обеспеченно и с удовольствием выступал в роли комиссара просвещения. Его квартира и рабочий кабинет были хорошо обставлены и заполнены книгами, в нем сохранилось что–то от старого интеллигента. К концу 1920–х годов он стал "жертвой слухов, где его изображали в виде коммунистического культурного нэпмана, развращенного привилегиями, путешествиями за границу и хорошей жизнью".³⁶ Вторая жена Луначарского, Н. А. Розенель, способствовала созданию его отрицательного образа в партии. Она была актрисой Малого театра и кроме того снималась в кино, но в основном своими успехами она была обязана Анатолию Васильевичу, а не собственным актерским способностям. Она была большой модницей. Вот свидетельство ученого В. Н. Ипатьева: "Известная московская портниха, основавшая магазин модной одежды в Берлине и имевшая обширный круг знакомых среди видных большевиков, описывала мне, как крупные советские чиновники, приезжающие в Берлин, проводили время. Для иллюстрации она упомянула огромные суммы денег, которые тратила жена Молотова на платья, меха, развлечения и т. п. То же самое можно сказать о жене Луначарского, Наталье Розенель, которая тратила значительные деньги на наряды и жизнь за границей. "Однажды я встретила ее в доме одного друга в Берлине сразу после того, как она вернулась из Парижа. Ее изысканное платье буквально ослепило меня. Я спросила, сколько такое платье стоит в Париже. Небрежно она ответила, что заплатила 9 тыс. франков, или 500 золотых рублей в то время"".³⁷

Луначарский считал, что большевики, придя к власти, завершив политическую революцию, должны были взяться за культурные преобразования. Поэтому он смотрел на свое положение главы Наркомпроса как на возможность бороться и критиковать. Он верил, что культура и просвещение — это предпосылки для развития прогресса в человеческих отношениях и особенно при создании коммунистического общества. Он настойчиво утверждал, что без прогресса в культуре политическая победа большевиков и осуществление основных экономических и социальных реформ будут напрасными.³⁸ В 1925 г. он прямо сформулировал это: "Мы можем сказать, что достижение права на просвещение было главной, центральной целью революции. Революция была борьбой масс за право на просвещение".³⁹ Его подход к революции действительно был эмоциональным и романтическим.

В течение всей своей деятельности в качестве наркома просвещения Луначарский постоянно убеждал и членов партии, и все население в необходимости приоритета культуры и образования. Только через культурное просвещение, настаивал он, способна диктатура пролетариата создать коммунизм, так как лишь образование может изменить мышление и поведение человека в духе идей социализма.⁴⁰ Его надежды уступили место серьезному разочарованию, когда ни центральное правительство, даже после введения новой экономической политики в 1921 г., ни местная администрация не сочли нужным вкладывать средства в проекты Наркомпроса. В этих условиях Луначарский направлял одну за другой жалобы, обращая внимание, что без должного отношения к образованию и просвещению в целом советский режим будет не в состоянии даже при очевидных политических и экономических успехах прийти к коммунизму.⁴¹

Разочарованный, но полный решимости Анатолий Васильевич выступал за новую школу, "объединенную рабочую школу", как ее называли, которая обеспечивала обязательное, общее для мальчиков и девочек, свободное и светское обучение. Более того, он требовал, чтобы новая школа давала политехническое образование. В этой области он тесно сотрудничал с Н. К. Крупской, которая возглавляла политико–образовательную секцию (Главполитпросвет) в Наркомпросе. По их определению, термин "политехническое образование" означал обучение учащихся научным основам производительного процесса. Практика и теория должны быть прочно связаны, так как школа должна восприниматься как единица производства, а учащиеся должны знакомиться с основами производства, чтобы жить в развитом высокотехнологическом обществе и вносить свой вклад в его развитие. Наркомпрос призывал к постоянному сотрудничеству школы и местной промышленности и сельского хозяйства. Вначале школьники должны получать информацию от преподавателя в обстановке традиционной классной комнаты, а затем активно применять на практике или внедрять свои знания на фабриках и фермах.

Луначарский яростно спорил с критиками, утверждавшими, что объединенная рабочая школа лишь синоним технического образования. Политехническая школа отличалась от профессионального обучения, настаивали Луначарский и его коллеги в Наркомпросе, тем, что первая считала своей целью обучить общим принципам, навыкам и пониманию, а не просто подготовить к какой–либо профессии. Увлеченный идеей полного развития всех способностей человека, Луначарский боролся за введение широкой учебной программы, в которой были даны основы знаний в культурной и научной сферах (специализация же будет позднее). Он полагал, что раннее профессиональное обучение будет ограничивать созидательные способности человека. Отсутствие всестороннего общего образования, утверждал он, помешает изменить как поведение отдельного человека, так и культурное преображение всего советского общества.

Луначарский полагал, что Октябрьская революция была началом культурных перемен, но эти изменения должны осуществляться осторожно, постепенно и целенаправленно, без всякого принуждения и насилия, грубую пропаганду и агрессивную классовую борьбу он считал пролетарским шовинизмом. Вместе с Лениным, Бухариным и Крупской, Луначарский считал, что предстоит достаточно долгий переход к коммунизму, тому историческому этапу, где будут достигнуты культурные и психологические преобразования, и в конечном итоге — человеческое совершенство. Кроме того, Луначарский заимствовал у Ленина идею о том, что революционная борьба может дать политическую власть, но развить культуру, которой требуется бережное и внимательное отношение, она не в состоянии.⁴² В то время, когда радикальные коммунисты, сторонники Пролеткульта, заявляли, что пролетариат должен отвергнуть буржуазную культуру и вместо нее развивать собственную, Луначарский утверждал, что нужно впитать в себя культурное наследие прошлого, прежде чем появится подлинная пролетарская культура. Он считал, что Советская Россия должна сначала стать грамотной, чтобы пролетариат мог создать свою собственную культуру.⁴³

Люди, по Луначарскому, должны были осознать свою ограниченность и преодолеть ее через образование. Только так можно было достичь глубокого изменения в поведении. Он был уверен, что знание, саморазвитие и самоосознание станут доступными для всех, соединившихся в единое братство.

Новый советский гражданин, по замыслу Луначарского, это интеллигент, обладающий политическим сознанием и культурой. В период пребывания на посту наркома просвещения он больше, чем кто–либо в партии, способствовал примирению с советской властью беспартийной интеллигенции, в которую входили технические и управленческие кадры, а также создатели духовных ценностей и идей, получившие образование до революции. Многие современники признавали, что он сыграл значительную роль, убеждая работать на новое правительство агрономов, экономистов, инженеров, драматургов, актеров, поэтов, художников, профессоров, ученых, статистиков, учителей и писателей. Троцкий верно заметил в 1934 г.: "На посту народного комиссара просвещения Луначарский был незаменим в общении со старыми университетскими и преподавательскими кругами, убежденными в том, что ожидается полная ликвидация науки и искусства "невежественными узурпаторами". Луначарский же с воодушевлением и энтузиазмом доказывал этому замкнутому мирку, что большевики не только уважали культуру, но и не были чужды ей. Бывало, какой–то академический старец, раскрыв рот, изумлялся этому вандалу, который мог читать на полдюжине современных языков и на двух древних, и походя, неожиданно выказывал такую обширную эрудицию, что хватило бы без труда на десяток профессоров. Примирению высококвалифицированной дипломированной интеллигенции с Советской властью во многом обязаны именно Луначарскому".⁴⁴

Луначарский верил, что задачей революции и советского образования должно быть переобучение по социалистическим канонам беспартийной интеллигенции. Вот почему он выбрал примиренческую позицию, которая резко расходилась с жесткой линией радикальных коммунистов. Убеждая беспартийную интеллигенцию служить советскому государству, он надеялся не только обеспечить партию крайне необходимыми квалифицированными кадрами для управления страной, народным хозяйством и создания системы образования, но также и для того, чтобы побудить многих из них сделать первые шаги по пути собственного социалистического преобразования.

Его мировоззрение было одновременно и романтическим, и революционным: бросить интеллигенцию в гущу советской жизни и тем самым пропитать ее социалистическими принципами. Преобразившийся интеллигент станет образцом нового советского гражданина — рабочим–интеллигентом, фигурой из эпохи Возрождения, обладающим способностями и знаниями во всех областях человеческого развития. Это нелегко, но Луначарский был убежден, что осуществимо. Он отмечал, что интеллигенция уже имела богатую культурную основу. Она не нуждалась в первоначальном образовании для того, чтобы оценить уровень культуры и почувствовать потребность научного и экономического прогресса. Таким образом, хотя многие представители старой интеллигенции вначале относились равнодушно или враждебно к советскому правительству, но, по мнению Луначарского, в будущем они могли стать строителями коммунизма. Позже он пришел к осознанию того, что кроме активных членов партии интеллигенция была единственной средой, где могли появиться руководители и образцовые члены будущего великого и совершенного общества. Он считал, что интеллигенция, особенно научные и технические специалисты, были большей ценностью для правительства, чем золотой запас. Интеллектуально развитую интеллигенцию оставалось лишь переделать на социалистический лад.⁴⁵

Как нарком просвещения Луначарский смотрел на эту задачу с двух сторон: убедить коммунистов, что беспартийная интеллигенция может преодолеть свое недоверие к их партии и стать в ряды преданных участников социалистического строительства; побудить интеллигенцию добровольно помочь в освобождении Советской России от оков невежества и безграмотности и установить новое общество, основанное на принципах человеческого братства и совершенствования социальных институтов. Проявляя бескомпромиссную твердость в отношении тех интеллигентов, которые выступали против советского строя, он предоставлял им возможности переосмыслить свои убеждения и рекомендовал обходиться с интеллигенцией уважительно и терпеливо. В 1922 г. он отметил: "Необходимо помнить, что основные директивы партии по отношению к интеллигенции таковы: бдительно и строго следить за возможными проявлениями враждебности отдельными ее членами и выказывать доброжелательность и ласковость с теми интеллигентами, кто помогает нам в этом чрезвычайно тяжелом деле строительства государства".⁴⁶

Прежде всего Луначарский был против принуждения и силы при устранении интеллигенции из административного и управленческого аппарата в комиссариатах по образованию и экономике, а также против того, чтобы интеллигенцию вытолкнули из жизни советского общества. Он убеждал, что партия должна придерживаться принципов умеренности и терпимости и дать интеллигенции время для того, чтобы измениться. Особое внимание уделял Луначарский интеллигентам, занявшим промежуточную позицию между восторженным энтузиазмом и открытой враждебностью к советской власти. В отличие от некоторых коммунистов он не видел опасности в нейтральной или колеблющейся позиции, не разделял убеждения "либо вы с нами, либо вы против нас". Скорее его лозунгом было: "те, кто против буржуазии, с нами". Действительно, для него было важно, что многие представители интеллигенции не проявили преданности определенной политической идеологии или программе. Не ожидая, что интеллигенция сможет быстро подняться на такой же уровень политического сознания и партийности, как пролетариат, Луначарский считал, что и требовать от нее надо меньше, по крайней мере вначале. По его мнению, простого выполнения своих профессиональных обязанностей достаточно, чтобы интеллигенция обеспечила себе достойное место в советском обществе.⁴⁷

Придавая столь значительную роль интеллигенции в создании нового общества, Луначарский продолжал культурные традиции XIX века. Как и многие представители русского общества до него, он призывал интеллигенцию возглавить народ и служить ему, правда, теперь не в области политики, а в культуре, экономике и образовании. Для него Октябрьская революция была народной революцией; если интеллигенция отказывалась служить советской власти, то она отказывалась от своего народа. Луначарский призывал интеллигенцию разделить свои знания и умение с народными массами, уничтожив этим неграмотность и другие признаки отсталости. Он проповедовал то, что можно назвать "интеллигизацией" общества — подъем культурного и образовательного уровня масс до уровня элиты, чтобы первые также были в состоянии оценить и создать подлинную культуру. Совершив это, добавлял он, интеллигенция не только изменит Советскую Россию, но и преобразит ее. Общаясь с крестьянами и рабочими, с теми, кто занят тяжелым физическим трудом, интеллигенция проникнется духом пролетарского коллективизма; и результатом этого будет новый советский гражданин, вобравший в себя лучшие черты интеллигента и рабочего. По мысли Луначарского, все советские граждане, бывшие интеллигенты и рабочие, каждый в отдельности и в коллективе, строя социализм, обретут уверенность в себе и в своих способностях перестроить общество для всеобщего счастья и процветания.

Таким образом, Луначарский не исключал интеллигенцию из советского общества. Более того, он был убежден, что интеллигенция может содействовать становлению коммунизма. Развивая культуру и просвещение, интеллигенция может помочь построить коммунизм в Советской России. Именно интеллигенты — представители культурных традиций; крестьянам и рабочим необходимо выучиться, прежде чем они смогут внести свой собственный уникальный вклад в культуру.

Луначарский был не единственным сторонником социальной гармонии, он был тесно связан с Бухариным и некоторыми другими, увлеченными этой же теорией. Но многие коммунисты не разделяли этих настроений. Они отвергали позицию компромисса, занятую Луначарским, и считали ее некоммунистической. Их волновали дела более практические. Надеясь на служебное повышение, они полагали, что партия задолжала им за поддержку, оказанную революции в октябре 1917 г. и во время гражданской войны в России. Наиболее воинствующие были против гибкой и мягкой линии, которую проводил Луначарский, они видели в ней угрозу для социального выдвижения рабочих и крестьян. Рабочие, атеисты, комсомольцы и радикально настроенные интеллигенты также с трудом воспринимали его мировоззрение в данных экономических и политических условиях. Значительная часть советского общества отвергала призыв Луначарского к примирению в период, который характеризовался ростом классового сознания и социальной напряженности.⁴⁸

Воинствующие коммунисты не хотели идти на соглашение со старой интеллигенцией, что было реакцией на созданную Луначарским картину социальной гармонии и согласия. Они подсознательно чувствовали, что он отводил руководящую роль в преобразованном советском обществе просвещенной элите. Рядовые члены партии подчеркивали роль классового конфликта и социального переворота, что являлось пережитком героических традиций гражданской войны. Такая идеология, основанная на силе, власти и полном уничтожении всего старого мира до того, как будет создано новое общество, утверждала превосходство масс над интеллигенцией при переделке человечества и обуздании природных сил.⁴⁹

При жизни Ленина критики Луначарского лишь косвенно затрагивали его концепцию богостроительства. Ленин уважал преданность Анатолия Васильевича делу социализма и терпимо относился к его интеллектуальной любознательности и экспериментам в области культуры. В своих последних трудах Ленин явно одобрял взгляды Луначарского на коммунистическое общество и нового советского гражданина, разделяя его уверенность в том, что культурный процесс приведет к коммунизму. Ленин не принимал всех идей Луначарского о создании социалистического общества. Но к концу жизни Ленин пришел к пониманию того, что одной лишь политической революции 1917 г. было недостаточно для строительства советского социализма. Культурные преобразования стали и для него конечной целью.⁵⁰

После окончания гражданской войны положение Луначарского в партии постоянно ухудшалось. Его противники все громче выступали с обвинениями за философские отклонения от основной линии и утверждали, что он продолжает быть верным позициям богостроительства. Радикально настроенные интеллигенты и воинствующая партийная масса даже высказывали сомнения в его политической лояльности. Эта кампания росла с усилением власти Сталина, особенно после того, как Луначарский выступил против чистки в рядах беспартийной интеллигенции, начало которой положило Шахтинское дело 1928 года. Луначарский был противником проведения такой чистки частично по практическим соображениям, утверждая, что эти люди незаменимы в период экономической реконструкции и для развития культуры и образования.

Сталин снял Луначарского с поста наркома просвещения в 1929 г., развязав против него кампанию резкой критики, результатом которой был его, полный политический разгром. Сталин недолюбливал Луначарского, отметив еще в 1925 г., что тот был одним из "старых" революционеров, которые уже не играли значительной роли в партии. Хотя Луначарский никак не поддерживал Троцкого, боровшегося со Сталиным за власть после смерти Ленина, и фактически не участвовал в политических распрях внутри партийного руководства, но он отметил в 1923 г., что Троцкий был "вторым крупным лидером русской революции". В то время многие коммунисты могли выступить с такой же оценкой. В 1924 г. Луначарский также предупреждал, что "нельзя заменять Ленина одним политическим лидером". Кроме того в 1928 г. в связи с Шахтинским делом Луначарский критиковал Сталина и его сторонников за их "грубость и бестактность" в отношении беспартийной интеллигенции. Но так как Луначарский был далек от политики, то эти два человека встречались довольно редко.

Луначарский был достаточно проницательным человеком, чтобы почувствовать меняющиеся политические течения и сохранять свое положение главы Наркомпроса, стараясь придерживаться политики Центрального комитета партии, даже отказываясь при этом иногда от своих прежних принципов. Накануне XV съезда партии в октябре 1927 г. он быстро сориентировался и осудил "троцкистскую оппозицию", отвергая всякую связь с ней и убеждая Центральный комитет уничтожить это течение политически.⁵¹

Сталин и его последователи высмеивали представления Луначарского о коммунизме и новом советском гражданине. Они повторяли при этом критические высказывания Ленина в 1909 г., где богостроительство приравнивалось к религиозному мистицизму. Сталин использовал совершенно другую образную символику, в отличие от Луначарского, при описании коммунистического общества и роли партии в Советской России. Решивший войти в историю своими героическими и великими деяниями, подобными тем, что приписывались Ленину, Сталин представил проведение индустриализации и коллективизацию сельского хозяйства как свой личный вклад в советский социализм. Сталин презирал старую интеллигенцию и считал, что пролетариат мог провести индустриализацию и без нее. Он утверждал, что правительство не нуждается в научных и административных знаниях беспартийной интеллигенции; коммунисты, как они это уже сделали в гражданскую войну, могут преодолеть любые препятствия.⁵²

Сталин делал упор на революционную жертвенность и классовую борьбу, что расходилось с призывами Луначарского к социальной гармонии, товариществу и примирению. Предложенная Сталиным фантазия о мощной, индустриально развитой нации, мужественно защищающейся от внутренних и внешних врагов, перспектива работы для тех, кто был лишен гражданских прав при царизме, гораздо больше привлекали рабочих и партийные массы, чем то, о чем мечтал Луначарский — коллективное бессмертие, просвещение и социальное совершенствование путем культурного прогресса. В то время как Сталин и его последователи с успехом искажали утопические мечтания Луначарского, тот в свою очередь был не в силах признать противоречия, недостатки и парадоксы своих грез о социализированном человечестве.

Луначарский постепенно разочаровывается в советской идеологии и политике в период сталинского правления. В конце 1920–х годов он потерял большую часть своей прежней живости и искрометной энергии, частично и из–за ухудшившегося состояния здоровья. Он не слишком симпатизировал герою сталинского типа — погруженному с головой в административную и бюрократическую работу, не имеющего ни времени, ни потребности в интеллектуальных занятиях. Луначарский продолжал свою литературную работу, писал о последних новинках в области европейского и советского искусства и литературы. С 1927 по 1932 г. он был членом советской делегации в Подготовительной комиссии в Женеве перед Европейской конференцией по разоружению, затем работал на самой конференции.

1 февраля 1930 г. он был избран действительным членом Академии наук СССР. Несмотря на всю эту деятельность, у Луначарского не было настоящего контакта со Сталиным, так как "никакие другие два характера не были, или не могли быть более враждебны друг другу и более несовместимы, чем эти два"53. Последним правительственным постом Анатолия Васильевича было его назначение советским послом в Испанию в августе 1933 года. Фактически он был выслан за границу. Он умер 26 декабря 1933 г. в Ментоне, во Франции, на пути в Мадрид.

Луначарский продолжал верить в "марксистский социализм", как он понимал этот термин, до самой смерти. Он оставался последовательным и верным в своих представлениях о новом советском гражданине, даже если был не в состоянии осуществить их практически. Ему не удалось примирить культурную революцию, быстрые темпы индустриализации и классовую войну в деревне с социальной гармонией, счастьем для каждого человека и реализацией творческих сил.