Вклад A. В. Луначарского в строительство Советской системы образования и культуры

Ленинский план культурной революции

В. И. Ленин связывал построение социализма с изменением роли трудящихся масс в историческом процессе — с привлечением их к творческому участию в решении экономических, политических, социальных и культурных вопросов. "Социализм не может ввести меньшинство — партия. Его могут ввести десятки миллионов, когда они научатся это делать сами" [4. Т. 36. С. 53].

Реализация этой ленинской мысли предполагала проведение колоссальной культурно–воспитательной работы с целью подъема сознания и образованности масс на качественно новый уровень.

Выступая 26 ноября 1925 г. в Бетховенском зале Берлинской консерватории с докладом "Культура и искусство в новой России", А. В. Луначарский говорил:

"Политическая победа, победа революции делает народ действительным властелином своей страны и своей судьбы; но недостаточно быть властителем в смысле права на власть, нужно быть хорошим властителем, т. е. нужно правильно использовать эту власть.

Само собой разумеется, что наши массы еще в недостаточной мере обладают такой сознательностью" [121. С. 26].

Поэтому подъем культурного уровня многих миллионов для того, чтобы они быстро научились делать все самостоятельно, стали суверенными хозяевами своей страны и сознательными строителями нового общества, было важнейшей заботой руководства Советской страны.

В. И. Ленин решительно осуждал всякие проявления недооценки роли культуры как фактора социально–экономического развития. Когда страна получила возможность перейти от защиты революции на фронтах гражданской войны к мирному созидательному труду, Ленин выдвинул проблемы культурного строительства на первое место.

"Каким отсталым, каким убогим был бы тот коммунист, — говорил он, — который сейчас не понял бы, что так называемая революционная задача, задача политико–революционная, военно–революционная сейчас гораздо менее значительна, чем задача культуры" [56. Т. 7. С. 526].

Значительность масштабов культурной работы, необходимость которой встала перед страной, подчеркивается тем, что В. И. Ленин назвал ее выполнение культурной революцией. Он разъяснял: культурная революция, дополняя политический и социальный переворот, необходима для того, чтобы наша страна стала "вполне социалистической страной" [4. Т. 45. С. 372].

Сущность культурной революции В. И. Ленин видел в том, чтобы сделать просвещение, науку, искусство, все духовные ценности достоянием широких народных масс, изменить мировоззрение и духовный мир каждого советского человека, превратить каждого члена общества в сознательного и активного строителя социализма. Культурная революция — это не только преобразование всей системы просвещения, науки, искусства, но и изменение общественной психологии, нравственных принципов и эстетических взглядов людей. Таким образом, культурная революция затрагивает все слои населения, пронизывает все сферы общественной жизни.

Ленинский план культурной революции отличался комплексностью рассмотрения всех сторон идеологической работы в их многогранных связях со стоявшими перед страной политическими, социальными и хозяйственными задачами.

Одно из первых мест в разработке и реализации основных положений ленинского плана культурной революции принадлежит А. В. Луначарскому. Благодаря сочетанию в одном лице ученого–исследователя, внесшего выдающийся вклад в развитие философии и эстетики, искусствознания и педагогики, талантливого партийного публициста и пропагандиста, видного государственного деятеля, Луначарский, как никто другой, мог комплексно охватить все вопросы развития советской культуры и воспитания строителей социализма. Важное методологическое значение имеет характеристика культурной революции, данная Луначарским на расширенном заседании коллегии Наркомпроса 3 декабря 1928 г.: он охарактеризовал ее как "колоссальный педагогический процесс", связанный с перевоспитанием широких народных масс, как "воспитательную борьбу", преодоление сопротивления, осознанного или неосознанного, оказываемого враждебными или отсталыми элементами, как процесс классовой борьбы, непосредственно связанный с решением социальных задач революции [см.: 83. С. 462].

Эти положения, основанные на ленинской концепции партийности культуры и искусства и воспитательной функции диктатуры пролетариата, раскрывали тесную связь школьного и внешкольного образования, идейного, нравственного и эстетического воспитания с основными задачами идеологической работы партии, давали точный ориентир при решении вопросов использования культурного наследия прошлых эпох, воспитания советской интеллигенции и формирования социалистической культуры и искусства.

В отличие от теоретиков Пролеткульта, мечтавших сразу создать новую, пролетарскую культуру, Ленин определял культурную революцию как длительный исторический процесс, связанный с перестройкой всей духовной жизни общества. Этот процесс не может быть осуществлен так быстро, как решение задач политических и военных.

"По самому существу дела тут нужен срок более длинный, и надо к этому более длинному сроку приспособиться, рассчитывая свою работу, проявляя наибольшее упорство, настойчивость и систематичность" [4. Т. 44. С. 174–175].

А. В. Луначарский, развивая эту ленинскую мысль, писал:

"Переход собственности из одних рук в другие есть правовой акт, и может быть подписан декретом, но самое перестройка хозяйственных процессов требует длительного и упорного труда.

Еще сложнее вопрос с культурой. Перестройка быта масс, подъем уровня народного образования, пересоздание науки и ее преподавания в полном согласии с идеями и задачами нового класса, создание соответствующего искусства, все это процессы органически медленные" [15. Ед. хр. 66. Л. 15].

Революция дает могучий толчок развитию новой культуры, но перестройка манеры мыслить, чувствовать и жить не может произойти мгновенно.

В первую очередь нужно было вооружить все население страны элементарной грамотностью. "Вам придется свалить неграмотность в России" — этими словами напутствовал В. И. Ленин А. В. Луначарского при назначении его народным комиссаром просвещения [25. С. 22]. Ликвидация неграмотности в стране, где свыше двух третей взрослого населения не умело даже читать и писать, имела исключительно важное значение.

"Когда Владимир Ильич говорил, — писал впоследствии Луначарский, — что наша конечная цель сделать каждую кухарку способной участвовать в политическом руководстве своей страны, то задача эта предполагает огромную степень просвещенности масс, начиная с простой грамотности и кончая марксизмом" [83. С. 219].

Необходимо, говорил В. И. Ленин, к 10–летию Октября ликвидировать неграмотность населения до 35–летнего возраста. Развернулась грандиозная битва за грамотность, в которую были вовлечены все культурные силы страны. Параллельно проводилась перестройка всей системы народного просвещения. Была расширена и реорганизована школьная сеть, увеличено количество учащихся по сравнению с довоенным временем, организована подготовка и переподготовка учителей, широкий размах получило внешкольное образование, обеспечен доступ трудящихся к среднему и высшему образованию. Важным воспитательным фактором явилось создание комсомола и пионерского движения.

Знаменитый полярный исследователь Фритьоф Нансен, посетивший Советскую Россию в начале 1923 г., когда страна еще только начинала подниматься после войны, разрухи и голода, прозорливо увидел возможности нового строя и пророчески предсказывал:

"Русская культура еще не раскрылась полностью. Ее расцвет принадлежит будущему. Я считаю вполне реальным, что придет время — и это случится в недалеком будущем, — когда Россия станет той страной, которая поможет Европе не только материально, но и окажется центром духовного обновления" [44. С. 122].

В последующие годы наряду с упрочением хозяйственного положения страны все больше ускорялось и ее культурное развитие. К десятилетию Советской власти факт небывалого темпа развития культуры в нашей стране признавался уже многими зарубежными наблюдателями. Сбывалось предсказание В. И. Ленина о том, что приобщение широких народных масс к культуре будет способствовать выдвижению все большего количества деятелей, работа которых обеспечит дальнейший подъем советского общества на новые ступени развития.

С наступлением в конце 20–х годов нового этапа социалистического строительства ленинский принцип взаимосвязи экономики и культуры приобрел особенную актуальность. Это нашло свое отражение при обсуждении директив по составлению первого пятилетнего плана развития народного хозяйства. В ходе обсуждения вопросы подготовки кадров и культурного строительства рассматривались в прямой связи с планом индустриализации страны. В выступлениях этого времени Н. К. Крупская подчеркивала роль субъективного фактора в экономическом строительстве:

"Социализм — это создание новых взаимоотношений между людьми, гораздо более глубокого взаимопонимания, растворение личных интересов в интересах целого, громадная организованность, охватывающая все стороны жизни" [51. С. 209].

Программа КПСС, принятая XXII съездом, ориентировала партию на всестороннее развитие личности как на задачу, практически поставленную на повестку дня. Однако вся политика последующих лет отбросила советское общество далеко назад в духовном отношении. В Программе, принятой XXVII съездом КПСС, вновь поставлена задача:

"…в области духовной жизни — дальнейшее упрочение в сознании советских людей социалистической идеологии; полное утверждение моральных принципов социализма, духа коллективизма и товарищеской взаимопомощи; приобщение широких масс населения к достижениям науки, ценностям культуры; формирование всесторонне развитой личности" [7. С. 140].

В перспективе Программой предусматривается подъем культурно–технического уровня рабочих и крестьян до уровня интеллигенции, преодоление существенных различий между умственным и физическим трудом; научное мировоззрение, эмоциональная чуткость и богатый эстетический вкус будут все в большей мере характеризовать духовную культуру всех членов общества.

Духовные ценности — массам

Одним из краеугольных камней социалистической культурной политики является ленинское положение о наследовании пролетариатом всех духовных богатств, накопленных человечеством. Еще задолго до революции, в статье "Аграрный вопрос и критики Маркса" (1901), Ленин, опровергая мысль Ф. О. Герца, будто бы марксистский тезис о ликвидации противоположности между городом и деревней направлен на уничтожение сокровищ культуры, писал, что именно социализм сделает эти сокровища достоянием всего народа (см.: 4. Т. 5. С. 150–151)], а в статье "Л. Н. Толстой" (1910) предсказывал: только социалистический переворот сделает произведения великого художника "действительно достоянием всех" [4. Т. 20. С. 19].

На позиции преемственности культуры и наследования народом всех духовных ценностей человечества всегда стоял и Луначарский. Впервые эта мысль была им высказана в "Основах позитивной эстетики". Он утверждал, что позднейшее поколение, которое будет жить в освобожденном обществе, сможет в полной мере развить свои духовные способности. Это поколение будет объективно наслаждаться и великолепно–чудовищными пагодами индийцев, и подавляюще–тяжеловесными, ярко расцвеченными храмами египтян, и эллинским изяществом, и экстазами готики, и бурной жизнерадостностью Ренессанса. В 1908 г. резкий протест Луначарского вызвало изображение уничтожения народными массами музеев, картинных галерей, книгохранилищ в пьесе Л. Андреева "Царь–Голод".

После Октябрьской революции Советское правительство и революционный народ в труднейших условиях войны, голода и разрухи не только сберегли художественные ценности, но и впервые в истории создали возможности для их нормального функционирования. Наркомпросом была проведена колоссальная работа в области охраны музеев, дворцов, парков, памятников старины, сохранения библиотек, музыкальных инструментов, музыкальных коллективов, театральных традиций и т. д. Причем духовные ценности не консервировались, а приобрели подлинную жизнь, став средством культурного развития народа.

Но в 1919–1920 гг. по вопросу об отношении к классическому наследию возникла острая полемика. Решительно возражая против нигилистического отношения к старой культуре, Луначарский писал в статье "Советское государство и искусство" (1919):

"…нет такого произведения истинного искусства… которое могло бы быть выброшено из человеческой памяти и должно было бы рассматриваться, как запретное для трудового человека, наследника старой культуры… невольно приходишь в негодование, когда замечаешь, что какой–либо не додумавшийся до конца сознательный или бессознательный демагог хочет заслонить это великое наследие от взоров рабочего и крестьянина и убедить его в необходимости обратить глаза только на тот, пока скудный, светоч, который зажжен в области искусства в последние дни" [80. С. 110].

Так же как и В. И. Ленин, Луначарский утверждал, что новая культура может развиваться только на основе использования классического опыта. На этом вопросе он останавливается, в частности, в статье "Еще о Пролеткульте и советской культурной работе" (1919):

"Нет, в тысячу первый раз повторяю, что пролетариат должен быть во всеоружии всечеловеческой образованности, он класс исторический, он должен идти вперед в связи со всем прошлым.

Отбросить науки и искусство прошлого под предлогом их буржуазности так же нелепо, как и отбросить под тем же предлогом машины на заводах или железные дороги" [56. Т. 7. С. 207].

Противоположную точку зрения высказывал П. Керженцев и другие теоретики Пролеткульта, которых поддерживал также Н. Бухарин. Они собирались создать новую — пролетарскую — культуру на обломках старой, буржуазной [см.: 116. С. 17], а Луначарского, считавшего, что строительство новой культуры должно производиться на основах строгой преемственности прошлых достижений, они обвиняли в оппортунизме, эстетизме, проповеди буржуазных взглядов. В последующие годы с тех же позиций критиковали Луначарского лефовцы и напостовцы. Так, журнал "На посту" в первом же номере призывал пролетарскую литературу "окончательно освободиться от влияния прошлого и в области идеологии, и в области формы" и решительно бороться со "Стародумами", к которым были причислены Луначарский и все, кто высоко ценил классическое наследие [см.: 134. С. 49]. Эти неистовые ниспровергатели старой культуры относили к "буржуазным писателям" даже Некрасова и Чернышевского. В ответ на их утверждения, будто бы искусство прошлого чуждо пролетариату, Луначарский писал:

"Я не знаю, присутствовал ли тов. Керженцев на чисто пролетарском чествовании "буржуазного" Герцена. Слыхал ли он те энтузиастические аплодисменты, которыми пролетарская аудитория награждала исполнение Эгмонта "буржуазного" Гете с музыкой "буржуазного" Бетховена в исполнении "буржуазного" Южина. Если он при этом взрыве восторга испытывал ощущение, что пролетариату нужно еще двадцать лет, чтобы понять такие перлы художественности, — то его закоренелых предрассудков уже ничто не в состоянии изменить" [56. Т. 7. С. 225].

Луначарский не уставал разъяснять историческую неграмотность причисления классической культуры к буржуазной или дворянской. Он исходил из ленинской концепции о двух культурах в каждой национальной культуре и доказывал, что все подлинные шедевры искусства прошедших эпох носили, как правило, антифеодальный или антибуржуазный характер.

"Огульная характеристика этих ценностей как буржуазных, — писал он, — есть смешная и невольная уступка буржуазии, которой, таким образом, отдается слишком много чести" [129. С. 130].

Несмотря на то что в резолюции ЦК РКП(б) от 18 июня 1925 г. "О политике партии в области художественной литературы" было недвусмысленно сказано о необходимости "бороться против легкомысленного и пренебрежительного отношения к старому культурному наследству" [10. С. 345], а также несмотря на неоднократные разъяснения Луначарским ошибочности и недопустимости обструкций, устраиваемых левацкими элементами по отношению, в частности, к академическим театрам и другим проявлениям старой культуры, борьба в этой области продолжалась еще ряд лет.

В условиях становления молодой социалистической культуры нигилистическая демагогия представляла большую опасность, и потребовались прямо–таки героические усилия, чтобы сохранить духовные ценности прошлого.

"Хотя крайне левые элементы неоднократно выступали против Народного комиссариата просвещения за его усилия по сохранению наших лучших академических театров, — говорил Луначарский в 1925 г., — мы должны с гордостью заявить, что мы помогли этим театрам продержаться в самые тяжелые времена и что в настоящее время мы имеем в Москве и Ленинграде замечательные оперные и драматические коллективы, сохранившие лучшие традиции нашего театра и полностью готовые воспринять новое содержание и дать ему блестящую интерпретацию" [121. С. 33].

Луначарский был уверен в будущей справедливой оценке затраченных усилий. Когда страна достигнет расцвета своей культуры, партия скажет:

"Как хорошо, что в первые годы после революции мы не наделали слишком много ошибок, что мы не слушали людей, которые отрекались от возможности создания пролетарской культуры, точно так же как не слушали людей, которые нам говорили, что надо разрушать все дореволюционное. Мы, следуя заветам Ильича, избегли ошибок и здесь" [56. Т. З. С. 278].

В проведении такой дальновидной ленинской политики по отношению к духовным ценностям прошлого велика была личная заслуга наркома просвещения.

"Никогда русский театр не забудет, что сделал для него А. В. Луначарский в грозных условиях революции, и многое, что сохранилось благодаря ему и что выросло при нем, будет ему памятником прочнее меди.

Я имею право и основание засвидетельствовать, что слова преувеличения нет в том, что я пишу об этом благородном сберегателе и защитнике театра",

— писал художественный руководитель Малого театра А. И. Южин президенту Академии художественных наук П. С. Когану в связи с пятидесятилетием со дня рождения А. В. Луначарского [56. Т. 3. С. 63].

Политика партии по отношению к художественным ценностям, которую проводил первый нарком просвещения, не сводилась только к их сохранению. Нужно было сделать народ подлинным владельцем этих ценностей, и здесь особенно ярко проявился талант А. В. Луначарского — глубокого исследователя, знатока и популяризатора искусства.

Донесение сокровищ мировой культуры до широких народных масс заняло одно из важнейших мест в культурной политике Советской власти. Революция раскрыла глубокую заинтересованность народа в приобщении к духовным ценностям. Показательно в этом отношении свидетельство Джона Рида, который писал о поразившей его в бурные дни Октября тяге простых людей к знаниям, к печатному слову:

"Жажда просвещения, которую так долго сдерживали, вместе с революцией вырвалась наружу со стихийной силой. За первые шесть месяцев революции из одного Смольного института ежедневно отправлялись во все уголки страны тонны, грузовики, поезда литературы. Россия поглощала печатный материал с такой же ненасытностью, с какой сухой песок впитывает воду. И все это были не сказки, не фальсифицированная история, не разбавленная водой религия, не дешевая, разлагающая макулатура, а общественные и экономические теории, философии, произведения Толстого, Гоголя и Горького…" [118. С.36].

В. И. Ленин предвидел, что разбуженный революцией народ потянется к книге. При назначении Луначарского народным комиссаром просвещения Ленин говорил ему, что с увеличением количества грамотных в стране будет не хватать книг и для устранения книжного голода нужно принять различные меры, увеличивающие подвижность книги: расширить сеть библиотек с большими читальными залами, устроить всякого рода передвижки, использовать почту и т. д. [см.: 83. С. 18].

Эту тягу народа к искусству отмечал и Луначарский.

Еще в "Диалоге об искусстве" (1905) А. В. Луначарский писал: "Никто так быстро не постигает величия истинной науки и истинного искусства, как полуголодная молодежь деревень и городов" [56. Т. 7. С. 127]. И он был счастлив, когда находил подтверждение этому. Его глубоко тронул эпизод в книге Д. А. Фурманова, когда командиры Чапаевской дивизии отказываются от увеличения окладов, но в то же время настаивают на присылке хороших пьес на фронт "в прозе и стихах" [см.: 95. С. 429].

В речи на открытии Петроградских государственных свободных художественно–учебных мастерских 10 октября 1918 г. Луначарский говорил о том, что поднятые революцией массы рабочих и крестьян жаждут ознакомления с накопленными сокровищами культуры, ждут от художников, чтобы они отразили в своих творениях чаяния, переживания, взгляды народа, вооружили самих трудящихся необходимыми знаниями и умениями и вызвали из их среды творцов, которые смогут выразить то, что творится в душе народа.

О том, как нужно искусство народу, и о понимании этого народными массами Луначарский писал и в поздравлении М. Н. Ермоловой в связи с пятидесятилетием ее театральной деятельности, отмечавшимся 2 мая 1920 г.: "…разве не видно уже всем, с какой жадностью потянулись мозолистые руки пролетариев и крестьян к очагу искусств, где горит пламя вдохновения" [54. С. 152].

В докладе "Об итогах культурного строительства Союза Советских Социалистических Республик за 10 лет" на сессии ЦИК СССР нарком просвещения отметил, что энтузиазм масс в области культуры сейчас же после Октября был "даже до некоторой степени неожиданно велик" [88. 17 окт. С. 1]. В периодической печати первых лет революции можно найти множество фактов, подтверждающих громадную тягу народа к искусству и глубокую заинтересованность в нем. Так, журнал "Искусство" за сентябрь 1918 г. в разделе "Хроника" сообщает:

"В субботу, 31 августа, в театре "Тиволи", в Сокольниках, для спектакля исключительно для рабочих была поставлена актерами 1–й Студии Художественного театра "Гибель Надежды".

Член культурно–просветительного отдела Сокольнического Совдепа предложил аудитории, переполнившей театр, дать письменный отзыв о пьесе и исполнении.

Результат оправдал ожидания: было подано до 300 записок" [38. С. 20].

Театр особенно сильно притягивал рабочих и крестьян. Многие артисты отмечали, что новая театральная публика, хотя и позволяет себе сидеть в зале в шапках и курить в рукав, но, в отличие от пресыщенных зрителей прошлого, чутко реагирует на все происходящее на сцене. "Словно вековой голод тяготил их: рабочие в городе, крестьяне в селе, красноармейцы на полях битв — все жаждали театра и организовывали театры", — писал об этом времени Луначарский [см.: 129. С. 252]. В отчете 1920 года он указывал, что только количество учтенных самодеятельных театров достигает 3 000, а неучтенных значительно больше.

Это "пробуждение, стремление масс к культуре" В. И. Ленин назвал самым важным для культурной революции со времени завоевания власти пролетариатом. "Грандиозна задача, стоящая перед Советской властью, — говорил Ленин. — Она должна за годы, за десятилетия загладить культурный долг многих столетий" [5. С. 464]. В разработанной Лениным и принятой на VIII съезде Программе РКП(б) было записано: "Равным образом необходимо открыть и сделать доступными для трудящихся все сокровища искусства, созданные на основе эксплуатации их труда и находившиеся до сих пор в исключительном распоряжении эксплуататоров" [6. Т. 2. С. 83]. Реализацию этого положения Луначарский называл своей первой заботой как народного комиссара по просвещению. В отчете о деятельности Наркомпроса за 1917–1920 гг. он писал: "Наслаждение искусством во всех его видах в царской России было исключительной привилегией господствующих классов. К "народу" проникали только жалкие суррогаты, только убогие крохи его". Отметив, что все виды художественного, музыкального, театрального образования были раньше совершенно недоступны трудящимся, а так называемые народные театры были целиком во власти полицейского произвола, Луначарский считает одной из первоочередных задач, вставших перед Наркомпросом, "сделать искусство доступным для всех, слить его органически с трудящейся массой" [119. С. 8].

Пропаганда духовных ценностей была поставлена очень широко и в самых разнообразных формах. В нее вовлекалось все больше деятелей культуры. Как вспоминает Наталия Ильинична Сац, лозунг "Искусство — трудящимся" воспринимался как естественное дополнение лозунга "Вся власть Советам!". Художественная интеллигенция откликнулась на призыв Луначарского нести искусство в массы. Несмотря на труднейшие условия 1918 г., выдающиеся артисты страны охотно принимали участие в концертах и спектаклях, проводившихся в рабочих районах Москвы и Петрограда. В Сокольниках перед детьми выступает Владимир Дуров со своими животными, в клубах фабрик и заводов танцует Екатерина Гельцер, читает сказки М. М. Блюменталь–Тамарина, поют А. В. Нежданова, Н. А. Обухова… [см.: 120. кн.I. С. 114–115].

Луначарский очень беспокоился о том, чтобы широта размаха эстетической пропаганды не шла за счет снижения критериев при отборе распространяемых произведений и высоты мастерства исполнителей. Во избежание этого он считал необходимым завести в центре несколько образцовых разъездных трупп и концертных ансамблей, ряд хорошо подобранных выставок, дающих ту или иную систему художественных впечатлений. Аналогичные разъездные труппы, ансамбли и комплекты выставок должны быть созданы при каждом губернском политпросвете [см.: 80. С. 112].

Для оказания квалифицированной помощи самодеятельным театрам Луначарский считал необходимым снабдить провинцию оттисками хороших революционных пьес, разослать повсюду опытных, понимающих инструкторов, которые способны поставить театральное дело на местах на должную высоту, организовать подготовку таких инструкторов [см.: 119. С. 82].

Луначарский призывал "окончательно истребить в театре, на концертной эстраде, на выставке все пошлое, являющееся подделкой под искусство или прямой ему противоположностью" [56. Т. 7. С. 246]. В то же время, говорил он, нужно расширять круг культурного воздействия художественных центров на жителей маленьких городов и в особенности на деревни. В сельской местности были созданы тысячи народных домов, о которых Луначарский говорил в докладе делегатам II Конгресса Коминтерна, что они являются "клубом с чайной, библиотекой, местом для митингов, концертов, спектаклей, миниатюрным народным университетом — словом, синтезом духовной жизни села, который мы думаем победоносно противопоставить церкви" [36. С. 85].

Несмотря на колоссальные трудности материального характера, государство сумело организовать в крупных масштабах издательскую работу, чтобы поскорее дать рабочим и крестьянам "томы, написанные когда–то именно для них великими русскими писателями, но до сих пор до них не доходившие" [54. С. 672].

Но донесение искусства до масс не означало только издательскую деятельность, проведение концертов, постановку спектаклей, организацию выставок. Необходимо, говорил Луначарский, искать пути и методы, при помощи которых мы сможем заставить заблестеть перед неопытным оком нового хозяина мира — трудового человека подлинную красоту приобретенных нами сокровищ, а не мишуру, не наглый, бросающийся в глаза блеск. Нужно указывать те корни и нити, которыми данное художественное явление связано со своим временем, и уметь показать, какие нити могут связать данный шедевр с нашим временем. "Именно это называется — помочь освоить известное культурное достояние" [56. Т. 6. С. 79].

Для того чтобы народные массы могли по–настоящему глубоко наслаждаться шедеврами искусства, а затем и сами приобщились к художественному творчеству, следовало дать трудящимся хотя бы основы эстетического образования, которого они полностью были лишены в царской России. В этом направлении Наркомпрос развернул работу, которая не имела перед собой исторических аналогов. Так, в Москве и Петрограде, а затем и в провинции, преимущественно в рабочих районах, была организована сеть бесплатных народных музыкальных школ, призванных дать слушателям общее музыкальное воспитание, а затем и образование. Наряду с этим велась широкая концертная пропаганда шедевров музыкального искусства.

В день первой годовщины Октября в Москве открылся первый на Земле Детский театр. В этом знаменательном культурном событии проявилось внимание партии к эстетическому воспитанию подрастающего поколения.

Самое серьезное значение придавал Луначарский вопросам методики эстетической пропаганды. Он советовал сопровождать спектакли, концерты, экскурсии в музеи лекциями и объяснениями, сам активно участвовал в таких мероприятиях. Особенно полезными он считал организованные посещения спектаклей и концертов с последующим обсуждением, чтобы массы приучались разбираться в историческом, эстетическом, психологическом содержании воспринятого. Нужно научить массы читать книгу и понимать прочитанное. Это задача клубов, кружков, отдельных образованных коммунистов, к которым могли бы обращаться со своими сомнениями читатели. Но главную роль в этом деле должна играть школа. Очень важно также снабжение книг марксистскими предисловиями и примечаниями. В этой части также никем не сделано столько, сколько самим Луначарским.

Колоссальна работа, проведенная Луначарским для популяризации художественных ценностей различных эпох и народов. Его бесчисленные статьи, речи, лекции, посвященные творчеству и отдельным произведениям великих художников, составили целую энциклопедию мировой культуры. Луначарский раскрывал художественные богатства произведений и делал их доступными советским читателям, зрителям, слушателям, давал им марксистское освещение, определял их значение для строительства советской социалистической культуры. Великие произведения искусства, объяснял он, являются для нас, во–первых, волшебным зеркалом своей эпохи, показывающим нам в концентрированных образах человеческую жизнь во всех ее перипетиях. Во–вторых, эти произведения интересны для нас своей немеркнущей человечностью; они дают разнообразное отражение основных черт общечеловеческой судьбы, общечеловеческого характера. "…Мы имеем в русской литературе, музыке, живописи и скульптуре, а тем более в общечеловеческом искусстве, громадную сокровищницу высоких произведений, знакомство с которыми обогащает душу, поднимает настроение, углубляет общественное чувство…" [56. Т. 7. С. 246]. Наша собственная жизнь становится тем богаче, чем больше вмещаем мы в нее великих достижений искусства прошлого. И наконец, в–третьих, они представляют для молодого советского искусства замечательные образцы художественного мастерства.

Луначарский советовал в оценке искусства прошлых времен исходить как из идейных, так и из эстетических критериев. На шедевры классики мы должны смотреть не только с точки зрения истории искусства, но и использовать их красоту и выразительность в нашей воспитательной работе. Поэтому в музейной пропаганде нужно сочетать познание истории человечества в социологическом плане, эстетическое воздействие искусства на чувства зрителей и изучение художественной техники [см.: 85. Т. 2. С. 326].

Знания и духовные наслаждения, которые дает знакомство с сокровищами прошлых культур, Луначарский считал могучим средством формирования личности нового человека. Он видел в истории человечества великий процесс становления Человека и сквозь призмы культур разных эпох прослеживал черты общечеловеческой судьбы. И в своих статьях Луначарский с исключительной силой раскрывал общечеловеческое содержание, преломляющееся в великих творениях художников через конкретно–исторические условия их времени.

Пропагандируя классическое наследие, Луначарский опирался на ленинское положение о том, что выработка коммунистического мировоззрения невозможна без усвоения и критической переработки всей суммы знаний, накопленных человечеством. Это положение, в свою очередь, опирается на мысль Маркса о вечности развития человека и о сохранении и передаче богатства достигнутого развития.

"Человек, — объяснял Луначарский, — отличается от всех остальных животных той ролью, которую играет в нем социально приобретаемый и социально передаваемый опыт. В промежуток пяти тысяч лет человек, как и любое животное, анатомо–физиологически не изменился… Но если сравнить человека в пору его расцвета 5 000 лет назад и сейчас или дикаря и англичанина, то разница получится колоссальнейшая. Эта разница — в знаниях, в могуществе перед природой, которые приобретаются в педагогическом процессе, начиная с усвоения языка, старой цивилизации и т. д. Человеческое общество держит огромный капитал, накопленный веками, — постоянно растущее богатство, и каждое новое поколение пользуется тем высшим этажом, который оно застает… Это создает чрезвычайно интересную и крепкую связь между поколениями. Это как бы исторический поток, в который вступают все новые и новые индивидуумы, но который представляет собой нечто единое, ибо эти индивидуумы через школы, через библиотеки, через всю организацию хозяйства, культуры и т. д. воспринимают старое и творят дальше" [80. С. 55–56].

Конечно, говорил Луначарский, мы вовсе не должны воспринимать ценности прошлого, как птенец принимает пищу от своей матери. Ведь В. И. Ленин обращал наше внимание на то, что духовное наследие нужно усвоить и критически переработать. Владимир Ильич советовал комсомольцам:

"Учись всему, всю буржуазную культуру усвой, а после этого разберись, что тебе ко двору, а что нет. К полученным знаниям прибавляй свой пролетарский инстинкт, прибавляй свою пролетарскую философию, свою марксистскую школу, и они тебе осветят весь материал по–новому" [98. С. 145].

Луначарский неоднократно подчеркивал, что, создавая советскую социалистическую культуру, мы не должны отгораживаться ни от достижений прошлого, ни от современной культуры Запада, используя все ценное в ней и подвергая внимательной критике все вредное для нас и ущербное. При этом Луначарский отличал прогрессивную западную литературу, представляющую непосредственный интерес для советского читателя, от литературы, выражающей буржуазную идеологию, или литературы подчеркнуто аполитичной и даже бессодержательной.

Если в области техники и естественных наук прогресс совершается непрерывно, то в области гуманитарной, и особенно в области искусства, такой закономерности нет. Современное буржуазное искусство хотя и имеет определенные художественные достижения, но в целом по своему уровню, несомненно, ниже искусства прошлого века.

"Самый новый тип комбайнов и пушек Европы и Америки мы будем перенимать, — писал Луначарский в статье "О наследстве классиков" (1930), — но делать из этого вывод, будто мы должны также перенимать у современной буржуазии искусство, почти так же наивно и, я бы сказал, преступно, как делать вывод, что мы должны заимствовать у нее современную ее философию или этику.

Наоборот, искусство высочайших кряжей европейской культуры: античности, Ренессанса, конца XVIII — начала XIX века, а у нас в России наивысшего проявления дворянской и в особенности разночинской культуры — остается еще для нас полным жизни и поучительности" [56. Т. 8. С. 197].

Образцы для подражания и начала развития своего искусства пролетариат должен брать в технике Малого театра, музыке Бетховена, живописи великих мастеров Возрождения, в эллинской скульптуре Пролетариат — подлинный наследник высочайших достижений мировой культуры. Этот ленинский принцип отношения к культурному наследству стал незыблемым принципом нашей партии. И в Программе КПСС записано, что советское искусство "сочетает смелое новаторство в правдивом художественном воспроизведении жизни с использованием и развитием всех прогрессивных традиций отечественной и мировой культуры" [7. С. 169].

Фундамент новой культуры

Основные положения развития народного образования и культуры были сформулированы в Программе партии, принятой на VIII съезде РКП(б). Главное место во всей системе культурного строительства отводилось школе. Школа была призвана не только воспитывать новое поколение в коммунистическом духе, но и распространить влияние коммунистической идеологии на полупролетарские и непролетарские слои трудящихся.

"Никакое разрешение политических задач и хозяйственных не закрепляется, если не проделана большая работа над развитием самосознания наших поколений. Только тогда можно сказать, что победа закреплена, когда новая школа начнет пропитывать новыми началами все фибры существа нового поколения. Кто не завоевал будущее, тот ничего не завоевал… А его мы завоевываем в школе" [98. С. 137].

Проблема строительства новой школы включала в себя три основных аспекта: перестройку всей системы народного просвещения, решение вопросов содержания образования, обеспечение педагогическими кадрами.

Наследство, доставшееся Советской России в области народного просвещения, было невероятно скудным. Школьная сеть, охватывавшая лишь небольшую часть детей, за время войны пришла в полный упадок. Здания обветшали и не ремонтировались, приостановилось издание учебников. В царской России, как и везде за рубежом, не было единой школы, обеспечивающей преемственность образования. Дети из обеспеченных семей могли получать полноценное (с точки зрения интересов господствующих классов) среднее образование и продолжать образование в высших учебных заведениях. Детям трудящихся доступно было лишь элементарное начальное образование, да и его фактически получали далеко не все.

В соответствии с коренным принципом марксистской педагогики Советское государство впервые в мире создало единую школу, в которой каждый ребенок получал возможность одинакового уровня образования, независимо от социального и имущественного положения, национальности и каких–либо иных ограничений.

"Новая власть, чтобы сделать школу действительно доступной, взяла на себя принципиальное обязательство доставлять школьникам завтраки, обувь, одежду, учебники", — рассказывал Луначарский делегатам II конгресса Коминтерна [36. С. 83]. Нужно было значительно расширить школьную сеть. В 1919 г. количество обучающихся в школах второй ступени составляло всего 470 тыс., т. е. немногим более 8% всех детей соответствующего возраста. Отсюда видно, какие усилия требовались для того, чтобы ввести всеобщее семилетнее образование.

Новая школа строилась как трудовая и политехническая.

Программа создания единой трудовой школы впервые была изложена А. В. Луначарским на III Всероссийском съезде Советов в январе 1918 г. и затем развита в "Основных принципах единой трудовой школы" и "Положении о единой трудовой школе РСФСР". Эти документы явились шагом вперед в развитии мировой педагогической науки. В них на основе ленинских мыслей разработаны основные принципы социалистической системы народного образования, намечены пути коренного изменения содержания, организации и методов учебно–воспитательной работы в школе и перестройки всего уклада школьной жизни путем всемерного развития самоуправления учащихся, "Основные принципы…" предусматривали, что обучение должно быть всеобщее, бесплатное, совместное, светское, связанное с жизнью, с практикой социалистического строительства. Был предоставлен широкий простор творческой инициативе учителей и отделов народного образования.¹

"…Мы хотим, — говорил Луначарский, — чтобы наша школа была не только строго научной и трудовой, но чтобы она была эстетичной и развивала уменье в человеке наслаждаться красотами и создавать красоту. Мы хотим, чтобы она довела физическое развитие человека до наибольшей красоты и стройности и чтобы она была гражданскою школою, в которой приучали бы человека к тому, чтобы жить в глубоком согласии с другими людьми, чтобы сочетать свои усилия с усилиями других людей.

Только такая школа может быть подлинно человеческой" [80. С. 35].

Много внимания Луначарский уделял воспитательной стороне народного образования. Он подчеркивал особое значение дошкольного воспитания, считая, что детскую душу легче всего формировать в возрасте до 7 лет. "…В эти годы закладывается в ребенке такой социалистический фундамент, крепче которого вы никогда не построите. Тут нужно выковать душу и так сразу направить ее, чтобы потом ничто не исказило ее" [74. С. 23]. Главное в этот период — воспитать жизнерадостных, любознательных и физически крепких детей.

Луначарский подчеркивал общественное значение воспитания, исходя из того, что школа — важная органическая часть советского общества, играющая активную роль в преобразовании всей жизни на социалистических началах.

При решении всех педагогических проблем — воспитательной работы, вопросов содержания образования, методов обучения, развития общественно–политической активности детей, создания и деятельности детских и юношеских коммунистических организаций и т. п. — руководители Наркомпроса А. В. Луначарский и Н. К. Крупская ориентировались на всестороннее развитие личности учащихся.

Наряду с реформой школы Наркомпросом была развернута сеть разнообразных учреждений и форм внешкольного образования. В 1924 г. насчитывалось 4 000 детских садов, 6000 детских домов, свыше 37 тыс. пунктов ликбеза, 33 тыс. изб–читален. В докладе на XIII Всероссийском съезде Советов Луначарский говорил, что расходы на внешкольное образование, которых не знала царская Россия, — на беспризорных, на стипендии студентам вузов и рабфаков, на политпросвещение и ликвидацию неграмотности, — составляют, округленно, 200 млн. руб. в год, или третью часть всего бюджета народного образования [см.: 83. С. 303].

Установление демократических правил приема в высшие учебные заведения, отмена платы за обучение в них и введение стипендий открыли трудящимся возможность получения высшего образования.

Совершенно новой и никем предварительно не решавшейся даже в теоретическом плане была проблема содержания образования в социалистической школе, которая вызвала необходимость разработки новых учебных планов, новых программ по всем предметам и этапам обучения, а также создания учебников, учебных и методических пособий.

И наконец, нужно было научиться "просвещать так, чтобы все три стороны просвещения — общее образование, начиная с грамоты, техническое образование и политическое просвещение были бы перевиты в одни жгут, превращены были бы в один железный канат единого образования" [83. С. 43]. Но для этого нужны были сами просветители.

В первую очередь следовало привлечь на сторону Советской власти массовое учительство старой школы. Партией проводилась большая работа по привлечению старой интеллигенции к сотрудничеству с трудовым народом, Ленин назвал этот процесс новой формой классовой борьбы пролетариата с буржуазией [см.: 4. Т. 39. С. 262–264]. Смысл ее заключался в том, чтобы вырвать у богатых монополию на знания. Но это невозможно сделать насильственным путем. "Заставить работать из–под палки целый слой нельзя", — говорил Ленин [4. Т. 38. С. 167]. Здесь можно действовать только методами убеждения и воспитания.

Это была борьба не с интеллигенцией, а за нее. В первые месяцы после Октября интеллигенция саботировала все начинания новой власти. Как рассказывал Луначарский в своем докладе берлинской общественности,

"большинство русских ученых принадлежало к либеральному лагерю и твердо верило в то, что Февральская революция и образованная ею республика, в которой громадную роль должны были играть именно интеллигенты, представляет собой естественный шаг вперед для нашей страны. Грандиозное Октябрьское революционное восстание, когда рабочие массы поднялись на уничтожение капитализма, показалось интеллигентам неосуществимым, по крайней мере преждевременным и очень рискованным. К этому присоединилось также то обстоятельство, что обедневшая в войне страна была полностью разорена в течение двух революций, и вследствие этого прискорбно низко опустился жизненный уровень ученых, так же как и условия их научной работы. Все это делало наших ученых более или менее определенными врагами Октябрьской революции. Часть из них покинула родину, а существенная часть оставшихся ворчала и с нетерпением ждала конца досадного эпизода, каким она считала пролетарскую революцию" [121. С. 29].

Правда, Академия наук и профессора высшей школы сразу заявили Луначарскому о своей готовности сотрудничать с новой властью и честно выполняли взятое обязательство, но учителя начальных и средних школ оказались в большинстве своем более консервативными. Потребовалась колоссальная кропотливая, настойчивая работа малочисленной группы педагогов–коммунистов, возглавляемых А. В. Луначарским и Н. К. Крупской, чтобы постепенно, шаг за шагом, втянуть в работу советской школы большую часть старого учительства, научить новым методам работы, вооружить марксистской теорией.

Болью и гневом наполнены пламенные строки обращения "Ко всем учащим", написанного 15 ноября 1917 г., в котором Луначарский упрекал интеллигенцию в отступничестве и предательстве дела народа.

"Неужели вы могли, — говорит Луначарский, — отдавать труд, мысли, жизнь за народ, но только пока вы могли опекать его, и ничего, кроме злобных софизмов, не нашли для пролетариата в страшный час его рискованного и вынужденного первого в России восстания и похода к власти?.. Идите к нему на помощь. Он полон сил, но окружен бедою… Позор тем, кто покидает его" [83. С.517].

Горячие слова Луначарского дошли до сердца многих учителей.

С неменьшей остротой стояла проблема кадров и в других областях умственного труда. В. И. Ленин неоднократно подчеркивал мысль, что пытаться строить социализм руками одних коммунистов просто ребячество. Не могут эту работу выполнить и сами рабочие и крестьяне, не имеющие ни знаний, ни опыта по руководству хозяйством. Нужно привлечь ученых, инженеров, агрономов, хозяйственников, воспитанных буржуазией, пропитанных буржуазными предрассудками, к строительству социалистического хозяйства, к борьбе с темнотой и невежеством. "…Их знания, их опыт и труд нам нужны без них невозможно на деле взять ту культуру, которая создана старыми общественными отношениями и осталась как материальный базис социализма", — говорил В. И. Ленин на заседании ВЦИК 29 апреля 1918 г. [4. Т. 36. С. 263].

В отчете Наркомпроса за 1917–1920 гг. Луначарский назвал главной причиной, мешавшей развитию художественной и культурно–просветительной работы, крайний недостаток даровитых сил, понимающих задачи, стоящие перед искусством Советской России.

"И только за последний период, — писал он, — мы имеем возможность констатировать сдвиг среди работников искусств, который привел к нам ряд видных величин и помог нам поставить дело искусства в Республике на твердые ноги" [119. С. 81].

Как отмечала Н. К. Крупская, завоевание старой интеллигенции было большой повседневной работой, незаметной, но имевшей громадное значение. Здесь наибольшая заслуга принадлежала Луначарскому, который умел увлечь деятелей культуры перспективами советского строительства. К. И. Чуковский приводит в своих воспоминаниях разговор двух старейших академиков — юриста А. Ф. Кони и востоковеда С. Ф. Ольденбурга, — восхищавшихся широтой образованности и компетентностью А. В. Луначарского:

"Анатолию Васильевичу нельзя не удивляться как чуду, ибо по какой–то парадоксальной причине просвещением у нас исстари ведали самые непросвещенные люди, невежество которых было равно их апломбу. И знаменательно, — говорил Ольденбург, — что именно народная власть выдвинула на этот пост человека такой высокой и разносторонней культуры" [131. С. 227–228].

Мысль о единении интеллигенции и народа Луначарский проводил во многих статьях и выступлениях и в своей практической деятельности в качестве наркома просвещения. Эта мысль была главной идеей его пьес "Фауст и город" (1916) и "Освобожденный Дон–Кихот" (1922). Луначарский доказывал, что интеллигенция и народ нужны друг другу. Он видел свою цель в том, чтобы сделать народ интеллигентным, а интеллигенцию народной. Своими талантами и эрудицией Луначарский покорял представителей старой культуры, растапливал лед недоверия, привлекал на сторону Советской власти десятки, сотни, тысячи новых сотрудников. О том, насколько трудна эта работа, Луначарский писал Горькому:

"Этому делу я отдаю всю кровь сердца и весь сок нервов, и с никогда еще не переживавшимся мной напряжением сил, работая по 20 часов в сутки, я мало–помалу, словно прокладывая туннель сквозь гранит, продвигаюсь вперед" [62. С. 52].

Луначарскому нужно было не только преодолеть политическое недоверие интеллигенции к Советской власти, но и идеологически перевоспитывать старых работников культуры, изменять весь строй их мышления, приобщать их к марксизму. В результате этой колоссальной кропотливой работы интеллигенция, деятели культуры и искусства, в соответствии с предвидением В. И. Ленина, были побеждены "морально, а не только политически отсечены от буржуазии" [4. Т. 38. С. 167].

Когда люди, профессией которых была культурная работа, увидели, что рабочий класс ценит культуру и тянется к ней, они изменили свое отношение к Советской власти. Уже на VIII Всероссийской конференции РКП(б) в декабре 1919 г. Ленин мог заявить, что "симпатии не только рабочего класса на стороне Советской власти, по и широких кругов буржуазной интеллигенции" [4. Т. 39. С. 350]. И все же проблема кадров оставалась острейшей, особенно в области просвещения. Старого учительства не хватало, и к тому же оно в большинстве своем не соответствовало новым требованиям. Предстояло воспитать целую армию педагогов, связанных с партией, пропитанных ее духом, способных нести идеи коммунизма в массы.

"Оказалось, что у нас нет учителей, — вспоминала о пережитых трудностях Н. К. Крупская. — Пришлось взять совсем молодых учителей, которые часто не имели никакого опыта, которые часто сами были полудетьми. Один товарищ, который ездил на Нижнюю Волгу два года назад, рассказывал: "Приходишь в школу, сидят ребята. "А где ваш учитель?" — спрашиваешь. "А вон, говорят, на дереве сидит, галочьи гнезда разоряет". Этот маленький факт ярко характеризует все наши трудности, потому что тех кадров у нас, которые внизу по–новому бы работали, которые могли бы изо дня в день повышать качество учебы, таких кадров не было. Их надо было создавать" [49. Т. 6. С. 14].

Советская власть обратила усиленное внимание на расширение педагогического образования. Уже к 1920 г. в стране было 51 высшее педагогическое учебное заведение вместо прежних двух. Средних стало 156 вместо прежних 19. Кроме этого, каждый год устраивалось не менее 300 курсов для учителей.

Расширение сети педагогических учебных заведений в свою очередь сдерживалось отсутствием преподавателей для них. Таким образом, проблемы подготовки новых кадров и использования старой интеллигенции могли быть решены только в их единстве. Именно так ставил эти задачи В. И. Ленин:

"Мы должны управлять с помощью выходцев из того класса, который мы свергли, выходцев, которые пропитаны предрассудками своего класса и которых мы должны переучить. Вместе с этим мы должны вербовать своих управителей из рядов своего класса" [4. Т. 40. С. 253–254].

Но соотношение культурных сил и стоявших перед ними задач было таким несоизмеримым, что преодоление возникавших трудностей казалось почти невероятным. Выступая с отчетом Центрального Комитета партии на VIII съезде РКП(б), В. И. Ленин говорил:

"…никто не поверит тому, что можно было этого достигнуть при таком ничтожном количестве сил. Количество это ничтожно потому, что интеллигентные, образованные, способные политические руководители в России были в небольшом количестве" [4. Т. 38. С. 145].

Потребовалось коренным образом улучшить всю систему высшего образования, значительно увеличить количество выпускаемых специалистов, существенно изменить содержание образования. В перестройке работы высших учебных заведений исключительно важная роль отводилась пролетарскому студенчеству. Нужно было срочно обеспечить путь к вершинам науки выходцам из рабочего класса и трудового крестьянства. Излагая взгляды В. И. Ленина по этому вопросу, А. В. Луначарский писал в статье "Искусство и молодежь", что нельзя ждать, пока маленькие дети, после того как мы образуем для них удовлетворительную школу, вырастут и превратятся в хороших хозяйственников.

"Ждать, пока неграмотный крестьянин и рабочий, получивший только сейчас первый букварь, дорастет до марксизма, также нельзя. Это бы значило стараться капля по капле поднимать уровень целого моря… Какой из этого выход? Один: апеллировать к молодежи" [70. С. 42–43].

Поэтому в партийной программе, принятой на VIII съезде РКП(б), было предусмотрено

"открытие широкого доступа в аудитории высшей школы для всех желающих учиться, и в первую очередь для рабочих; привлечение к преподавательской деятельности в высшей школе всех, могущих там учить; устранение всех и всяческих искусственных преград между свежими научными силами и кафедрой; материальное обеспечение учащихся с целью дать фактическую возможность пролетариям и крестьянам воспользоваться высшей школой" [6. Т. 2. С. 82–83].

В. И. Ленин, обращаясь к комсомолу, поставил перед ним как самую главную, самую важную задачу: учиться. И командующий культурным фронтом А. В. Луначарский повел армию рабоче–крестьянской молодежи на штурм гранитной крепости науки. Это был героический штурм. Сменив винтовку, станок и плуг на книгу, преодолевая голод и холод, молодежь упорно и самоотверженно завоевывала знания. Мешало отсутствие систематической общеобразовательной подготовки, но нужно было спешить, и для облегчения доступа рабочей и крестьянской молодежи к высшему образованию Наркомпросом были созданы рабочие факультеты, которые давали около 30% ежегодного приема студентов в вузы. Луначарский назвал рабфак лестницей, при помощи которой рабочий от станка и крестьянин от плуга смогут после усиленнейших трехлетних занятий пойти в университет и оказаться там достаточно подготовленными студентами [см.: 83. С. 268].

Объясняя необходимость этой экстренной меры, А. В. Луначарский писал, что мировая буржуазия использует все новейшие достижения техники, чтобы напасть и задушить Советскую страну, и если мы не подготовим своих специалистов и не создадим свою технику, мы не сможем устоять в новой войне. И действительно, поход за знаниями рабоче–крестьянской молодежи в 20–30–х годах явился необходимой подготовкой и к выполнению наших пятилеток, и к нашей победе в Великой Отечественной войне. Как большое достижение Советского государства отметил А. В. Луначарский в наброске статьи "Революция и культура" для журнала "Clartés" (1922) то, что "удалось создать новое студенчество, новую действительно глубоко демократичную интеллигенцию" [15. Ед. хр. 66. Л. 123]. А еще через два года в статье "Советская культура за 7 лет" Луначарский с гордостью заявляет:

"В студенчестве мы имеем одну из самых сильных опор Советской власти, одну из самых блестящих ее надежд. Теперь уже недалеко то время, когда наши высшие учебные заведения дадут нам первые выпуски красных специалистов" [15. Ед. хр. 66. Л. 22].

А. В. Луначарский проявлял большую заботу о студенчестве. Он называл пролетарское студенчество "поистине золотой молодежью", поскольку в его ряды выдвигаются лучшие люди из рабочих и крестьян. Перед студенчеством он ставил троякую задачу: во–первых, интенсивнейшая, упорная учеба; во–вторых, общественная активность и сохранение идейных связей со своим классом; в–третьих, забота о своем здоровье и физическом развитии. "Недоучка, хотя бы он был и социально сознательный человек и телесно здоровый, нам не нужен. Знающий и здоровый человек, лишенный коммунистического сознания, может быть нам положительно вреден. Превосходный коммунист и знающий человек, но со скверным здоровьем — инвалид, мало пригодный для жизни" [80. С. 98]. В тяжелейших экономических условиях тех лет нарком делал все возможное для облегчения труда и быта студентов. Как вспоминал на траурном вечере артист М. Ф. Ленин, творческая энергия Луначарского "постоянно была направлена на помощь молодежи, в которой он всегда видел будущую могучую армию работников Советского Союза" [115. С. 74].

Западные "поборники демократии" называли "несправедливым" то, что рабочая и крестьянская молодежь получает преимущества при приеме в вуз. Луначарский на это отвечал: в вузах "количество рабоче–крестьянской молодежи доходит до 70%. Какая же это несправедливость? Ведь рабочие и крестьяне составляют не меньше 90% в стране…" [69. С.33].

Громадный, подвижнический труд относительно небольшой армии коммунистически настроенных просвещенцев и героический штурм высот науки рабоче–крестьянской молодежью позволили совершить невероятное. В считанные годы была создана советская система просвещения, оставившая далеко позади системы образования в государствах с многовековой культурой. Была выращена новая, пролетарская интеллигенция, преданная идеалам коммунизма.

"В короткие сроки сформирована многонациональная народная интеллигенция, внесшая значительный вклад в развитие материального производства, духовной сферы, повышения общеобразовательного и культурного уровня народа" [11. С. 1].

Посетивший Советскую страну в июле 1928 г. американский профессор Джон Дьюи писал:

"Я глубочайше потрясен… На меня произвело самое благоприятное впечатление все то, что сделано в СССР для развития народной культуры. Достижения за 10 лет являются — при огромных препятствиях — мировым чудом" [17]).

Основы социалистического искусства

Задачи формирования духовной культуры советского народа требовали переориентации художественной интеллигенции на создание подлинных эстетических ценностей, способных оказывать благотворное воспитывающее влияние. Таков был основной принцип партийной и государственной политики в области руководства искусством, которую проводил нарком просвещения Луначарский. Осуществление этой политики сталкивалось с целым рядом проблем.

Первой из них было отношение к развлекательному буржуазному искусству, доминировавшему в предреволюционной России. Первоначально Луначарский считал, что нет необходимости принимать какие–либо запретительные меры против пустой и безвкусной художественной роскоши, услаждавшей паразитические слои общества. Лишенные поддержки государства, эти формы культурной жизни "естественно увяли" [см.: 15. Ед. хр. 66. Л. 122]. Однако уже в 1923 г. в докладе "О художественной политике" он вносит в собственные высказывания поправку: "Прежде я обыкновенно говорил: в конце концов дайте каждому зверю жить и каждому зелью расти… ужо потом посмотрим. И вот теперь оказывается, что есть и дурная трава, которую полоть нужно" [56. Т. 7. С. 285]. В условиях новой экономической политики борьба с разлагающим влиянием пошлого искусства обретала уже политическое значение.

Луначарский решительно выступал против всяких попыток отравления сознания масс проявлениями буржуазной идеологии в культурной жизни страны. При всей корректности Луначарского, за которую его часто обвиняли в либерализме, он был резко непримирим по отношению к явлениям, противоречащим идейной линии партии. Вот, например, что он писал в короткой рецензии на спектакль "Великодушный рогоносец", поставленный студией Мейерхольда:

"…я ушел после второго акта с тяжелым чувством, словно мне в душу наплевали… Жаль всю эту сбитую с толку "исканиями" актерскую молодежь. Стыдно за публику, которая гогочет животным смехом над пощечинами, падениями и сальностями. Стыдно за то, что публика гогочет так… на спектакле, поставленном режиссером–коммунистом, расхваленном критиками–коммунистами на наших глазах…

Все это тяжело и стыдно, потому, что это не индивидуальный уклон, а целая, довольно грязная и в то же время грозная, американствующая волна в быту искусства…

Это я считаю своим долгом сказать.

Нарком по просвещению Луначарский" [84. Т.1. С. 800–801].

Как известно, Луначарский высоко ценил талант Мейерхольда и приложил немало усилий к тому, чтобы режиссер преодолел свои формалистические увлечения и наполнил свое искусство глубоким содержанием. В "Заметке по поводу "Рогоносца" он дал этому спектаклю не только эстетическую, но и политическую оценку. Он не случайно назвал спектакль проявлением "американствующей волны" в искусстве, усмотрев в нем отражение стремления нэповской буржуазии закрепиться не только экономически, но и идеологически. Такая тенденция отмечалась и в резолюции ЦК РКП(б) от 18 июня 1925 г. "О политике партии в области художественной литературы" [см.: 10. С. 343], в подготовке которой Луначарский принимал самое непосредственное участие. Как нарком просвещения, он старался пресекать попытки преподносить рабочей аудитории халтуру вместо подлинного искусства, следил за тем, чтобы новый хозяин жизни — трудящийся народ — не был обманут шарлатанами, пытающимися всучить ему вместо полноценного искусства доморощенное упрощенство, выдаваемое за "новую революционную струю". Луначарский решительно изгонял из театра пошлый, гривуазный, бульварный репертуар, призывал драматургов, режиссеров и актеров создать для новой публики "великий театр, театр захватывающих широких идейных проблем и глубоких, глубинных чувств" [56. Т. 3. С. 59].

Сложнее был вопрос об отношении к различным художественным течениям.

В Кратком отчете Наркомпроса за 1917–1920 гг. Луначарский писал, что государство предоставляет полную свободу развития всех течений в области искусства, рассчитывая на связь художников с трудящимися массами, которая явится лучшим регулятором и направит искусство по нужному пути.

"Мы уверены, что новый художник, художник–пролетарий, выросший из наших художественных школ, в нужный момент властной рукой отметет все лишнее, наносное, воспользуется ценным и явит миру невиданное по яркости и выразительности искусство" [119. С. 85].

Он уточняет эту мысль в докладе "Итоги театрального строительства и задачи партии в области театральной политики" на партийном совещании при Агитпропе ЦК ВКП(б) в мае 1927 г.:

"Государство как таковое не может стоять на точке зрения конструктивизма, реализма, натурализма и т. д. На этой точке зрения могут стоять отдельные идеологи; но государство должно прежде всего заботиться о том, чтобы каждая овощь в формальной плоскости, в формальном отношении могла иметь возможность расти" [56. Т. 7. С. 501].

Государственные органы, по мнению Луначарского, не должны своим давлением "искажать естественного роста и естественной борьбы школ, направлений и индивидуальностей в искусстве", но в то же время это не исключает права партии определить свою позицию по этим вопросам и, пользуясь своим авторитетом, проводить определенную культурную политику [см.: 97. С. 3–4]. Да и государство, признавал Луначарский, не может быть полностью нейтральным и в чисто художественных вопросах. Он не раз высказывал ту мысль, что на государственную политку в области искусства не должны влиять личные вкусы и пристрастия того или иного руководителя. Этого принципа он строго придерживался как нарком просвещения. Споры о художественном методе не могут решаться государственной властью, но от общего руководства развитием искусства устраняться ей нельзя. "В области театра, как я всегда настаивал, власть не только должна финансировать и контролировать, но и давать общие указания относительно того, что именно нужно народу от театра", — писал Луначарский в 1919 г. в статье "Революция и кризис театра" [93. № 1. С. 6].

В борьбе течений, проходившей в искусстве 20–х годов, каждая из сторон требовала от наркома просвещения решительных мер против другой стороны. Сам Луначарский никогда ни к какой литературной группировке не принадлежал и по отношению к межгрупповой борьбе придерживался строго объективной партийной позиции. Его возмущала слепая односторонность враждующих партий; которые "не хотят понять, что явилось бы культурным и моральным безобразием, при наличии борьбы нескольких программ — искусственно, бюрократически дать гегемонию одной из них" [56. Т. 7. С. 398]. Не получая поддержки в своих притязаниях на гегемонию, каждая группа обвиняла Луначарского в либерализме и мягкотелости. Но Луначарский лучше других осознавал, что подлинно научные марксистские теории во всех областях культурного строительства еще далеки от полной разработанности, и именно этим, а не мягкостью характера объясняется его терпимость к самым различным взглядам и течениям. Он считал, что на первоначальном этапе выработки марксистских теорий культуры и искусства всякая полемика благотворна и даже самая ошибочная теория, если и не содержит крупицу истины, то может дать толчок в ее направлении, хотя бы в порядке антитезы.

В то же время сама жизнь и развитие искусства требовали выработки более определенных эстетических критериев оценки художественных явлений. В период, когда пролетарская эстетика еще находилась в стадии формирования, было особенно важно защитить ее от буржуазных и мелкобуржуазных влияний. Поэтому, говоря о свободе творчества советского художника, Луначарский приводил слова Ленина о том, то коммунисты "должны вполне планомерно руководить этим процессом и формировать его результаты" [5. С. 461]. "Пролетарский класс не может допустить, чтобы литература росла так, как грибы растут в лесу. Пролетариату, классу новому, поднимающемуся, свойственно садовническое, культивирующее отношение к жизни", — говорил Луначарский в докладе "Этика и эстетика Чернышевского перед судом современности" (1928) [56. Т. 7. С. 572].

Ленинский тезис о том, что искусство принадлежит народу, должно служить народу и быть близким и понятным широким народным массам, и явился тем руководящим эстетическим критерием, который помогал Луначарскому при решении вопросов развития советского искусства. Эта мысль была выражена и в резолюции ЦК РКП(б) от 18 июня 1925 г. "О политике партии в области художественной литературы", где подчеркивалась необходимость, "используя все технические достижения старого мастерства, вырабатывать соответствующую форму, понятную миллионам" [10. С. 347].

В первое десятилетие Советской власти основное место занимала борьба с "левыми" тенденциями в искусстве. Луначарский считал необходимым не отсекать "левых" художников от парода, а поставить их лицом к лицу, дать им почувствовать отрицательное отношение народа к их формалистическим вывертам. Жизнь подтвердила правильность такой тактики: все талантливое в "левом" искусстве преодолело детскую болезнь "левизны" и постепенно перешло на близкие и понятные народу позиции.

Совсем другим было отношение к искусству, враждебному Советской власти по своей идейной направленности. Луначарский утверждал, что искусство — сильнейшее оружие, и, завоевав власть, пролетариат не может оставить это оружие в руках буржуазии. Поэтому нарком просвещения решительно отстаивал право государства на цензурный запрет враждебных произведений. Он ссылается на Ленина в статье "Ленин о культуре", где говорит, как внимательно нужно присматриваться к безобидным, на первый взгляд, художественным явлениям, оказывающимся, при ближайшем рассмотрении, опасным ядом антипролетарской культуры.

"Бдительность нужна тут огромная. Умение чистить не только энергичное, но и тонкое. Мы не должны и не можем быть расточительными, мы должны знать, где гангрены, которые нужно резать и жечь, а где то, что можно лечить, что нужно, скрепя сердце, терпеть, пока не заменишь новым и своим. Мы должны знать, кого поддержать, наставить, вовремя как следует пожурить" [111. С. 22–23].

Именно такую политику формирования советского искусства и старался осуществлять А. В. Луначарский. Конечно, многое здесь было еще неясным, некоторые взгляды в ходе этого формирования изменялись, признавались ошибочными, были отдельные неоправдавшиеся увлечения, но в целом это была правильная партийная политика. Она заключалась в борьбе на два фронта: против проводников буржуазного влияния, с одной стороны, и против сектантских, вульгаризаторских групп — с другой.

Проводя эту борьбу, Луначарский особенно бережно относился ко всем молодым дарованиям, стремясь использовать все свое идейное влияние, чтобы как можно больше талантов влить в русло социалистического искусства.

Если как представитель государственной власти Луначарский считал излишними запретительные меры против художественной продукции, не вполне отвечавшей задачам советского искусства, то тем с большей страстью боролся он за идейность и эстетическое богатство советского искусства в качестве критика–марксиста. Не имеет смысла, говорил он, насильно навязывать революционные идеи и вкусы художникам. Это может привести только к фальсификатам, а первое качество подлинного искусства — искренность художника. Здесь можно действовать только методом убеждения и воспитания, методом критики.

Критике Луначарский отводил исключительно важную роль, считая, что критик–марксист должен быть не только квалифицированным искусствоведом–аналитиком, по одновременно и политиком, социологом и воспитателем, вместе взятыми. Критика, таким образом, становится "интенсивным, энергичным участником процесса становления нового человека и нового быта" [56. Т. 8. С. 8]. От театральной критики, например, Луначарский требовал,

"во–первых, рассмотреть каждый спектакль в общей связи с нынешним культурным строительством; во–вторых, указать все те положительные уроки, которые новая публика может из него вывести; в–третьих, указывая недостатки в выборе пьесы, постановке или деталей исполнения, так же точно подчеркнуть преподаваемый ими урок, сделать из них социальное употребление" [84. Т. I. С. 478].

Он сам давал замечательные примеры такой вдумчивой, воспитывающей критики. Ни одно сколько–нибудь значительное явление в современной ему художественной жизни не оставлено им без внимания. Статьи Луначарского давали освещение всем новым художественным произведениям, оказывали большое воспитательное влияние и на читателей и зрителей, и на самих писателей и художников, являлись школой марксистской критики.

Луначарский призывал также разрушить стену между литературоведением и критикой и требовал, чтобы первое не только объясняло художественные явления социально и генетически, но и помогало в руководстве литературой как политической и воспитательной силой [см.: 56. Т. 2. С. 443]. В этом плане большое позитивное значение имела критика Луначарским вульгарно–социологических концепций В. М. Фриче и В. Ф. Переверзева.

О том, какую роль сыграл сам Луначарский в формировании советского литературоведения, можно судить по тому, что его труды занимают главное место в списках литературы программ по истории литературы Института красной профессуры за 1935 год [см.: 16. Ед. хр. 3. С. 153–176].

Луначарский оказал большое влияние на развитие советского искусства. Это он констатировал и сам, в частности подводя итоги театрального сезона 1925/26 г.:

"Могу сказать, что лично я с самого начала предсказал те пути послереволюционного театра, на которые он сейчас и вступает. Я говорил всегда о том, что театр должен быть идейным, так сказать, художественно информирующим, что в нем должны вновь чрезвычайно ярко проглянуть черты реализма, что театр вновь будет стараться стать живым зеркалом окружающей действительности. Именно в этом смысле я провозглашал лозунг "назад к Островскому". Я могу считать мое предсказание полностью оправдавшимся" [56. Т. 3. С. 306].

Тут же Луначарский намечает дальнейшие рубежи развития советского театра: создание пьес социально–эстетического характера, могущих вызвать настоящее потрясение зрителей; пропаганда со сцены активных жизнестроящих принципов нового общества.

Говоря о развитии советской литературы, Луначарский еще в 1923 г. призывал к "социальному реализму", к изображению человека труда и борьбы за коммунизм.

Резолюция 1932 г. о перестройке литературно–художественных организаций, явившаяся итогом прошедшего 15–летия, знаменовала собой начало нового этапа в развитии советской культуры. Она была направлена против гегемонизма в литературе, рапповской нетерпимости, травли "попутчиков", на консолидацию всех прогрессивных сил и явилась базой для основания Союза советских писателей. Луначарский в это время тяжело болел и не мог принять непосредственное участие в подготовке I съезда советских писателей, но наряду с А. М. Горьким, Н. И. Бухариным и другими деятелями советской культуры внес свой вклад в разработку теории социалистического реализма. В докладе на 2–м пленуме Оргкомитета Союза писателей СССР,² статье "Романтика на советской сцене" и не опубликованной при его жизни статье "О социалистическом реализме" им рассматриваются философско–эстетические проблемы социалистического реализма, в частности проблемы партийности и народности искусства, его место в строительстве нового общества.

Последующая догматизация канонов социалистического реализма, использованная подручными Сталина для расправы с неугодными им литераторами, нанесла громадный вред развитию советской литературы, но это не может опровергнуть сами принципы метода, как и факты создания в этой литературе безусловных художественных ценностей.

С другой стороны, в истории советской литературы было немало достойных произведений, которые не получили доступа к читателю. Сейчас эти произведения вошли в нашу культурную жизнь, но было бы странно требовать от современников Луначарского такой же широты взглядов, какая характерна для наших дней. Кстати, сам Луначарский такой широтой обладал и умел объективно оценивать художественные достоинства даже в идеологически чуждых произведениях. Выступал он и против изоляции советского книжного рынка от "буржуазной" литературы Запада [см.: 37a. С. 83–84].

Нормативность и догматизм были глубоко чужды и характеру, и образу мыслей Луначарского. Социалистический реализм он понимал как широкую платформу, включающую любые стилевые течения и дающую полный простор проявлению творческих индивидуальностей. "Поменьше замыкания в нормы. Поменьше преждевременных правил… Побольше свободного творчества", — говорил он в заключительном слове на пленуме Оргкомитета Союза писателей и выставлял перед художниками единственное требование — содействовать победе социализма [56. Т. 8. С. 521].

Луначарский всегда защищал и проводил в своих работах три основных принципа, вошедших в определение социалистического реализма: правдивость и историческая конкретность изображения действительности, изображение действительности в ее революционном развитии, коммунистическая партийность и идейность. Он неоднократно подчеркивал, что художник "должен быть колоссально правдив", но при этом не имеет права ограничиваться поверхностной правдой факта, а должен глубоко проникать в суть явлений.

"Человек, который не понимает развития, никогда правды не увидит, потому что правда — она не похожа на себя самое, она не сидит на месте, правда летит, правда есть развитие, правда есть конфликт, правда есть борьба, правда — это завтрашний день, и нужно ее видеть именно так…" [56. Т.8. С.497].

Современные противники соцреализма утверждают, будто бы этот метод вменял в обязанность художникам изображать действительность в идеализированном виде, в радостных, мажорных тонах. Однако Луначарский говорил, что до победы коммунистического строя художник не может быть оптимистом, "ибо он видит… зло и борется с ним"; но не должен быть и пессимистом, ибо он знает пути борьбы за то, что он признает благом [см.: 56. Т. 8. С. 615]. Луначарский разъяснял, что социалистический реализм — это метод отражения действительности, основанный на диалектико–материалистическом раскрытии и творческом преобразовании ее. Социалистический реалист

"находит себя в этом развитии, в этой борьбе, он определяет свое классовое положение, свою принадлежность к известному классу или свой путь к этому классу, он определяет себя как активную силу, которая стремится к тому, чтобы процесс шел так, а не иначе…

Подлинно революционный социалистический реалист — человек напряженных эмоций, и это придает его искусству огонь и яркость красок" [56. Т. 8. С. 496].

Эти особенности метода социалистического реализма обусловливают воспитательную силу и действенность его произведений. Вся многолетняя борьба Луначарского за идейное богатство и художественное совершенство советского искусства, за социалистический реализм как соединение высокой идейности и наиболее эффективной формы ее выражения была, в конечном итоге, борьбой за воспитательую силу искусства, за его максимальный вклад в формирование человека нового мира.