Председатель Петергофского исполкома Г. Нисский попросил меня пропутешествовать с ним в Петроград, чтобы добыть кое–какие документы. Я с удовольствием согласился.
Когда мы въехали во двор Смольного института, Нисский внезапно остановил машину около проходившего мимо человека в старом, залатанном пиджачке. Остроконечная бородка, чудесная улыбка, спадающее с носа пенсне…
— Здравствуйте, Анатолий Васильевич! Хочу попасть сегодня на вашу лекцию в цирке «Модерн». Принимаете загородных гостей?
— Принимаю, — услышали мы в ответ, — но приходите пораньше, а то там столько народа, что в прошлую лекцию я сам еле сумел пробраться в цирк.
Нисский уловил подозрительный взгляд своего собеседника, брошенный на мои погоны. Я в то время учился в 1‑й Петергофской школе прапорщиков.
— Познакомьтесь, Анатолий Васильевич. Это юнкер–большевик, или, вернее, большевик, угодивший в тиски юнкерской шинели. К тому же он студент. Ваш будущий подчиненный…
Так состоялась моя первая встреча с Луначарским…
* * *
Цирк «Модерн» был в те дни цитаделью большевистской пропаганды. Толпы народа не редели ни на площади вокруг цирка, ни в самом здании цирка. Здесь тогда состоялись четыре лекции А. В. Луначарского о коммунах. Лекции назывались так: «Первобытная коммуна», «Средневековая коммуна», «Парижская коммуна» и «Коммуна грядущих дней». Нам предстояло попасть на лекцию о Парижской коммуне. Мы пришли загодя, но проникнуть в цирк нам удалось с большим трудом. Найти сидячие места никто и не пытался, их просто не было. Люди стояли плечом к плечу, стояли два с половиной часа…
Лекция Анатолия Васильевича вознаградила нас за все неудобства. Аудиторию буквально заворожил яркий ум лектора, его огненный темперамент, изумительное владение словом, меткость, образность и ясность изложения. Все, что говорил Луначарский о Парижской коммуне, перекликалось с сегодняшним днем революции, звало на бой, звало к немедленному овладению властью, прочно, навек. Лекция непрерывно прерывалась аплодисментами. Но особо длительная и бурная овация разразилась тогда, когда оратор огласил в своем переводе «Карманьолу». Анатолия Васильевича заставили повторить песню. Вся аудитория — рабочие и солдаты — с упоением скандировала:
Дело пойдет, пойдет, пойдет.
Всех буржуев — на фонари!
Станцуем «Карманьолу»,
Пусть гремит гром борьбы!
