Автор предлагаемой книги — и именно этим она и ценна сейчас — не только делает попытку восстановить историческую правду о роли деятельности и идей воспитания и культуры граждан первого наркома просвещения РСФСР, соратника и единомышленника В. И. Ленина — А. В. Луначарского. В книге наглядно показывается трагическая судьба идей, которые начинали претворяться в жизнь в 20–х годах, а в последующие почти шесть десятилетий претерпели страшные деформации.
Есть и еще один аспект — наметившиеся в последнее время тенденции воссоздания многих начинаний послереволюционного периода, подлинного внимания к вопросам воспитания личности. И многое из того, что сейчас декларируется как новое, оказывается, это "хорошо забытое старое".
В. И. Ленин и те его соратники, которым были поручены и теоретическая разработка, и практическое выполнение задачи воспитания граждан нового, социалистического государства, понимали всю титаническую ее сложность. И знаменосцами, первопроходцами здесь были прежде всего Надежда Константиновна Крупская и Анатолий Васильевич Луначарский.
Разве можно забыть те культурные начинания, которые позволили приобщить к литературе, музыке, изобразительному искусству, театру, вовлечь во многие отрасли производства и науки огромную массу рабоче–крестьянской молодежи? Горячие диспуты и дискуссии, будившие мысль и тягу к знаниям, к учебе, невзирая на голод и холод; переполненные залы, жадный интерес ко всем проблемам политики, культуры, религии?
А еженедельные отчеты о деятельности правительства в петроградском цирке, до отказа набитом людьми?
Рабочие факультеты, созданные в 1919 г. для ускоренной подготовки в вузы, атаковались жаждущими попасть в них и "учиться, учиться и учиться", а ночами работать на разгрузке или погрузке вагонов, так как прожить на грошовую стипендию было невозможно…
А концерты симфонической музыки — Бетховена, Моцарта, которые давались в большом зале Адмиралтейства для революционных солдат и матросов? Они слушали их стоя, с винтовкой у ног, куря самокрутки, но слушали! Многие — впервые в жизни!
…27 сентября 1918 г. Луначарский публикует в "Петроградской правде" статью "Народные концерты Государственного оркестра". "Центр тяжести работы" оркестра — "в серии народных концертов", — писал нарком. Эти концерты для рабочих заводов и солдат полков, расквартированных в Петрограде, проходили и в Зимнем дворце, и в других помещениях в различных районах города. 1 Мая 1918 г. "в память павших героев революции" оркестр исполнил в Растреллиевском зале Зимнего дворца реквием Моцарта…
А новый зритель бывших "императорских" театров? Вступительные слова, разъясняющие ему значение классического репертуара?
Народный комиссар по просвещению РСФСР категорически возражал против попыток некоторых художников творить "для народа" так, "чтобы они приседали и сюсюкали, чтобы они воображали, что нужно какое–то полуискусство для "некультурных масс".1
Эти слова — из статьи "Театр и революция" (1920), содержащей множество мыслей и констатации, к сожалению, вполне приложимых и к нашей реалии: о ведущей роли лучших театров старой России "в деле создания нового театра, в деле подъема театральной культуры (и вообще культуры) среди трудящихся масс"; об опасности "халтуры", т. е. продажи "своего искусства в розницу и в самом непрезентабельном, уже выпадающем за пределы подлинного искусства виде…" "Не вина народа, что вместо рыбы ему давали змею и вместо хлеба — камень. Он–то, во всяком случае, алкал и жаждал".2
Приведем и категорическое заявление, некий вызов оппонентам, из этой же статьи:
"Пока я остаюсь народным комиссаром по просвещению, это дело — введения пролетариата во владение всей человеческой культурой — остается первой моей заботой, и от этой задачи меня лично не оттолкнет никакой азбучно примитивный коммунизм".3
Но основа всего — просвещение. И в предлагаемой вниманию читателей книге дан убедительный, документированный анализ созидания новой, советской школы — как теоретического осмысления ее принципов, так и практической работы.
Жизнь подтвердила необходимость этих краеугольных камней в ее основании, их соответствие запросам нашего общества и принципиальную верность. Но почему столь прекрасно разработанная теория не дала полноценных плодов? Да потому, что не была проведена в жизнь из–за бедности, неизбывной бедности государства, и "надзора", контроля за чересчур "либеральным" наркомом просвещения. Бюджет давал на образование вдвое (!) меньше, чем царское правительство: с 1922 г. только около 8%. Остальные расходы в соответствии с постановлением Малого Совнаркома от 9 сентября 1921 г. "О содержании культурно–просветительных учреждений на местные средства" возлагались на местные бюджеты. Вводился полный хозрасчет: плата за обучение, пользование библиотеками и клубами. Постановление это готовила комиссия во главе с заместителем наркома Е. А. Литкенсом, фигурой прямо–таки зловещей для образования и культуры. В июле 1920 г. он был направлен ЦК РКП(б) (Сталин, Молотов) в качестве некоего "комиссара" при Луначарском с правом "вето" на все решения наркома. Именно Литкенс, как представитель ЦК РКП(б), ввел в Наркомпросе термин "аппарат".
В 1921 г. обстановка в Народном комиссариате по просвещению была так накалена, что в сентябре Анатолий Васильевич пишет два письма. 7–го — Ленину, Молотову, Литкенсу, Покровскому, которое оканчивалось словами: "…я полагаю мою совместную работу с Евграфом Александровичем Литкенсом невозможной". Но Политбюро поддержало Литкенса как главное лицо, ведающее административно–организационными вопросами. А Луначарский, считалось, слишком добр и "либерален"! 11 сентября Луначарский обращается с личным письмом к Ленину, прося об отставке, ссылаясь на развал Наркомпроса под фактическим управлением Литкенса. Согласия на отставку Луначарский, конечно, не получил, но вмешиваться в предложения Литкенса не считал возможным, поэтому и постановление о резком уменьшении финансирования школ прошло как бы поверх его головы.
Местные Советы, естественно, стремились всячески сократить расходы на строительство и содержание школ, их оборудование, оплату учителей. И можно ли винить их, живущих в голодных Поволжье, Нечерноземье, на Урале, имевших нищенские бюджеты в малых городах и селах?
А ведь в апреле 1918 г. Р. Роллан записывает в дневнике:
"Советы дают значительные суммы на образование, не меньшие на искусство и литературу… Луначарский, ум и вкус которого хорошо известны, и жена Ленина (кажется, г–жа Крупская), бывшая учительница, превосходный и скромный человек, которая специально занимается народным образованием, сделали в этом отношении много хорошего… Не говорю уже о театрах, которые, как известно, процветают"
(Литературное наследство. Т. 82. С. 463).
Да, так все и было в самые первые годы, до гражданской войны, которая огненным шквалом прошла по стране.
"Владимир Ильич полагал, что культура в самом широком смысле этого слова двояко связана с коммунистической революцией.
Во–первых, она служит ей естественной предпосылкой, — правда, не во времени, а, так сказать, в общей структуре. Во–вторых, она является целью коммунистической революции"4 (курсив мой. — И. Л.).
Это сказано Луначарским в 1926 г. в докладе "Ленин в его отношении к науке и искусству", посвященном годовщине смерти вождя. И это еще одно свидетельство отношения Ленина и его соратников к культуре как "цели коммунистической революции".
Но вот декабрь 1927 г. XV съезд ВКП(б). А. В. Луначарский возвращается из Женевы лишь через десять дней после начала съезда и 14 декабря выступает. Как же отличается это выступление от полных энтузиазма речей первых послереволюционных лет, когда надо было решать концептуальные вопросы и раскрывать возможности нового строя по созданию новой культуры!
В своем последнем выступлении на партийном съезде (на XVI съезде Анатолий Васильевич не выступал, хотя был его делегатом) Луначарский, отмечая интерес партии к "культурной стороне нашего строительства", говорил:
"Мы, работники Наркомпроса, давно указывали на абсолютную неразрывность культурного развития и развития хозяйственного, и с тех пор как провозглашен был лозунг индустриализации, ускорения темпа развития нашего хозяйства… мы стали указывать на опасность отставания культурного развития, которое в какой–то момент могло этот высокий темп задержать общей ли неподготовленностью массы, что подчеркивал много раз Ленин, или недостаточной и несвоевременной доставкой промышленности подходящего достаточно технически образованного персонала, т. е. рабочей силы"
(XV съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б): Стенографический отчет. М.; Л., 1928. С.992. Курсив мой. — И. Л.).
Проблема четко сформулирована: отставание культуры — значит отставание экономики.
Нарком просвещения говорит о "недостатках положения на культурном фронте" и прежде всего о падении "роста наших школ–четырехлеток" как о симптоме в 1927 г. "полной приостановки роста школьной сети на местах". Местный бюджет не мог справиться со школьным строительством; под ударом оказалось и увеличение заработка учителей, принятое "центральной властью". Поэтому школы–четырехлетки приняли только 75% желающих, а школы "второй ступени" — около 80%, что вызывает "крайнее недовольство населения" (там же. С. 994).
Фраза эта очень важна для нас: "население", народ стремился в школы, а государство не повышало расходы на просвещение.
"Трагичным" называет Луначарский и несоответствие между "нашими возможностями и жаждой поступить на рабфак".
"Это совсем не поверхностное явление, это действительно настоящая трагедия. Это трагедия, что часть нашей молодежи, которая не останавливается перед самыми страшными затратами сил, перед риском своей жизнью, не говоря уже о здоровье, идет куда–то за знаниями и не получает их, между тем как при нормальных условиях эта драгоценность, эта человеческая энергия, пока не отшлифованная, неквалифицированная, которая жаждет квалификации, должна была бы быть с величайшей заботливостью введена в соответствующие берега" (там же).
И далее настойчивое разъяснение неразрывности связи просвещения с "хозяйством" в связи с пятилетним планом:
"Важны, велики вопросы о сырье, о топливе, об оборотных средствах, но не менее велик вопрос о человеке, начиная с инженера и кончая сколько–нибудь подготовленным для своих функций рабочим" (там же. С. 994–995).
Так начался открытый драматический конфликт между Наркомпросом с его стремлением готовить квалифицированных, грамотных рабочих для промышленного производства и гражданской деятельности и "хозяйственниками". Косность возобладала.
Примечателен такой штрих в работе съезда, очень важный для понимания истории становления культуры в нашей стране.
Истекает регламент выступления, и А. В. Луначарский обращается к съезду: "Дайте мне еще несколько минут. Я один говорю о культурных вопросах" (там же. С. 996) (курсив мой. — И. Л.).
А через минуту — снова "предупреждение председателя" и реплика делегата от Московской организации Г. С. Мороза: "Дайте о культуре послушать!" Голоса: "Голосуем за культурную революцию. Продлить время. Голосуйте" (там же).
Луначарский говорит о работе вузов, о необходимости высокой подготовки студентов, хотя расходы на образование в СССР в два–три раза ниже, чем в Германии.
И в третий раз просит Луначарский продлить ему время на выступление, и большинство съезда голосует "за".
Горестная констатация оратора: все годы средства на просвещение составляют 1/20 часть (!) от средств на индустриализацию. О "плодах" подобного "просвещения" Анатолий Васильевич говорит совершенно предметно:
"Тов. Микоян говорил здесь, — я вполне ему сочувствую, — что нужно квалифицированных работников труда и промышленности приглашать из–за границы. Правильно, — нужно, и, разумеется, это будет очень полезно. Но мы не можем вступить на этот путь, как на путь всерешающий. В самом деле, не станет советская страна, как древняя Русь, идти к варягам и говорить: земля наша велика и обильна, но порядка в ней нет, приходите в качестве руководителей нашей промышленности. На это, разумеется, мы не пойдем. И здесь нужны действительно значительные затраты" (там же. С. 998).
Анатолий Васильевич оказался чрезмерным оптимистом: "на это" пошли. Все гигантские стройки первой пятилетки помогали сооружать специалисты прежде всего из Германии, начиная с инженеров и кончая рабочими, и на это средств не жалели!
В заключение Луначарский рассказал о двух якобы имевших место беседах с французскими и американскими журналистами. Суть этих "курьезных разговоров" — более чем серьезна.
"Француз" произносит такие слова:"…если вы подниметесь хотя бы приблизительно до уровня нашего народного образования, то кто сможет вам противостоять?" (там же. С. 998).
"Американцу" отведена другая важная для просвещения задача — печать, книги.
"Когда я сказал журналисту, что у нас технических учебников и научно–технических книг в этом году было издано в 10 раз больше, чем в 1913 г., когда я сказал, что в этом году мы в смысле книг (не говоря, конечно, о газетах и журналах) обогнали Соединенные Штаты, то он развел руками и сказал: "А не думаете ли вы, что это также есть своего рода вооружение, которое становится опасным для ваших соседей?" Я на это предложил ему внести предложение в Лигу Наций о том, чтобы разоружить нас в смысле книг и знаний". (Смех.) (там же. С. 999) — фиксирует стенограмма.
"Думая об обороне от наших врагов, о готовящейся борьбе, думая о конкурирующих с нами соседях в области хозяйства, нам нужно твердо помнить, что культура есть весьма эффектное, весьма содержательное, весьма грозное для наших недругов и приветствуемое всеми нашими друзьями вооружение. Оно отнюдь не должно быть забыто в пятилетнем плане" (там же. С. 998–999).
Так закончил свое выступление Анатолий Васильевич — остроумной, но многозначительной шуткой и патетическим финалом: культура необходима, она вооружает страну, повышает ее силу не только внутреннюю, но и международную. На культуре нельзя экономить, она не должна игнорироваться в пятилетних планах.
Был ли услышан и понят горячий призыв наркома? Да, в восьмом разделе резолюции съезда есть пункты, касающиеся "культурной работы": "усилить", "добиться", "принять все меры", "обратить особое внимание". Слова, слова, слова… А именно 1928 год нанес наиболее сильные, разрушающие удары по вузам и ФЗУ, которые приносили ощутимую пользу стране, поднимали культуру народа, готовили кадры для социалистической экономики.
Надвигался "год великого перелома" — 1929–й.
Великие стройки требовали огромного количества рабочих рук, вооруженных киркой и лопатой. Начались раскулачивание, переселения, репрессии… Но "трудового перевоспитания" было недостаточно, нужен был энтузиазм молодежи. И энтузиастам тоже вручали кирки и лопаты… Культура становилась "излишеством", она могла нанести вред, заставляя "новых людей" задуматься, осмысливать происходящее. Рыть котлованы должны были слепо верящие, что именно таково их предназначение.
И все области культуры, призванные воспитывать "нового человека", вслед за образованием и воспитанием начали съеживаться, деформироваться, приспосабливаться к эпохе 30–х годов. И уже бывший начальник Главного политического управления Красной Армии возглавляет Наркомпрос, левацкий лидер — искусство, рапповец — литературу, казарменными зданиями увековечивают эпоху архитекторы, введение всеобщего среднего образования откладывается, "инженеры–практики" трудятся под руководством иностранных специалистов…
1929 год стал началом разрушения советской культуры. Человек, озабоченный только заработком, пропитанием, лишней парой башмаков или новой кофтой, становится рабом тяжелой, горькой, трудной жизни и рад всякой малости, облегчающей или украшающей ее. Думать некогда и не к чему. Все равно ничего не изменится, да и смертельно опасно. А когда после Великой Отечественной войны стало хоть чуть–чуть легче, в массе плохо образованных и некультурных людей возобладал все тот же мещанский дух мелкой наживы, "вещизма", приземленности личного сознания и интересов.
В последние годы дрожжами этого процесса стала масс–культура, та псевдокультура, которая сама идет к человеку, заглушая его природную тягу к прекрасному эрзацами: "развлекательной" музыкой, легковесным чтивом, "легкими" фильмами и спектаклями. Начало возвращаться то, что, как считал Луначарский, было характерно для предреволюционной культуры и с чем покончила революция, давшая "новую публику", которая отвергла притязания "кафешантана и кино" заменить подлинное высокое искусство. Увы, кафешантан возник в виде низкопробной эстрады, а шедевры кино не всегда понимаются слабо подготовленной публикой.
Все это должно быть осмыслено и изучено.
Дело первопроходцев–ленинцев оказалось прерванным, оболганным, и в наше время "новое мышление" должно коснуться образования и воспитания того нового человека, который был "целью коммунистической революции".
Невиданный с начала 20–х годов политический и социальный подъем масс очевиден, и задача деятелей образования и культуры, всех педагогов — воспользоваться им для исполнения своего гражданского долга, для воспитания образованного, культурного, милосердного, терпимого, видящего свое общественное предназначение человека, сливающего свое "я" с широкосоциальным "мы".
Знакомство с книгой Н. М. Севериковой должно помочь узнать и понять, что же такое подлинно новый человек в новом социалистическом обществе.
Сейчас это как никогда актуально!
И. Луначарская
