Публика, и юная, и взрослая, спектакль воспринимала радостно. Пресса не ругала нас за святотатство, а единодушно поддерживала. А. В. Луначарский, побывав на спектакле, написал в книге отзывов, хранящейся теперь в музее ТЮЗа: «„Дон Кихот“ — спектакль очаровательно веселый, стильно–выдержанный и превосходно учитывающий детское восприятье». В разговоре же с нами он дополнил свой отзыв, сказав, что «спектакль отлично угадан, как театрально, так и педагогически».
Когда меня представили Анатолию Васильевичу, первое впечатление было такое: очень большой и очень утомленный человек. Особенно усталыми мне показались глаза за двумя парами стекол, то ли очков, то ли пенсне и очков, которыми по временам он вынужден был пользоваться. Таким усталым он и вошел в зрительный зал. Я же от понятного волнения (такой гость!) спектакля не смотрел, а скитался поблизости, прислушиваясь поочередно то к сцене, то к зрительному залу. Когда я увидел Луначарского в антракте, это был уже другой человек, оживленный, даже веселый, разговорчивый.
Перед вторым актом Брянцев спросил его, не хочет ли он сказать несколько слов ребятам. Луначарский согласился очень охотно, быстро поднялся на сцену и удивительно просто и легко — можно было подумать, что у него специально заготовлено такое выступление — поговорил с притихшим зрительным залом. После «Дон Кихота» он остался еще посмотреть и кукольный спектакль у Евгения Сергеевича Деммени, с театром которого мы тогда жили, в полном смысле слова, под одной крышей.
Оценка спектакля, данная таким авторитетным знатоком искусства, как Луначарский, подбодрила нас «Стало быть, — рассудили мы с Александрой Яковлевной [Бруштейн], — грех наш в вольном обращении с классикой не так уж велик, и педагогический замысел не повис в воздухе». Мы любили нашу первую пьесу.
Лето 1925 года.
